Согрин

Глубина и объем государственного регулирования производства, финансов и распределения означали радикальную перестройку капиталистической системы США и приравнивались многими к третьей Американской революции. Рузвельтовская модель и ее составные части сохранялись, но далеко не в равной степени, на протяжении всей последующей американской истории.

Наименьшее развитие в дальнейшем получило прямое государственное вмешательство в производственный процесс, как и регулирование цен и заработной платы. В годы второй мировой войны правительство США подвергло жесткой регламентации цены и заработную плату в сталелитейной отрасли. В начале 60-х годов правительство Дж.Кеннеди пресекло попытки поднять цены в сталелитейной отрасли и установило потолок "неинфляционного повышения заработной платы" в 3,2% в год. Самая же известная попытка государственного регулирования цен и заработной платы была предпринята правительством Р.Никсона в 1971-1974 гг. с целью ограничить инфляцию на уровне не более 2,5% в год. Однако никсоновская «новая экономическая политика» с треском провалилась: в 1973 г. инфляция повысилась до 8,2%, а в 1974 г. - до 12%, достигнув самого высокого уровня со времени окончания второй мировой войны. После этого правительство США к попыткам прямого регулирования цен и заработной платы не обращалось.

Гораздо более активно, объемно и успешно проводилась государственная политика по "заправке насоса", т.е. расширению покупательной способности по преимуществу нижних слоев населения. После введения в 1938 г. минимального уровня почасовой заработной платы в 25 центов он в последующем повышался 20 раз, а законом 1991 г. был определен в 4,25 долл. Социальные расходы особенно резко выросли в 60-е годы: тогда в рамках объявленной президентом Л.Джонсоном программы "войны с бедностью" была определена официальная черта бедности, и десяткам миллионов американцев, оказавшихся за чертой, стали выплачиваться пособия и выдаваться продовольственные талоны. С 1965 г. были запущены государственные программы финансирования медицинских услуг престарелым (старше 65 лет) и малоимущим американцам. В целом же ежегодные федеральные расходы на «человеческие ресурсы», как они обозначаются в государственном бюджете, или на «соци-альное благосостояние», как их называют некоторые исследователи, увеличились за 60 с лишним лет после введения "нового курса" с 4 млрд. до почти 1 трлн. долл. и составляют в конце ХХ в. 60% государственных расходов (Statistical Abstract of the United States 1996. Wash., 1996, p.332; Vital Statistics on American Politics. Ed. by H.Stanley, R.Niemi. Wash., 1992, p.377.).

После реформ Рузвельта постоянно расширялось государственное регулирование финансовой сферы. Принципиальное значение для ее развития имела деятельность в 50-е годы республиканского правительства Д.Эйзенхауэра, сменившего демократов после их двадцатилетнего пребывания у власти. Поначалу Эйзенхауэр отменил многие меры государственного экономического контроля и даже ликвидировал Реконструктивную финансовую корпорацию. Но уже кризис 1953-1954 гг. возродил государственное регулирование. Как отмечали отечественные американисты Н.В.Сивачев и Е.Ф.Язьков, "еще более активно были пущены в ход все три основных элемента банковской (денежной) политики: понижение обязательного уровня резервов в банках Федеральной резервной системы с целью поощрения выхода денежных средств на рынок, сокращение учетной ставки для облегчения доступа к кредиту, наконец, открытые рыночные операции с выбрасыванием правительством на рынок своих валютных запасов во имя активизации деловой жизни" (Сивачев Н.В., Язьков Е.Ф. Новейшая история США. М., 1980, c.209.). Кроме того, Эйзенхауэр применил в качестве антикризисных мер сокращение налогов на корпорации и личные доходы. Эти меры в последующем заняли прочное место в арсенале мер по антикризисному регулированию и стимулированию экономического роста.

Деятельность Эйзенхауэра важна и тем, что она заложила основу консенсуса и преемственности в понимании и использовании Республиканской и Демократической партиями основополагающих современных мер государственного социально-экономического регулирования. Вместе с тем она выявила и различия между ними в выборе стратегии и тех или иных методов подобного регулирования. Демократические правительства в целом сохраняют приверженность "экономике спроса", что означает особое внимание к мерам, направленным на расширение покупательной способности основной массы американцев. Правительства же республиканцев отдают приоритет мерам, направленным на развитие "экономики предложения", означающей стимулирование конкурентоспособных и производственных возможностей американского капитализма.

Концепция «экономики предложения» получила законченный вид в 70-80-е годы в связи с выходом на политическую арену неоконсерватизма. Свободный рынок и свободная конкуренция объявлялись им как самое надежное средство обеспечения экономического роста, воспроизводства и распределения рабочей силы, а государственному регулированию вменялось в обязанность обеспечивать благоприятные возможности этой конкуренции, в первую очередь, если воспользоваться определением одного из неоконсерваторов, «создавать и расширять рынки» (Kristol I. Two Cheers for American Capitalism. N.Y., 1978, pp.30, 56-57, 125.). Наиболее полное практическое воплощение концепция «экономики предложения» получила в деятельности президента США Р.Рейгана (1981-1989). Существенное снижение налогов на бизнес способствовало его оживлению, созданию миллионов новых рабочих мест, смягчению безработицы. Улучшились показатели американской промышленности на мировом рынке. Следуя монетаристской концепции, его правительство сократило "впрыскивание" денег в обращение, что имело непосредственное отношение к резкому снижению инфляции (с 18% накануне прихода Рейгана к власти до 3,5-4% в годы его президентства).

Концепции "экономики спроса" и "экономики предложения" при их кажущейся несовместимости представляли на деле две взаимодополняющие стратегии государственного воздействия на экономику. Стратегия "экономики предложения" выступала как орудие экономического роста, сопровождаемого углублением социального неравенства, а стратегия "экономики спроса" зарекомендовала себя как средство перераспределения национального дохода в целях расширения покупательной способности основной массы населения. Оборотной стороной стратегии "экономики спроса" являлось углубление бюд-жетного дефицита и снижение возможностей частнокапиталистического накопления, в результате чего ей в определенный момент вновь предпочиталась "экономика предложения".

Поддержание и развитие конкурентоспособности американской экономики и особенно поддержка тех отраслей, которые обеспечивают ведущую позицию и прибыли на мировом рынке, составляли приоритет всех современных американских правительств, независимо от партийной принадлежности. В выработке соответствующей этим задачам страгегии США многие исследователи выделяют особо 60-е годы, которые, по определению В.Г.Клинова, "вошли в американскую историю как классический период целенаправленных и скоординированных действий государства, частного сектора и творческой мысли ведущих экономистов, пришедших на работу в администрацию Дж.Кеннеди-Л.Джонсона, по стимулированию экономического роста" (Клинов В.Г. Экономический рост США: ретроспектива и перспектива. - «США - ЭПИ», 1998, №7, c.4.).

Именно в этот период Соединенные Штаты добились превосходства над другими индустриальными странами в стратегических направлениях научно-технической революции, прежде всего в создании и применении электронно-вычислительных машин. Так, в 1959 г. в США действовало 2034 ЭВМ, а в 1969 г. - около 56 тыс. В странах Западной Европы и Японии, вместе взятых, в 1969 г. функционировало только 24 тыс. ЭВМ. В 1969 г. США затратили на производство ЭВМ в 2,5 раза больше средств (4,2 млрд. долл.), чем все вместе Япония, ФРГ, Франция и Англия. 30 лет спустя превосходство американцев над главными конкурентами в важнейшей отрасли электронно-информа-ционной эпохи еще более упрочилось (В 1997 г. США произвели 16 из 20 самых быстрых в мире ЭВМ, а Япония - 4.) В 80-90-е годы на США пришлось 40% всех мировых инвестиций в компьютеризацию, и в конце ХХ в. компьютеров в этой стране на одного занятого было в 6 раз больше, чем в Западной Европе или Японии.

Государственная экономическая политика повлияла на изменение характера циклического развития капиталистического производства: со времен Ф.Рузвельта падение производства ни разу (за исключением двух послевоенных 1945 и 947 гг.) не превышало одного года, а в количественном выражении (за исключением опять-таки послевоенного 1946 г.) было мизерным. Ниже приводятся все спады производства в США после 1934 г. (см. таблицу).

Таблица

1938	1945	1946	1947	1954	1958	1970	1974	1975	1980	1982
4,5%	1,9%	19%	2,8%	1,3%	0,8%	0,3%	0,5%	1,3%	0,2%	2,5%

При этом спады производства в текущем долларовом исчислении, а не в условно неизменных долларах имели место только три раза (Vital Statistics on American Politics, pp.410-411.). Темпы экономического роста в каждое из десятилетий новейшей истории намного превыша-ли эти спады, и за 60 лет со времен Рузвельта ВВП в стране увеличился почти в 9 раз. Правда, вплоть до 90-х годов США по темпам экономического прироста несколько уступали другим индустриально развитым странам, но в конце века они вышли на первое место в мире и по этому показателю.

В 80-е и особенно в 90-е годы Соединенным Штатам удалось преодолеть некоторые негативные экономические тенденции предшествующих десятилетий, дававших основание многим экономистам и политикам утверждать, что отставание США в темпах экономического роста от других развитых стран, прежде всего Японии, в конечном счете приведет к потере их ведущих позиций в мире. В ходе экономической реструктуризации 80-90-х годов в США было закрыто много неконкурентоспособных производств и дан мощный толчок развитию высокотехнологических отраслей. О масштабах реструктуризации говорят такие цифры: было ликвидировано 48 млн. старых рабочих мест и создано 73 млн. новых (Парканский А.Б. Экономические позиции США в многополярном мире на пороге XXI в. - «США - ЭПИ», 1998, № 9, c.6.).

Начиная с "нового курса" одной из самых острых американских проблем - оборотной стороной усиления социально-экономической активности государства - являлись бюджетный дефицит и государственный долг. В 30-90-е годы государственный бюджет редко бывал бездефицитным (за исключением 1947-1949, 1956-1957, 1960, 1969 гг.). В сравнении с рузвельтовскими временами дефицит к 90-м годам вырос в десятки раз, приблизившись к 300 млрд. долл. Соответственно возрастал и государственный долг, превысивший к середине 90-х годов 4,7 трлн. долл. С 1986 г. государственный долг ни разу не опускался ниже 40% ВВП (Statistical Abstract of the United States 1996, p.337; Spitzer R. President and Congress. Executive Hegemony and the Crossroads of American Government. Philadelphia, 1993, pp.112-113.). Многие специалисты и рядовые американцы видели в нараставшем государственном долге угрозу национальной катастрофы, другие уповали на то, что все не так страшно, пока экономика динамично развивается, а государство стабильно собирает налоги и успешно обслуживает государственный долг. Но в целом в руководстве страны возобладало мнение, что уменьшение долга и сокращение дефицита должно стать одним из главных приоритетов национальной политики.

Возможности успешной борьбы с тем и другим возросли после окончания холодной войны. В годы первого президентства Б.Клинтона (1993-1997) бюджетный дефицит был уменьшен в 2,5 раза - с 290 до 117 млрд. долл. В 1997 г. он уменьшился до 40 млрд. долл., или до 0,4% ВВП. Тогда же был принят пятилетний план ликвидации бюджетного дефицита и приняты соответствующие законы (Богачева О. США: шестой год стабильного экономического подъема. - «Мировая экономика и международные отношения», 1998, № 8, c. 66.). Это не означало отмены основных направлений социально-экономической политики государства. Изменения касались их соотношения и конкретного наполнения. На это указывал президент Клинтон, будучи одним из главных инициаторов плана ликвидации бюджетного дефицита (Clinton W. Between Hope and History. Meeting America's Challenge for the 21st Century. N.Y., 1996, p. 25.).

* * *

Каковы были социальные последствия обновления американского капитализма, как преобразовалась его социальная структура и социальная динамика? В этом вопросе существуют две основные оценки - условно говоря, оптимистическая и пессимистическая. Первая включает следующие основные положения: в новейший период в США не только сохранились, но и расширились возможности как горизонтальной, так и вертикальной социальной мобильности, а взаимообмен между классами происходил более активно, чем раньше; наиболее динамично развивался средний класс, составивший уже две трети общества; резко улучшил свое положение и нижний класс, а помогло ему в этом «государство всеобщего благоденствия». Пессимистическая оценка состоит в том, что качественных изменений в распределении национального богатства и в классовой структуре не произошло и что основополагающим остается разделение на верхний финансово-предпринимательский класс и работников наемного труда (социальный облик последних менялся, но место в системе собственнических и производственно-распределительных отношений оставалось неизменным).

На мой взгляд, хорошо известная дихотомия «буржуазия - пролетариат» в применении к социальным реалиям новейшей истории США выглядит малоубедительной. Причем, чем дальше от 30-х годов и ближе к современности, тем она предстает все более искусственной. Это не означает, что буржуазия и рабочий класс вообще исчезли. Они сохраняются, но их социальные характеристики претерпели столь существенные изменения, что традиционные оценки выглядят устаревшими. Взять, например, рабочий класс. Здесь эволюция, особенно с 50-х годов под воздействием научно-технической революции, заключалась в превращении «синеворотничкового» пролетариата в «беловоротничковый» со всеми вытекающими из этого радикальными изменениями в качестве жизни, социальной психологии, политической культуре и поведении. «Белые воротнички» усваивали образ жизни, потребительскую культуру, мировидение среднего класса, да и сами себя причисляли к нему. В связи с этим трансформировалось и содержание того, что понимают под средним классом. Традиционно в средний класс включали собственников, т.е. классических буржуа, а также благополучных представителей свободных профессий. Но в новейший период истории, особенно же во второй половине ХХ в., в него вошла и огромная часть лиц наемного труда. Главным критерием для размещения тех или иных индивидов в среднем классе является уже не место в системе отношений собственности, а величина получаемого дохода, профессия, качество и образ жизни, мировидение и социальная психология.

С учетом вышесказанного наиболее предпочтительной универсальной схемой социальной дифференциации в США с 50-х годов (для 30-40-х годов должны быть сделаны важные оговорки и исключения) представляется деление на верхний, средний и нижний классы. Эта схема широко принята и среди американских ученых. Но оперировать только ею при анализе социально-экономической дифференциации в США недостаточно, а порой и весьма затруднительно. Например, американская статистика, фиксирующая различие доходов разных слоев, разделяет население не на три названных класса, а на экономические квинты - пять равных, по 20% населения, частей. Эти квинты могут быть соотнесены с тремя социальными классами следующим образом. В новейшее время нижний класс вбирал в себя самую бедную пятую и часть четвертой экономической квинты; средний - верхнюю часть четвертой, полностью третью и вторую квинты, а также нижнюю половину первой квинты; верхний -вмещал самую богатую половину первой квинты. В конце ХХ в. к верхнему классу относились семьи, чей годовой доход превышал 100 тыс. долл. (10% населения), к среднему - семьи с годовым доходом от 25 до 100 тыс. долл. (60% населения) и к нижнему классу - те, чьи доходы были ниже 25 тыс. долл. (30% населения).

Анализ статистических данных и исследовательской литературы позволяет сделать следующие обобщения относительно экономического положения разных классов. В период с 30-х годов и до наших дней улучшилось, но в неравной степени материальное положение всех трех социальных классов. Изменение благосостояния трех классов происходило неравномерно: в 1930-1970 гг. в целом несколько быстрее возрастал относительный вес благосостояния среднего и нижнего классов, а в 1980-1990 гг. ускоренными темпами обогащался верхний класс. К концу ХХ в. удельный вес материальных благ, достававшихся каждому из трех классов и каждой из экономических квинт был примерно таким же, как и в середине ХХ в. То есть конфигурация американской социально-классовой пирамиды при всем том, что улучшилось благосостояние каждого класса, не изменилась.

Проиллюстрирую эти положения. Согласно статистическим данным, среднегодовой доход американской семьи вырос с середины ХХ в. до второй половины 90-х годов (в неизменных долларах) примерно в 2 раза. При этом более 90% прироста пришлось на период с 1950 по 1970 г., а за последующую четверть века прирост составил по одним оценкам менее 10%, а по другим - даже менее 5% (Vital Statistics on American Politics, pp. 373-374; Statistical Abstract of the United States, 1996, p. 461.). С 1935 г. до конца 50-х годов реальный годовой доход самой нижней экономической квинты увеличился в 2 раза, четвертой и третьей - в 2,15, второй - в 1,9, а самой богатой первой - в 1,5 раза (Рассчитано по: Statistical Abstract of the United States 1960, p.319.). В 1952-1972 гг. удельный вес нижней экономической квинты в совокупном национальном доходе увеличился с 8,1 до 11,7%, а верхней квинты - снизился с 36,7 до 32,8% (Puth R. Op. сit., p.606.). Реальная заработная плата американских рабочих с 1945 по 1970 г. выросла наполовину, при этом рабочая неделя сократилась на одну десятую (Encyclopedia of American Social History, vols. 1-3. N.Y., 1993, vol. 1, p.479.).

Разрыв в материальном положении между тремя социальными классами, как и между пятью экономическими квинтами, сужавшийся в 30-70-е годы, стал возрастать, причем резко, в 80-е годы. В 90-е годы эта тенденция сохранилась. Ее оформление связано непосредственно с социально-экономическими мероприятиями администрации Р.Рейгана, которая, следуя принципам «эко-номики предложения», резко сократила налогообложение предпринимательского класса и одновременно урезала программы помощи нижнему классу. Обозначенная тенденция несколько ослабла, но не исчезла в период президентства демократа Б.Клинтона.

Соотношение долей пяти экономических квинт в национальном доходе в 1980 г. и середине 90-х годов иллюстрируют следующие цифры: нижняя пятая квинта имела соответственно 5,1 и 4,2%; четвертая - 11,6 и 10,0%; третья - 17,5 и 15,7%; вторая - 24,3 и 23,3%; первая квинта - 41,6 и 47%. Наконец, доля самых богатых 5% американцев увеличилась с 15,6 до 20,1% (Statistical Abstract of the United States 1996, p.467.).

Приведу, наконец, цифры, характеризующие доли экономических квинт на протяжении последнего полувека, вместившего периоды как сокращения, так и увеличения разрыва в их положении. Доля нижней квинты в 1947 г. составляла 4%, а в середине 90-х годов - 4,2%; четвертой - в обоих случаях 10%; третьей - 16 и 15,7%; второй квинты - 22 и 23,3%. Верхняя квинта как в 1947 г., так и спустя полвека получала свыше 47%. Отмечу, наконец, что что совокупный доход верхних 10% американцев на протяжении этих 50 лет вбирал в среднем 30% национального дохода, а нижних 10% - только 1% (Statistical Abstract of the United States 1960, p. 318; 1970, p.323; 1996, p.467; «The New York Times», 30.09.1997.).Таким образом, соотношение доходов верхних и нижних 10% общества, которое в глазах многих специалистов есть объективное мерило социального неравенства, в США равно 30 и является одним из самых высоких в мире.

Тем не менее, среди обществоведов и политиков США, как и среди простых американцев, распространено мнение, что эти социальные контрасты не могут умалить позитивной оценки экономического благополучия граждан Соединенных Штатов в целом, поскольку даже бедные американцы по своим жизненным стандартам превосходят не только нижний класс, но и представителей среднего класса большинства других стран. Существует и другое мнение, которое представляется мне более справедливым: при оценке положения нижних социальных слоев в США необходимо сравнивать его не с положением социальных классов в слаборазвитых и развивающихся странах, а с положением аналогичных социальных групп в других высокоразвитых странах, а также исходить из жизненных стандартов, принятых в самих США, как и из возможностей решения проблем бедности, имеющихся у этой самой богатой страны мира.

Цифры свидетельствуют, что процент бедных в США существенно - в 2-3 раза - выше, чем в других развитых странах (в конце ХХ в. он составлял в США не менее 14%, Канаде - 7, Австралии - 6,7, Швеции - 4,3, Германии - 2,8, Нидерландах - 3,4, Франции - 4,5, в Великобритании - 5,2%) (Smeeding T. Why the U.S. Antipoverty System Does not Work Very Well. - «Challenge», January - February 1992, p.31.). Официальная статистика, правда, свидетельствует о позитивной динамике в сокращении бедности начиная с введения джонсоновской программы «войны с бедностью»: в 1960 г. доля бедняков в США равнялась 22,2%, а в 90-е годы - 14%. Но с другой стороны, численность бедняков не сократилась: и в 60-е, и в 90-е годы она составила около 40 млн. человек (Statistical Abstract of the United States 1996, p.472.).

Во всех развитых странах достижение минимальных жизненных стандартов во второй половине ХХ в. стало вменяться в обязанность государству. В США, где социальное обеспечение граждан также признано важным приоритетом общества, упор делается на то, что ответственность за это должна разделяться между частными компаниями, проявляющими заботу только о своих работниках, и государством, которое поддерживает нуждающихся в целом. При этом стандарты, отвечающие требованиям высокоразвитого общества, должны утверждаться по преимуществу частными компаниями. Что касается системы государственного социального обеспечения, то она разделяется на две неравнозначные программы. Первая - государственное социальное страхование, включающее пенсии по старости, медицинскую помощь престарелым, пособия по безработице - забирает львиную долю социальных расходов государства и приближается к западным стандартам (например, размер пенсий по старости составляет от 50 до 80% предпенсионного дохода). Вторая программа - социальное вспомоществование нуждающимся, независимо от возраста - является, по мнению многих специалистов, пасынком государственного бюджета и серьезно уступает стандартам современного развитого общества. И в целом в системе социального обеспечения США отсутствуют некоторые важные компоненты, ставшие неотъемлемым атрибутом социального государства в других странах Запада. Так, например, в Соединенных Штатах до сих пор отсутствует государственная система всеобщего медицинского страхования, в результате чего 40 млн. американцев, не способных приобрести страховки у частных компаний, остаются практически без медицинской помощи. Попытка ввести такую систему дважды (в 40-е и 90-е годы) предпринималась правительствами демократов, но оба раза терпела крах.

При всем том, что американская социально-экономическая пирамида во второй половине ХХ в. не поменяла своей конфигурации, границы между классами не сузились, а социальные контрасты не исчезли, реальный классовый конфликт в этой стране развивался по нисходящей линии. Основная причина этого, на мой взгляд, заключается в том, что главный выразитель и носитель этого конфликта предшествующих эпох - белый рабочий класс США - трансформировался из «синеворотничкового» в «беловоротничковый», интегрировался в средний класс и оброс его конформистско-потребительским мировоззрением. 30-40-е годы стали последним периодом крупного подъема массового рабочего движения, радикальных выступлений профсоюзов, в которых заметную роль играли социалисты и коммунисты. Но с 50-х годов радикальные тенденции в рабочем движении сходят на нет. Резко падает роль коммунистов и социалистов, а с конца 50-х годов о их реальном влиянии вообще не приходится говорить. Некоторая активизация профсоюзного движения в 60-е годы не отменила общей тенденции: конфликт рабочего класса и капитала приобретал все более латентный характер. Резко упала сама численность профсоюзов: в 30-50-е годы они вбирали в себя от 30 до 35% рабочих, в 80-е - уже только 20%, а в во второй половине 90-х - менее 15% (Ibid., p.436.).

С 50-х годов социальная напряженность в США во все большей мере стала создаваться не классовыми, а расово-этническими конфликтами. Выйдя на первый план в 50-60-е годы, они приобретали все большую остроту. Несколько стихнув в последующем, они тем не менее сохранили реальное значение. Главным при этом был неизменно конфликт черной и белой рас.

Система расовой сегрегации, восторжествовавшая в конце XIX - начале ХХ в., осталась нетронутой в президентство Рузвельта. Только в 50-е годы она дала трещину, и неграм стали возвращать права, которые были вписаны в федеральную конституцию еще в 60-70-е годы прошлого столетия в ходе Гражданской войны и Реконструкции. Эти права возвращались не автоматически: черным американцам и вставшим на их сторону белым согражданам для их реализации потребовались два десятилетия упорной борьбы, напомнившей многим эпоху Реконструкции. (Некоторые американские историки прямо называют период с 1950 по 1960 г. второй американской Реконструкцией). В дополнение к законам 50-х, положившим конец сегрегации в системе образования и других сферах, законы 60-х годов запретили дискриминацию чернокожих при найме на работу, приобретении и найме жилья, отменили всевозможные ограничения их избирательных прав. Некоторые антидискриминационные акты - и это поощрялось властями - стали толковаться в том духе, что черным американцам, в случае наличия у них равных с белыми претендентами данных, должно отдаваться предпочтение при поступлении в университеты, при найме на работу в государственные учреждения, а также на предприятия, выполняющие заказы правительства. В 1968 г. лидер черных американцев Мартин Лютер Кинг заплатил жизнью за успех своей расы в обретении гражданских прав, но его мечта о полнокровной интеграции чернокожих в американское общество, как будто бы, стала воплощаться в жизнь. Открылась перспектива, которая показалась бы абсолютно невероятной даже освободителю негров А.Линкольну: американский "плавильный котел" начал смешивать в единую нацию белых и черных!

70-90-е годы только закрепили эту тенденцию. Авторитетные опросы общественного мнения свидетельствовали, что в отношении белых американцев к чернокожим произошел радикальный сдвиг, и расизм вот-вот испустит дух. Так, если в 1942 г. только 30% белых одобряли совместное обучение двух рас в школах, то в 90-е годы их было уже более 90%. В 1963 г. 55% белых квартиросъемщиков заявляли, что не сменят жилье, если соседом окажется черный, а спустя четверть века их число составило 93%. В 1963 г. 49% белых домовладельцев признавались, что покинут свой район, если в нем поселятся черные, а к началу 90-х годов таких твердолобых расистов, если судить по результатам опросов, осталось только 8% (Vital Statistics on American Politics, p. 391.). Цифры свидетельствуют, что в 70-90-е годы все больше чернокожих приобретали статус, который прежде им был недоступен: увеличилась их доля среди домовладельцев, бизнесменов, они стали чаще избираться мэрами городов, а их число в Конгрессе США возросло с 13 человек в 1971 г. до 41 в середине 90-х (Ibid., p. 201; Statistical Abstract of the United States 1996, p. 279.). Предоставление чернокожим мест на основе принципа "квоты" (т.е. соответствия проценту черного населения) прослеживалось при приеме студентов в университеты, найме на работу, в том числе и при заполнении некоторых престижных профессий, особенно тех, которые (как, например, должности дикторов и телеведущих) представляют "витрину" позитивных изменений в межрасовых отношениях. В связи с этим в консервативных кругах получила широкое хождение идея, зазвучавшая во всю мощь в конце ХХ в., а именно - в стране насаждается принцип "обратной дискриминации", означающий отказ в равных правах на профессию белым согражданам.