книги2 / 431-1

в период первой волны и второй (https://www.b17.ru/article/ 330061/).

В вышеприведенном примере воздействие на общественное сознание посредством эпизодического личностного компонента подкрепляется не только устойчивым выражением как огурчики, но и специфическим синтаксисом и ненамеренными речевыми ошибками, которые придают высказыванию интимизирующий суггестивный потенциал. При этом контрастивное изображение не имеющих серьезных клинических последствий «побочных эффектов» в качестве инициальной посылки, позволяет нивелировать данную информацию в дуге напряжения.

Одной из наиболее часто реализуемых тактик в рамках данной стратегии является эксплицитная директивизация, т.е. высказывание советов. Доминантной целью этой тактики представляется успокоение реципиента, формирование благоприятного фона для восприятия последующей информации, направленной на подавление панического настроения или депрессивного состояния.

Да, так будет даже лучше, если сначала сдать кровь на антитела, а потом уже принимать решение "за" или "против". Руководствоваться надо не пропагандой, а собственным выбо-

ром,..(https://www.b17.ru/article/330061/).

Акцентуация при этом производится также на контрасте, однако, имплицитное, подспудное, часто формируемое на основе ноэматической темпорально-контактной рефлексии введение необходимой продуценту «схемы действования» превалирует над дерогативным пространством гипотетической оценки события.

Иногда данная тактика совмещается с тактикой иронии на основе чего выстраивается контаминированное пространство институционального и бытового дискурсов, легитимизирующее личную оценку на основе введения прецедентного текста. Прецедентный текст при этом вводится не напрямую, а в форме комментативной ремарки, лишь аллюзивно сопровождающей высказывание:

Психологи успокаивают: пара недель в кругу семьи в изоляции пойдут только на пользу. Самоизоляция это только первые 5 лет тяжело... Потом привыкаешь. (с) Робинзон Крузо.

41

Непосредственный директив превращается в способ синтонного создания пространства единения и благоприятного психологического климата в обществе, в противовес конфликтогенному действию директивного высказывания.

Подобные же приемы характеризуют и тактику интенсивизации собственного превосходства, которая нацелена на демонстрацию фактов рецептивного опыта на основе констатива «У меня всѐ происходило гораздо лучше, чем у других». В этом случае имплементируемые образы и символы вне зависимости от их вариаций выстраиваются по принципу прямого или косвенного сравнения.

Моя болезнь проходила относительно легко, я даже вроде и не почувствовал еѐ, мой сосед зря стращал ивлом и лежкой пятой точкой кверху…

Можно заметить, что комические компоненты в визуальном прецедентном для той или иной лингвокультуры компоненте, не только эксплицируют сочувствие к заболевшим и оказавшимся на самоизоляции, но и транслируют внутреннюю причастность, интимизируют обертоны «легкая жизнь», «отдых» и т.п.

42

При последовательном выстраивании дерогативного пространства дискурса пандемии реализуется генерализованная стратегия диффамации – транслирования порочащих характеристик и сведений об описываемом феномене. В анализируемых поликодовых интердискурсивных текстах объектами критики псевдоаргументативного дискурса выступают правительство и меры по предотвращению распространения эпидемии. Базовыми тактиками в данном случае выступают: формирование негативного подтекста, примитивизации феномена, прямой инвективизации.

Так, тактика формирования негативного подтекста реализуется за счет создания контаминированного визуальновербального единства посредством отсылки к прецедентному событию, содержащему негативные обертоны.

Во многих поликодовых текстах пандемического дискурса таргетом становится правительство как персонифицированный субъект деструктивных ограничений, а также собственно объек-

43

тивно предпринимаемые жесткие меры по предотвращению распространения эпидемии, в связи с чем некоторые авторы в выражаемых субъективных представлениях об условиях как собственной жизни (эпизодический ситуативный компонент), так и деятельногсти отдельных социальных институтов и государства

вцелом, создают главным образом с помощью гиперболизации ассоциативные пространства контаминации с образом тоталитарного государства, тайная полиция и сыскные мероприятия в котором играют доминирующую роль в жизни. Эксплицируются

ввизуальном и вербальном кодах такие компоненты как «арест», «охота», «заключение» и т.п. Слежка за гражданами и случаи доносов «на ближнего» превращается в релевантный мем

в«гражданском обществе», что создает области дерогативного аксиологического пространства. Аллюзии подобного рода весьма характерны и легко распознаются в различных лингвокультурах, особенно имеющих в структуре социокультурной и исторической памяти соответствующее подкрепление (СССР, ГДР, КНР ит.д.).

Также одной из наиболее востребованных в дискурсе пандемии и рестрикции выступает тактика примитивизации объекта описания. В данном случае наблюдается широкий спектр приемов примитивизации, от детализации описания в формате «наивного» повествования до формирования образа псевдокомпетентного диегетического (непосредственного участника описываемых событий в роли специалиста) и недиегетического (стороннего наблюдателя-специалиста) нарратора.

При этом может приводиться детализация отрицательной характеристики объекта речи в широком смысле (ситуации, события, чьих-либо действий и т. д.), за счет которой создается иллюзия компетентности автора поликодового текста, а тональность осуждения и отрицания самой ситуации, созданной объектом, лишь усиливает этот эффект. Так, абсурдность трактовки «падения человека из окна» как попытки нарушения режима изоляции, повлекшей за собой санкции – штраф, в итоге может спровоцировать в коллективном сознании резкое неприятие общей ситуации и распространение дерогативных компонентов на все поле пандемического взаимодействия личности и государ-

44

ства. Данные компоненты могут вызвать деструкцию базисного элемента культуры единения общества в кризисных условиях.

Лучше дома: как погибают нарушители самоизоляции

Как россияне погибают, нарушив режим самоизоляции

Третьей ключевой стратегией контаминированного дискурса пандемии выступает косвенное негативное оценивание объекта описания. Специфичным для всех тактик данной стратегии выступает выявление на основе псевдоаргументативного анализа и диффамация на основе ассоциативных компонентов, присутствующих в нескольких сравниваемых областях.

На основе личностной парадигматики выстраивается пространство сравнения, зачастую обладающее амфиболическими (неоднозначными) характеристиками и способствующее созданию дерогативного пространства оценивания мер противодействия новой коронавирусной инфекции. Таргетная дискредитация на основе акцентуации негативных компонентов и связывания их с компрометирующими аспектами источниковой сферы формирует в коллективном сознании устойчивую модель конситуативной интерпретации, распространяющей свое действие на другие схожие ситуации.

45

При реализации данной стратегии основное внимание направлено на тактику суммирования мелких недостатков, которую можно обозначить как синергетическую дискредитацию. Негативные детали объекта описания в их эпизодической ситуативной интерпретации находят свои корреляты в ассоциированных областях и создают целостный негативный образ.

Очень часто при формировании определенного мнения об объекте описания ключевую роль играют незначительные на первый взгляд или же нерелевантные в его сущностных характеристиках детали, уточняющие или поясняющие поверхностные его характеристики или характер взаимодействия с иными областями рассматриваемого события. В совокупности синергетическое взаимодействие данных «мелочей» обладает потенцией к развенчанию любого позитивного образа, который мог складываться на основе интенционально имплементированных компонентов (в СМИ, официальных речах, политическом дискурсе пандемии и т.д.).

Выпавшего из окна москвича спасли и оштрафовали за нарушение самоизоляции

46

В данном контексте частный конкретный случай злоупотребления властью и абсурдность поведения в институциональном дискурсе агентов сформировала общее негативное отношение в коллективном сознании к мерам самоизоляции, образ которых в рамках интенционально имплементируемых компонентов «необходимость», «забота об окружающих» и т.п. формировался в медиа достаточно долго и носил исключительно позитивный характер.

Следующей по значимости в рамках данной стратегии является тактика создания в интерпретативном пространстве компрометирующих ассоциаций, которые призваны сформировать и транслировать негативные представления о властных структурах как доминантных агентах, определяющих векторы развития дискурса и схематизирующих действия в объективной реальности. В этом случае наиболее распространенным приемом является экспликация прямых реминисценций к советскому или фашистскому прошлому, т.е. внедрение в визуальный код прецедентных феноменов с сохранением схожей текстовой структуры лозунга или плаката.

47

С одной стороны, подобные аллюзивные компоненты, содержащие гротескную интертекстуальность, транслируют и подкрепляют сложившуюся в коллективном сознании негативную оценку (на основе реминисценции, нашедшей отражение в прецедентных текстах анекдотов), а с другой – создают условия для конситуативной интерпретации мер по противодействию COVID-19 в качестве неприемлемых в «гражданском обществе».

Зачастую прецедентные имена также могут транслировать курьезность предпринимаемых мер и выводить весь дискурс ограничительных мер в дерогативное пространство оценивания реципиентами:

Полицейские догнали в открытом море и оштрафовали Федора Конюхова за то, что он далеко отошел от своего дома

(https://www.anekdot.ru/id/1106991/).

Исходя из представленного анализа, стратегии диффамации и косвенного негативного оценивания объекта направлены на создание подрыва доверия к власти и формирование сомнения в правильности ее действий в стремлении охранить порядок

впериод пандемии, но самое примечательное здесь заключается

втом, что эти стратегии способствуют выстраиванию архетипической дихотомии «СВОЙ» (граждане, находящиеся на самоизоляции) и «ЧУЖОЙ» (правительство, представители правопорядка), наделяя последнего негативными качествами, способными вызвать неприятие, отторжение у «СВОИХ». При этом существует особое пространство, нивелирующее градационную шкалу в оппозиционной системе координат, вариативность и возможность легитимизации каких-либо действий со стороны «ЧУЖИХ» полностью отрицаются. Для этого идет в ход коммуникативный ход «Он похож на …», целью которого является создание необходимых говорящему сравнений, ассоциаций, способствующих переносу негативных оценок с одной когнитивной области на другую. Так, очень часто современный режим сравнивают с тоталитарным, опирающимся на сыскной полицейский режим со всеми его последствиями.

Следующей стратегией интенсификации специфических компонентов дискурса пандемии становится формирование волюнтативного пространства «жалости» к «жертвам» коронавируса. При этом абсолютно не важно, являются ли жертвы реаль-

48

но пострадавшими от инфекционного заболевания, или же негативные последствия проявляются в экономическом (страдает бизнес, разрушаются связи, теряется привычный уровень жизни), психологическом (чувство неуверенности в завтрашнем дне, стресс и т.д.) или социальном (одиночество, потеря близких) аспектах.

Целью в данном случае является формирование чувства жалости к объекту описания или усиление у реципиента сочувствия, сострадания к людям, оказавшимся в непростой ситуации, а на основе механизма интимизации и экстраполяция данных ощущений на самого себя, и в результате сформировать в его сознании образ несчастных заложников обстоятельств, вынужденных самостоятельно справляться с трудностями, с которыми ранее им не приходилось сталкиваться. Примечателен и тот факт, что именно стратегия пробуждения сочувствия, по мнению Л. Лаукса, содержит в себе интенцию «нуждающийся в помощи», а значит и в сочувствии.

В рамках этой генерализованной стратегии примарной тактикой реализации иллокутивных целей представляется изображение трудностей обыденной жизни. Практически все поликодовые и полидискурсивные тексты пандемического искурса, в которых реализуется данная тактика, направлены, с одной стороны, на иллюстрацию проблем вакцинации, самоизоляции, карантинных мер и т.п., с которыми сталкиваются индивиды, оказавшись один на один с трудностями выживания в кризисных условиях, а с другой – на трансляцию отношения самого автора к той или иной описываемой ситуации, при этом повествование зачастую ведется от лица диегетического нерасчлененного нарратора. Поэтому нередко для усиления эмоционального воздействия на реципиента, как и в случае с тактикой трансляции негативного собственного опыта, избирается особая форма повествования – от имени «жертвы COVID-19», чтобы сообщение казалось более убедительным, достоверным и не вызывало сомнения, что предполагает использование приема «маски»: говорящий берет на себя роль жертвы, повествующей о своих трудностях, советчика, собеседника и др. Это стандартный прием в процессе интимизации повествования, повышающий степень эвиденциальности и снимающий хеджинговые планы коммуни-

49

кации. Большинство поликодовых текстов дискурса панденмии, транслирующих трудности повседневной жизни людей в условиях угрозы распространения короновирусной инфекции, подается как переживание автора, который занимает определенную позицию – непринятия, непонимания ситуации с вынужденной самоизоляцией и ее последствий. И именно «позиция в данном случае равнозначна „маске", которую надевает на себя адресант, желая скрыть свои истинные намерения и добиться своей цели» (Антонова,2007, с. 82). Таким образом, псевдоаргументация может быть подкреплена ссылкой на «авторитетного пишущего» повествователя, что создает больший кредит доверия и усиливает суггестию.

Так, например, к упоминаемым трудностям, переживаемым практически всеми представителями не только отдельного лингвокультурного сообщества, но имеющим глобальный характер, относятся:

1) проблемы по осуществлению трудовой деятельности в удаленной форме, сюда же можно причислить и трудности дистанционного образования:

50