книги2 / 87-1

ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК

БЛИЖНИЙ И ПОСТСОВЕТСКИЙ ВОСТОК: 2022 г.

Под редакцией В.А. Аваткова

МОСКВА

2023

этнического и религиозного самосознания. Всё это сильно отразилось на идейно-ценностном ландшафте политических процессов Ближнего и Постсоветского Востока.

Кризис западоцентричной конфигурации миропорядка

В период глобальной конфронтации СССР и США второй половины ХХ в. абсолютными доминантами идеологического поля мировой политики являлись модели западной («либеральной») и народной («социалистической») демократии. Геополитическая конфигурация Холодной войны делала из обеих сверхдержав, обладавших колоссальной экономической и военной мощью, своеобразные «полюса» притяжения для остальных стран, вынужденных встраиваться в матрицу биполярной системы. Даже большинство государств, присоединившихся к образованному в 1961 г. Движению неприсоединения, несмотря на декларируемые принципы нейтралитета, в своей политике так или иначе склонялись к одной из двух сверхдержав.

При этом с точки зрения идейно-ценностного подхода крайне важно учитывать, что концептуальные основы моделей развития СССР и США следует расценивать как производные западной секулярной парадигмы. Если коллективистский марксизм относительно религии занимает негативную позицию и отрицает ее в рамках принципов материализма и «научного атеизма», то индивидуалистический либерализм нивелирует веру и принадлежность к конфессии до уровня личных предпочтений человека. Подобные подходы, отвергающие роль религии как полноценного структурного элемента государственно-правовой системы и отводящие ей, по сути, роль одного из многих внешних факторов, оказывающих опосредованное влияние на политический процесс, нашли свое отражение и в международном праве. В качестве примера здесь можно привести ст. 18 Международного пакта о гражданских и политических правах от 1966 г., которая гласит, что «каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии» и «никто не должен подвергаться принуждению, умаляющему его свободу иметь или принимать религию или убеждения по своему выбору»1. Примеча-

1 Международный пакт о гражданских и политических правах // ООН. – URL: https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/pactpol.shtml (дата обращения: 10.01.2023).

5

тельно, что данный документ подписан 168 (из 193) государствами – членами ООН, среди которых насчитывается более 40 стран, где за определенной конфессией закреплен официальный или особый статус.

Подобные расхождения между международным правом, основанным на концепциях западных парадигм, и национальными законодательствами целого ряда стран (в первую очередь стран аф- ро-азиатского пространства) создают благодатную почву для возникновения конфликтов на этноконфессиональной основе, что выражается как на уровне официальных акторов, как это было с Каирской декларацией о правах человека в исламе ОИС 1990 г.1 и Арабской хартией прав человек ЛАГ 2004 г.2, подвергшимися острой критике со стороны как транснациональных НКО и Верховного комиссариата ООН по правам человека, так и экстремистских группировок вроде «Аль-Каиды»3 и «Исламского государства»4.

После окончания Холодной войны и вхождения мира в фазу постбиполярной глобализации попытки формирования единой идейно-ценностной платформы для международного сообщества столкнулись с цивилизационным разнообразием и самобытностью не-западного мира. На практике данный тезис хорошо иллюстрирует тот факт, что на мировой арене собирательная категория «Востока», в отличие от коллективного Запада, не имеет своего физического воплощения в рамках одного военно-политического блока5. Вместо этого на афро-азиатском пространстве в целом и на Ближнем и Постсоветском Востоке в частности существует ряд региональных и международных организаций, которые репрезентируют различные этноконфессиональные ареалы6, в то время как НАТО в данном контексте является прямым подтверждением на-

1The Cairo Declaration of the Organization of Islamic Cooperation on Human Rights // Organization of Islamic Cooperation. – URL: https://www.oic-oci.org/ upload/pages/conventions/en/CDHRI_2021_ENG.pdf (дата обращения: 10.01.2023).

2Arab Charter on Human Rights // Office of the UN High Commissioner for Human Rights. – URL: https://www2.ohchr.org/english/law/compilation_democracy/arabcharter.htm (дата обращения: 10.01.2023).

3Организация запрещена в РФ.

4Организация запрещена в РФ.

5Аватков В.А., Останин-Головня В.Д. Идейно-ценностное измерение мировой политики и дихотомия Восток – Запад // Свободная мысль. – 2022. – № 3. –

С. 116–117.

6В качестве примера: АСЕАН, Африканский союз, Лига арабских государств, Организация тюркских государств, ОИС, ССАГПЗ, Исламская антитеррористическая коалиция и т.д.

6

личия у западных государств не только общих интересов, но и единой идейно-ценностной платформы.

Недаром еще Самюэль Хантингтон в своем знаменитом труде отмечал особую роль Североатлантического альянса в «кристаллизации общезападного культурного ядра» в начале постбиполярного периода1. На рубеже 1980–1990-х годов настроения правящих элит Запада подверглись ощутимому влиянию триумфализма, что было обусловлено распадом СССР и фактическим поражением социалистической модели на идеологическом фронте. Крайне показательным был пресловутый тезис Фрэнсиса Фукуямы о «конце истории». Однако если сам Ф. Фукуяма позже все-таки признал ошибочность своей концепции о завершающей стадии идеологического развития человечества в лице либерального демократии, то западный истеблишмент, судя по всему, сохранил веру в универсальный характер продвигаемой системы ценностей, попытки насаждения которой среди обществ совершенного иного культурно-исторического типа привели отнюдь не к гармонизации мира, а к обострению этнических и религиозных вопросов в условиях возникшего на фоне глобализации «кризиса идентичности».

Все это в совокупности с разбалансировкой сил на фоне текущих трансформаций миропорядка напрямую влияет на состояние глобальной и региональной безопасности. Местом концентрации основных очагов напряженности, если не считать Украину после начала специальной военной операции 24 февраля 2022 г., является обширное пространство от Северной Африки и Ближнего Востока до Закавказья и Средней Азии (географического ядра Постсоветского Востока). Данное положение обуславливается, во-первых, отсутствием у собирательного «Востока» эффективных инструментов по предотвращению и урегулированию конфликтов; во-вторых, тем, что большая часть кризисных ситуаций современности носит асимметричный характер и является, как выразился секретарь Совета безопасности РФ Н.П. Патрушева, «прямым следствием военных авантюр и попыток отдельных игроков взять на себя роль регионального, а нередко и мирового арбитра»2.

1Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / пер. с англ. Т. Велимеева. – Москва : Издательство АСТ, 2021. – С. 550–551.

2Патрушев назвал военные конфликты в мире следствием авантюр других стран // ТАСС. – 2019. – 24.04. – URL: https://tass.ru/politika/6369202 (дата обращения: 10.01.2023).

7

Очевидно, под «отдельными игроками» подразумевались США и их ближайшие союзники.

Вмешательство Запада в сочетании с усиливающейся ролью негосударственных акторов в лице террористических организаций и независимых военизированных формирований провоцирует процесс фактической десуверенизации стран Востока, что, прежде всего, выражается в постепенной утрате монополии на легитимное использование военной силы. Данный вывод подтверждается примерами Афганистана, где по окончании американской оккупации 2001–2021 гг. власть вернулась в руки «Талибана»1, Ирака, получившего в наследство от вторжения США 2003 г. клеймо «несостоявшегося государства», Ливии, оказавшейся в результате интервенции НАТО 2011 г. в состоянии двоевластия, и Сирии, которая после западного вмешательства 2014 г. лишилась контроля над значительной частью своей территории.

При этом в рамках идейно-ценностного подхода важно учитывать, что нарушение суверенитета государств Востока со стороны евро-атлантического сообщества не ограничиваются исключительно военным аспектом. По окончании Холодной войны Запад, утратив прямого оппонента в лице «социалистического блока», – приступил к распространению своей модели развития под абстрактными предлогами «миротворчества» (для обоснования участия в конфликтах за пределами зоны стратегической ответственности НАТО) и «защиты демократии» (для оправдания вмешательства во внутренние дела независимых государств). Именно под этой эгидой последние десятилетия осуществляется идейно-ценностная экспансия коллективного Запада. Под удар здесь попадают практически все части афро-азиатского пространства, и Ближний и Постсоветский Восток здесь не являются исключением.

«Религиозный ренессанс» и исламский фактор

Одним из ключевых компонентов усиления этноконфессионального фактора в мировой политике стал феномен так называемого религиозного ренессанса. Влияние религии на политические процессы остается крайне сложным для изучения предметом как на глобальном, так и на локальном уровнях. Тем не ме-

1 Движение запрещено в РФ.

8

нее чаще всего «религиозный ренессанс» характеризуют как «процесс, обратный процессу секуляризации, или “секуляризацию наоборот”»1, что верно лишь отчасти и применительно к странам Запада, которые в своей истории действительно имели успешный опыт секуляризации, сформировавшей определенную систему идей и ценностей с соответствующим типом государственности.

Как отметил в одном из своих трудов Талал Асад, в качестве политической доктрины секуляризм был сформирован в контексте западной парадигмы, предусматривающей «разделение частного разума и общественного принципа»2. С учетом того, что «религиозный ренессанс» сопровождается ломкой светской модели и формированием постсекулярного общества, этот феномен можно расценивать в качестве одного из симптомов более масштабного явления – кризиса западоцентричной конфигурации миропорядка.

Что касается собирательного «Востока», то здесь такое определение, как «секуляризация наоборот», теряет свою актуальность, так как социально-политическое развитие афро-азиатского пространства, несмотря на попытки колониальной вестернизации XIX– XX вв., шло совершенно иным путем – этнический и конфессиональные компоненты всегда были неотъемлемой частью политических процессов. В качестве исключения здесь можно рассматривать разве что страны вроде Японии и Индии, где определенные элементы секулярного общества были утверждены в рамках политики «догоняющей модернизации»3, или государства Постсоветского Востока, которые входили в состав СССР, жестко контролирующего деятельность конфессиональных групп и придерживавшегося атеистической риторики на уровне официального дискурса. Однако в силу культурной неоднородности Востока говорить о каких-либо общих тенденциях здесь не приходится.

Вместе с тем наиболее ярко на попытки секуляризации изнутри и насаждение присущих ей идейно-ценностных конструктов через глобализационные процессы извне отреагировал «му-

1Мазур С.О. Феномен «религиозного возрождения» глобализирующихся обществ в ракурсе социально-философских исследований // Научные труды Республиканского института высшей школы. Философско-гуманитарные науки. – 2016. – Вып. 15. – С. 204.

2Асад Т. Возникновение секулярного: христианство, ислам, модерность. – Москва : Новое литературное обозрение, 2020. – С. 20.

3Яковлев А.И. Цивилизационное измерение мировой политики: проблемы

ивозможности // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика,

право. – 2018. – Т. 11, № 4. – С. 14.

9

сульманский мир», о чем свидетельствуют не только взрыв так называемого «фундаментализма» в период 1990–2000-х годов, но и постоянное усиление религиозного фактора во внешней политике целого ряда государств Ближнего и Постсоветского Востока на современном этапе. Примечательно, что данная тенденция сопровождается высокой рождаемостью в большинстве исламских стран.

Всвоих исследованиях Pew Research Center указывает, что в процентном соотношении среднегодовой темп роста численности

мусульман в мире составляет 1,5% по сравнению с совокупными 0,7% всех общин1, и при сохранении таких показателей к 2050 г. мусульмане будут составлять уже не 23% (около 1,6 млрд чело-

век), как это было в 2010 г., а 30% (примерно 2,76 млрд человек) от всего населения планеты2. Конечно, изменения в численности основных религиозных общностей оказывают непосредственное влияние на трансформацию конфессиональной динамики, но тем не менее было бы большим допущением объяснять усиление исламского фактора в мировой политике исключительно через количественные показатели и статистику.

Вконтексте исследования современных политических процессов на Ближнем и Постсоветском Востоке в качестве условной отправной точки «исламского пробуждения» целесообразно рассматривать 1979 год. Здесь хронологически совпадают Исламская революция в Иране, захват мечети аль-Харам группой радикальных салафитов в Саудовской Аравии и начало Афганской войны 1979–1989 гг. И если первые два события заложили фундамент межгосударственной конфронтации Тегерана и Эр-Рияда в зоне Персидского залива, являющейся ядром так называемого «суннит- ско-шиитского конфликта», то война в Афганистане создала сво-

его рода испытательный полигон для радикальных исламистов, что не только способствовало появлению «Аль-Каиды»3 и «Талибана»4, но и, по сути, определило облик современного международного терроризма. Примерно в это же время отмечается активи-

1The Future of the Global Muslim Population (2011) // The Pew Research Center. – URL: http://www.pewforum.org/2011/01/27/the-future-of-the-global-muslim-population/ (дата обращения: 10.01.2023).

2The Future of World Religions: Population Growth Projections, 2010–2050 (2015) // The Pew Research Center. – URL: http://www.pewforum.org/2015/04/02/religious- projections-2010-2050/ (датаобращения: 10.01.2023).

3Организация запрещена в РФ.

4Движение запрещено в РФ.

10