книги2 / 891052368

Это в самом деле новый тип научной рациональности. Как его назвать? В.Г.Буданов предлагает именовать это «пост-критической научной рациональностью». Я не уверен, что это название подходит. Ведь без критичности научное исследование не существует. И к результатам, выдаваемым искусственным интеллектом нужно тоже подходить критично: наше доверие должно быть обосновано.

***

Идея Вячеслава Семёновича о типах научной рациональности помогает разобраться с историей науки и понять, что сегодня происходит с научными исследованиями. А речь идёт ни много, ни мало о будущем науки, человеческой рациональности и самого человека. Человек не может полагаться на нечеловеческую рациональность, ибо в этом случае он лишается свободы выбора и моральной автономии. Наука всегда считалась одной из высших человеческих ценностей. Такой она и должна остаться.

Философия науки в цифровую эпоху: о перспективах постнеклассики

Буданов В.Г.

д.филос.н., к.физ.-мат.н., доцент Институт философии РАН (Москва, Россия)

УДК 008.2

Аннотация. Постнеклассическая наука, созданная В.С. Степиным более тридцати лет, оказалась наиболее адекватной в решении многих междисциплинарных вызовов современности. Кратко дан научный путь становления базовых концепций Вячеслава Семеновича, приведены личные воспоминания о совместной работе, этапы становления философской синергетики. Уделено особое внимание роли постнеклассической науки и ее методологии в понимании становления нового облика философии науки, человекомерных саморазвивающихся систем, развитию идей постнеклассической рациональности, стратегиям построения искусственного интеллекта, человеко-машинным методам эксперимента и новым типам сложности. Подчеркивается необходимость использования новых типов рациональности в гибридных системах, в частности посткритической рациональности.

Ключевые слова. Постнеклассика, научная рациональность, синергетика, искусственный интеллект, физический эксперимент, деятельностный подход, посткритическая рациональность.

Philosophy of Science in the digital age: on the prospects of postnonclassics

Budanov V.G.

Dr.S. (Philosophy), Candidate of Physical and Mathematical Sciences

Institute of Philosophy (RAS)

Moscow, Russia

42 Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

Abstract. Post-non-classical science, created by V.S. Stepin for more than thirty years, has proved to be the most adequate in solving many interdisciplinary challenges of our time. The scientific path of the formation of Vyacheslav Semenovich's basic concepts is briefly given, personal memories of joint work, the stages of the formation of philosophical synergetics are given. Special attention is paid to the role of post-nonclassical science and its methodology in understanding the formation of a new image of the philosophy of science, human-dimensional self-developing systems, the development of ideas of post-nonclassical rationality, strategies for building artificial intelligence, human-machine experimental methods and new types of complexity. The necessity of using new types of rationality in hybrid systems, in particular post-critical rationality, is emphasized.

Keywords. Postnonclassics, scientific rationality, synergetics, artificial intelligence, physical experiment, activity approach, postcritical rationality.

Воспоминания и понимание. Сейчас мне, с одной стороны, просто выступать после Владислава Александровича Лекторского, а с другой стороны, сложно, поскольку почти все ключевые вопросы он уже высветил. Наверное, здесь действует феномен типа синхронии Юнга, когда одни и те же сюжеты разным языком приходят на ум разным людям, которые напряженно о них думают. Мне хотелось бы поговорить о феномене Вячеслава Семеновича Степина, о современной философии науки, новой рациональности, теории культуры, ее научного понимания в условии всеобщей цифровизации. В нашей философии традиционно проблемам рациональности в разных способах постижении реальности уделялось большое внимание. Говоря о научной рациональности, можно различить две стратегии, идущие навстречу друг другу с разных локусов общекультурного эпистемологического ландшафта. Одна из них стартует в области сложных феноменов гуманитарных наук и ярко представлена в трудах В.А. Лекторского [1]. Другая стратегия, В.С. Степина [2], берет начало в области естествознания и меняется от простого к сложному, в соответствии с логикой исторического развития науки Нового и Новейшего времени, затем распространяется и на социо-гуманитарное знание. Она представлена в фундаментальной концепции трех типов научной рациональности В.С. Степина [3] – классика, неклассика, постнеклассика, и о ней, в первую очередь, я буду говорить. Конечно, последнее связано с личной образовательной траекторией и научными увлечениями Вячеслава Семеновича, который помимо философского факультета БГУ параллельно заканчивал кафедру теоретической физики. Он хорошо понимал, как делается реальная наука, то, что называется, наука с человеческим лицом. Именно поэтому постнеклассика, вообще-то говоря, понятна каждому работающему ученому, естественна и красива. Именно так я считал и не ошибся, когда почти тридцать лет назад Вячеслав Семенович предложил мне перейти с физического факультета МГУ в Институт философии. Что, собственно, сразу привлекло меня в личности Вячеслава Семеновича, так это открытость в общении, чувство юмора, творческая щедрость, общекультурный кругозор, энциклопедизм и, конечно, профессионализм в философии и физике. Кроме того, он был прекрасным историком науки, еще в аспирантуре занимался реконструкцией творческих этапов создания электродинамики Дж.К. Максвел-

лом. Фактически, они вместе с его однокашником и старинным другом, сегодня известным физиком-теоретиком член-корреспондентом НАН Беларуси Л.М. Томильчиком, эти темы исследовали, читая в оригинале работы Максвелла и последовательно занимаясь реконструкцией его идей. «А вот сейчас», - говорили они (это со слов В.С.), - «он должен будет сделать такой ход», и так и оказывалось. И не то, что они прочли труды, а потом начинают, как говорится, рефлексировать над «мертвым телом» великих идей, как любят философы. А они делали это как бы параллельно, как соавторы Максвелла. И такая захватывающая форма работы, действительно, удавалась. Он прекрасно знал идеи и материалы позитивистов, в спецхране изучал работы Венского кружка в подлинниках, естественно, знал и работы классиков - своих старших современников К. Поппера и Т. Куна. С последним он лично дискутировал в нашем институте, уже будучи директором ИФ РАН. Вячеслав Семенович постоянно подпитывался новыми идеями и онтологиями из современной физики и синергетики. На междисциплинарном семинаре «Синергетика» на физическом факультете МГУ в самом начале 90-х, на котором выступали выдающиеся физики, математики, синергетики, такие как В.И. Арнольд, Ю.Л. Климонтович, Г. Хакен, Ю.А. Данилов, В. Эбелинг, С.П. Курдюмов, Д.Н. Зубарев, я познакомился с В.И. Аршиновым и В.С. Степиным. Далее, были удивительные конференции «Наука, философия, религия» в ОИЯИ в Дубне, совместная работа над государственной программой дисциплины «Концепции современного естествознания» для гуманитариев, дружба и сотрудничество с лидером отечественной синергетики С.П. Курдюмовым, директором ИПМ РАН. Это для меня проявило личность В.С. Степина не только как философа науки, но и как фигуру мощного синтетического философа-практика, лично и предметно демонстрирующего необходимость и эффективность философско-методологического подхода к самым злободневным и сложным проблемам современности, человека, держащего руку на пульсе современной науки, и не только. В подтверждение сказанного, с середины 90-х сформировался многолетний междисциплинарный семинар В.С. Степина (я был его координатором), который быстро превратился в значимую часть творческой лаборатории Вячеслава Семеновича, и обычно проходил в его большом кабинете на Волхонке 14. Мы заслушивали не только актуальные научные новости от известных ученых естественников, но и приглашали ведущих специалистов философов, в том числе, из социогуманитарных секторов института. Это связано с тем, что в последнее десятилетие жизни В.С.Степин с успехом пытался адаптировать концепции своего «Теоретического знания» и постнеклассики для создания единой методологии, в том числе и для социогуманитарных наук и для решения проблем обще цивилизационного кризиса, который он предвидел.

Одним из масштабным достижением Вячеслава Семеновича, помимо фундаментальных работ в области природы и структуры теоретического знания, цивилизационного развития и научной рациональности, было строгое определение концептов общенаучной и частно-дисциплинарной картин мира [4]. Он прослеживал эстафету общенаучных картин мира от механистической, включающей гуманитарные представления до О. Конта. После Г. Спенсера,

44 Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

происходит обращение к дарвинизму в науках о жизни и духе; потом рождается статистическая и полевая картины мира в физике, отчасти биологии, психологии и социологии; затем возникает квантово-релятивистская парадигма в физике микро- и мега-мира. ХХ век ознаменован рождением междисциплинарной системно-кибернетической картины мира в технических науках и науках об управлении и жизни. В последней четверти ХХ века появляется синтезирующая предыдущие подходы эволюционно-синергетическая картина мира или универсальный эволюционизм, по Н.Н. Моисееву [5, с. 351]. Сегодня мы понимаем, что первые десятилетия нашего века принесли новые сложностные вызовы современной науки, такие как: сетевая коммуникативная сложность, цифровая революция, проблемы развития и сосуществования с ИИ, рождение макроквантовых технологий в IT сфере. Они радикально трансформируют цивилизационные - экономические, социальные и антропологические основания мира [6]. Новая коммуникативно-сетевая квантовая парадигма или картина мира только становится. Вячеслав Семенович просто не успел в нее погрузиться с той степенью тщательности анализа новой предметности, которой он всегда отличался. При этом, эволюционно-синергетическая парадигма никуда не исчезает, но будет пополняться новыми онтологиями и типами рациональности уже с участием ИИ. В общенаучных картинах мира, также как и в научных парадигмах науки, существует принцип соответствия, согласно которому новая картина мира не отбрасывает предыдущие, но обосновывает их область адекватности, зону их применимости.

Я описал образ Вячеслава Семеновича как знатока науки последних столетий, и кому-то может показаться, а такие всегда найдутся, что его фундаментальный философский труд просто собран из мозаики предшествующих теорий. Сам Вячеслав Семенович мог бы отшутиться вслед за Ньютоном, что «стоит на плечах гигантов». Ну, а если по существу: попперовская парадигма роста научного знания хорошо описывает абдуктивные процессы получения нового и фальсификационные критерии проверки теорий, отказывая науке в ее внутренней логике развития; куновская парадигма явно не учитывает роль культурных феноменов в период научной революции (о чем Степин с ним и спорил), Фейерабенд преувеличивает стратегию методологического анархизма для всех этапов развития науки; Тулмин в своей организмической концепции развития науки также недооценивает социокультурные феномены; в теории сквозных тематических линий Холтона или теории социальных эстафет Розова не видна логика развития самой науки и т.д. Вячеслав Семенович в своих построениях о структуре научной теории исходил из деятельностного подхода к изучению научной практики, понимая и профессиональный и социокультурный аспекты этой деятельности, реконструируя исторические механизмы развития науки, подкрепляя свои построения эволюционно-синергетическими онтологиями универсального эволюционизма. Именно поэтому откровения предшественников были лишь частичным пониманием важных аспектов развития науки, без возможности создания целостной несущей саморазвивающейся конструкции науки. Заслуга Степина в том, что им создана некая гармония, некая мера взаимодействия разных концептов и мировоззренческих позиций, дополненная соб-

ственными концептами и оформлением в единой картине развития науки. Взять, к примеру, принцип пролиферации Фейерабенда - «все дозволено». Но, когда же такое возможно? А вот когда начинается научная революция, когда вам нужно отречься от канонов, вот тут она и работает. Здесь манифестирует как раз тот самый человеческий фактор, который Степин вводит для сверхсложных, саморазвивающихся, человекомерных систем в периоды бифуркаций. И вот так можно сказать обо всех предшествующих авторах, которые обычно не оговаривают области применимости своих концептов. Не случайно Томас Рокмор, крупнейший философ науки, утверждал, что концепция В.С. Степина – это наиболее зрелое и наиболее адекватное представление эпистемологического конструктивизма [7, с. 249]. Так что мировое признание есть, мы это чтим и учим подрастающее поколение философов и ученых концепциям Вячеслава Семеновича [8].

Вячеслав Семенович до последних дней работал над своими идеями, жаловался мне, что больше не может трудится по 16 часов как раньше. Посмотрите его последний блистательный доклад 26 апреля 2018 года [9] в этом зале, за полгода до его ухода. Хотя запись не очень качественная, но ты видишь полет мысли, силу духа этого человека, при том, что он был физически совершенно в разобранном состоянии, это был очень слабый старческий организм изнуренный болезнью, который, тем не менее, созидал. Вот это его последний научный подвиг, если угодно, его научное завещание.

Мы с Валерием Матвеевичем Еськовым были в гостях у Вячеслава Семеновича в октябре 2018 года, наверное, последние, кто застал его перед финальными страданиями по больницам. Он был приветлив и внимателен к нам, хотя мы понимали, что ему это дается большим трудом, он сам пригласил нас на разговор, а мы порывались уйти и не беспокоить мэтра. Тем не менее, этот далеко не первый разговор о третьей парадигме науки [10] получился и оставил у нас большое впечатление. Вячеслав Семенович хорошо понимал людей, которые ушли в отрыв, которых научное сообщество не воспринимает. Дело в том, что наука все-таки движется толпой, и новаторов, мягко говоря, не любят, их как бы за чудаков держат. Вот вам простой пример в нашем сообществе - Владимир Леонидович Васюков, логик с мировым именем, который работает в области квантовой логики, тоже ушел в отрыв и не находится в самых высоких журналах ни одного, кто способен рецензию написать на его работу. И это при том, что он в редакциях у логиков глубокоуважаемый человек. Кстати, В.С. Степин с В.Л. Васюковым уже начинали новый совместный проект по анализу смысла трех типов рациональности в истории математики. Сегодня нечто подобное мы услышим и в докладе В.М.Еськова о его концепции третьей парадигмы. Вот Вячеслав Семенович был из той же породы первопроходцев, и, казалось бы, справедливо утверждение «нет пророка в своем отечестве», и хорошо, если истину оценят потомки. Однако, энергия, обаяние и красота мышления Степина, его лекторский дар все-таки завораживали и заставляли людей слушать, понимать и принимать его идеи, снося барьеры косности и предубеждений. На такое, вообще, мало кто способен.

46 Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

Вячеслава Семеновича, безусловно, можно назвать и синергетиком от философии. Обращаясь к основам и методологии синергетики напомним, что аутентичная синергетика Хакена-Пригожина-Курдюмова-Чернавского возникала на пересечении трех начал: наиболее универсальных методов моделирования (дифференциальная динамика, ставшая локомотивом естествознания со времен А. Пуанкаре), конкретного предметного знания (возможно междисциплинарного) и философской рефлексии, порождавшей единую картину явления [11]. В.С. Степин, в силу своих компетенций и талантов, мог и глубоко понимать суть и работать самостоятельно на этом тройственном поприще. Именно поэтому с синергетиками установились взаимный интерес и взаимопонимание. Его любовь и понимание синергетики объясняется также вполне обоснованными универсалистскими междисциплинарными претензиями последней при моделировании сложных эволюционных процессов, в том числе самоорганизации в социо-гуманитарной сфере. Это проявляется в самых разных науках и практиках, также в философской нагруженности синергетической методологии. Кроме того, она полностью преемственна в отношении предшествующих междисциплинарных направлений - системного подхода и кибернетики [12]. Само становление В.С. Степина как философа науки совпало со временем укрепления эволюционно-синергетической парадигмы науки, которую он осмыслил философски-методологически, онтологически и даже объявил общенаучной парадигмой XXI века на философском конгрессе 2003 года в Ростове. Далеко не всем это понравилось, после чего и последовали годы шельмования философской синергетики. В.С.Степин и общенаучную картину мира прописывал через синергетические онтологии процессов самоорганизации, динамического хаоса, бифуркаций и аттракторов, и науку как человекомерную саморазвивающуюся систему. И на этой почве мы очень много общались, а Вячеслав Семенович, наряду с В.И. Аршиновым, были моими главными дискутантами при построении методологических принципов синергетики.

Сегодня становится понятным, что синергетика, к сожалению, оказывается последним человеческим, доступным нам языком понимания сложности. Другого не будет, все следующие языки машинные. Основания машинной математики совсем недавно созданы нашим соотечественником, лауреатом филдсовской премии В.В. Воеводским, так называемые Унивалентные Основания Математики или гомотопическая теория типов, или третье основание математики после Теории множеств и Теории категорий. Проверять машинные доказательства теорем уже сейчас желающих все меньше, не находится математика, который пожертвует своей жизнью, а то может и не успеть, чтобы перепроверить доказательства. Мы стремительно входим в эти темные воды, сомнительного сотрудничества с нечеловеческим «разумом», о чем я уже говорил на прошлых чтениях. Вячеслав Семенович не дожил до актуализации и становления человеко-машинной парадигмы науки, ее придется создавать нам, но опираясь на интеллектуальный багаж последнего классика философии науки.

О перспективах обобщенной научной рациональности в цифровую эпоху. Чтобы переосмыслить научную форму деятельности в современных условиях и понять, как цифровизация и ИИ могут облегчить, а иногда и услож-

нить научную практику, и не только, следует вновь обратиться к более подробному анализу оснований деятельностного подхода, который лежал в фундаменте концепции типов научной рациональности В.С. Степина. Напомним, что в процессе деятельности мы различаем: субъекта деятельности - S, средство деятельности - T, объект деятельности - O, материализованный результат деятельности – R. Сама же цепочка последовательных элементов деятельности выглядит так - S → T → O → R → S*, где мы узнаем свойства исследуемого объекта О по известным в эксперименте другим компонентам S, T, R деятельностной четверицы. Здесь S* мы обозначаем субъекта-интерпретатора, который не всегда совпадает с субъектом, проводящим эксперимент, это может быть также теоретик или коллективный субъект научного сообщества. Получаем полное замыкание деятельностного акта эксперимента после диалога экспериментатора и теоретика S* ↔ S. Затем цикл диалога с природой можно и повторить с уточняющей или новой постановкой вопроса, так реализуется абдуктивный процесс эмпирической проверки последовательно выдвигаемых гипотез. В. С. Степин подробно рассмотрел первую половину диалога S → T → O – «мы задаем вопрос природе», которую можно назвать фазой активного эксперимента, когда происходит целенаправленное воздействие на объект, воздействие может быть организовано лабораторно, или при наблюдении феноменов воздействия в природе, например, воздействие Луны на земные приливы. Однако, при планировании эксперимента возникают и иные модусы анализа деятельности: S → T → O → R → S* (поиск субъектов, способных выполнить и проинтерпретировать данный эксперимент); S → T → O → R → S* (поиск средств воздействия на объект); S → T → O → R → S* (поиск способа снятия и предъявления результата воздействия на объект). Когда вы попробуете эту четверицу представить в виде вершин тетраэдра (треугольного молочного пакета), то появляется их полная симметрия и целостное описание всех модусов деятельности [13]. Это позволяет рассматривать самые разные аспекты научной деятельности: постановка эксперимента и его планирование, детектирование и обработка данных, интерпретация и доказательность в научной среде. Долгое время эти вопросы были разрозненными и оставались вне поля философской рефлексии, хотя вы можете стартовать вовсе не с исследовательской программы, а, допустим, с технической части построения установки или заказа на эксперимент. А кто и как этот результат может получить, и какова может быть теория под него? Такие вопросы задают себе экспериментаторы или люди, которые планируют мега-сайенс в фундаментальной науке, или те, кто пытается воспроизвести чужие научно-технические достижения, без допуска к технологии их получения, а это почти вся коммерческая наука. То есть, в деятельностном подходе существуют свои кластерытаксоны различных модусов деятельностной четверицы, представляющие все возможные вопросы экспериментальной практики [14], и каждому из этих вопросов можно сопоставить свой дискурс прочтения деятельностной четверицы или свой тип рациональности.

Обратим внимание, что первые три компонента S, T, O, как основную часть проведения активного эксперимента, Вячеслав Семенович рассмотрел подробно при построении своих типов рациональности. Его построения можно

48 Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

было бы уточняюще назвать научной рациональностью активного эксперимента. В классической рациональности S → T → (O), когда в фокусе внима-

ния сам объект, мы допускаем существование возможности подсмотреть за объектом так, что он не изменится, отсюда объективность знаний. Очень часто это естественная рациональность первого взгляда, первой быстрой реакции понимания, что свойственно и гуманитарной сфере, и обыденному сознанию. В неклассической рациональности незаметно подсмотреть принципиально невозможно, неустранима связка средств наблюдения и объекта, они в фокусе внимания, ответ зависит от способа вопрошания S → (T → O). Неклассика уже требует понимание культуры многих возможностей, взаимосвязей средств и объектов. Неклассика – это не только квантовые и релятивистские эксперименты, или наблюдения за неустойчивыми состояниями систем, но и психологические опросы (когда вопрос всегда деформирует понимание реципиента), но и интерпретация слова, которое неизбежно зависит от контекста. Наконец, пост-

неклассическая рациональность (S → T → O), когда результат зависит, кро-

ме всего сказанного, и от понимающих установок субъекта, все элементы триады находятся в отношениях круговой причинности. Объемность пространств альтернатив реализации эксперимента резко возрастает, сам процесс его развития становится историчным и эмерджентным, наука обретает человекомерность саморазвития по В.С.Степину.

Есть еще один не описанный Степиным кластер (SO) ↔ T, явно не относящийся к привычным физическим экспериментам, тем не менее, требующий своего места в картине исследования реальности. Этот кластер, означающий неразрывность субъект-объектной связности, который, например, проявляется в процессах самоописания, самонаблюдения, интроспекции, отелесненности разума, многих паранормальных явлений, связи сознания и физической реальности. Это выводит нас к еще одному типу рациональности, пока не имеющему названия, который сейчас активно обсуждается в когнитивистике и теории сознания. Можно было бы назвать эту рациональность транзитной рациональностью, рациональностью перехода и связи между мирами материальными и психическими, виртуальными.

Обратим внимание на еще три типа рациональности, который можно на-

звать научной рациональностью пассивного эксперимента или наблюдения.

Им В.С. Степин не уделял особо большого внимания, предпочитая обсуждать активные эксперименты, а для пассивных ограничивался фразой «природа отвечает, и мы думаем, что…». Однако пассивный эксперимент также широко распространен в науке, например, в астрономии или при включенных наблюдениях в социологии, психологии, этологии, медицине.

Речь идет о второй части деятельностной триады O → R → S*, т.е. детектировании, расшифровке и интерпретации. Более корректно представить это через средства детектирования Т* и средства интерпретации Т**: O → Т* → R → Т** → S*. Первое, что бросается в глаза, это обращение стрелы времени, не от субъекта к объекту, а, наоборот, от объекта к субъекту. Это означает что по данным сигналов от объекта, данным детекторов мы должны распознать и восстановить представление об объекте, т.е. решить, так называемую обратную за-

Александрович. Его метод сродни тому, что провозглашали позитивисты второй волны. Это именно та система описания мира, которая тогда не удалась в силу неимения средств реализации, а сегодня большие данные и ИИ позволяют это делать. И тогда, вроде бы, не нужна теория и тогда не нужны модели. А что ж тогда нужно? – язык и культура. Да, все равно «мы подвешены в языке», но только как подвешены - эти закономерности совершенно нам непонятны. И более того, не факт, что эти закономерности имеют конечный размер описания для нас. У каждого из нас есть когнитивное горлышко, пропускная способность сознания, чтобы мы могли вообще осознать это. Поэтому времена очень смутные. И повторяя слова Вячеслава Семеновича «Мы задаем вопрос природе, она отвечает, и мы думаем, что ..», но думаем теперь не мы только, а мы думаем на пару с ИИ. В практической плоскости во всей экспериментальной деятельности S → T → O → Т* → R → Т** → S* все средства Т, Т*, Т** и все соединительные стрелочки → теперь будут, в той или иной степени, контролироваться ИИ в гибридном режиме [16]. И мы не можем доверять своему партнеру, искусственному интеллекту в полной мере. Это огромные вызовы. Я назвал этот тип рациональности посткритическая рациональность [14], так же как была введена посткритическая философия Майклом Палани. А это действительно рациональность с большой долей неопределенности. Можно ли здесь что-то сделать? Стефан Вольфрам, об этом Ирина Васильевна Черникова будет наверняка говорить, утверждает, что модели не нужны, достаточно смотреть корреляции в больших данных. Это тот самый позитивистский взгляд, который сегодня возрождается вновь и мало оставляет обычному типу творчества человека, во всяком случае с прогнозом остается полная неясность.Что вместо - большой вопрос. Наступает новое время вызовов в философии науки, новая эпоха «бури и натиска», которую прекрасно понимал Вячеслав Семенович, и которую он сам проходил всю свою творческую жизнь. Спасибо.

Литература

1.Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. – 256 с.

2.Степин В.С. Теоретическое знание. – М., 2000.

3.Степин В.С. Исторические типы рациональности в их отношении к сложности // Синергетическая парадигма: синергетика инновационной сложности / Отв. ред. Аршинов В.И. – М.: Прогресс-Традиция, 2011. – С. 37–47.

4.Степин В.С., Кузнецова Л.Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. – М.: ИФ РАН, 1994.

5.Моисеев Н. Н. Человек и Ноосфера. – М.: Молодая гвардия. 1990.

6.Буданов В. Г., Аршинов В. И. Большой антропологический переход: методология сложностно-сетевого мышления: монография — Курск.: ЗАО «Университетская книга», 2022. — 129 c.

7.Рокмор Т. Постнеклассическая концепция науки В.С. Степина и эпистемологический конструктивизм // Человек. Наука. Цивилизация. К 70-летию академика Российской академии наук В.С. Степина. – М., Канон+, 2004.

52Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

8.Коэволюция науки и культуры в трудах Вячеслава Семеновича Степина. Материалы «Круглого стола» // Философия науки и техники. – 2019. – Т.

24.– № 1. – С. 7–45.

9.Доклад академика РАН В.С. Степина «типы систем: категориальные матрицы, их познание и технологии освоения» 26 апреля 2018 года. YOUTUBE

10.Степин В.С., Еськов В.М., Буданов В.Г. Новые представления о гомео-

стазе и эволюции. Сложность, Разум, Постнеклассика. – 2016. – №3. – С.52-58.

11.Буданов В.Г. Методология синергетики в постнеклассической науке и в образовании. – М.: УРСС, 2007.

12.Степин В.С. О философских основаниях синергетики // Синергетическая парадигма / Под ред. В.Г. Буданова. – М., 2006. – С.97-102.

13.Буданов В.Г. Обобщенные типы рациональности: тетраэдрические репрезентации модусов деятельности и цифровая таксономия реальностей / Восьмой Российский Философский Конгресс «Философия в полицентричном мире». Симпозиум «Философия сложности: постнеклассический подход (памяти В.С. Степина)» (Рук. Аршинов В.И., Буданов В.Г., Черникова И.В.). Сборник научных статей М.: РФО; Институт философии РАН; МГУ им. М.В. Ломоносова. – М.: Издательство “Логос”, ООО «Новые печатные технологии». – С. 521-523.

14.Буданов В.Г. Обобщенная научная рациональность: истоки, структура, перспективы в цифровую эпоху / Антропомерность как вызов и ответ современности: Коллективная монография. Отв. редактор В.Г. Буданов. – Курск: Изд-во ЗАО «Университетская книга», 2022. – С.44-63.

15.Буданов В.Г. Антропосоциальные вызовы экспансии искусственного интеллекта // Ученые записки Института психологии Российской академии на-

ук. – 2023. – Т.3. – №2. – С.23-31.

16.Буданов В.Г. Посткритическая рациональность как оборотная сторона цифровизации/ Конструктивизм, реализм, человек. К 90-летию В.А. Лекторского (под ред. Е.О. Труфановой). – М.: СПб: Центр гуманитарных инициатив, Университетская книга, 2023 . – 334 с. – С. 214-227.

Концептуальный каркас эпистемологической концепции В.С. Степина: историко-культурные традиции и новации

Кузнецова Н.И.

Доктор философских наук, профессор ИИЕТ РАН, Москва, РФ

Аннотация Очевидно, что главным философским интересом В.С. Степина была про-

блема познания особенностей научно-теоретического знания, его специфики, его структуры и динамики развития. Степин подчеркивал, что в области эпистемологии и философии науки он следовал традициям неокантианства. В конечном итоге он убедительно показал, что научная теория является феноменом социокультурной организованности, созданной познающим мышлением в

определенную историческую эпоху. Ни один специалист не может обойти эту концепцию равнодушным молчанием.

Ключевые слова:

Неокантианство, марксизм, эпистемология, философия науки, Степин, концептуальный каркас, научная теория

Conceptual framework of the epistemological concept of V.S. Stepin: historical and cultural traditions and innovations

Kuznetsova N.I.

Doctor of Philosophy, Professor

IIET RAS, Moscow, Russia

It is obvious that the main philosophical interest of V.S. Stepin was the problem of understanding the characteristics of scientific-theoretical knowledge, its specificity, its structure and dynamics of development. Stepin emphasized that in the field of epistemology and philosophy of science he followed the traditions of neo-Kantianism. Ultimately, he convincingly showed that scientific theory is a phenomenon of sociocultural organization created by cognitive thinking in a certain historical era. No specialist can ignore this concept with indifferent silence.

Keywords.neo-Kantianism Marxism epistemology philosophy of science Stepin conceptual framework scientific theory

Несмотря на все разнообразие философских и научных интересов Вячеслава Семеновича, надо признать, что в самой сердцевине его поисков и решаемых задач стояла проблема познания научного знания, его особенностей, строения и динамики развития. Эти фундаментальные вопросы эпистемологии и философии науки, конечно, не новы и восходят к западноевропейской философской традиции позитивизма XIX столетия. Можно в очередной раз подчеркнуть, что формированию через столетие новой философской области – эпистемологии и философии науки – мы обязаны, прежде всего, двум энергичным идейным вдохновителям, а именно французу Огюсту Конту и англичанину Герберту Спенсеру. Первый – вполне «континентальный» философ, другой – «островной», совпали в пропаганде главной задачи философии, которая, отринув глубочайшие традиции спекулятивного разума, и поставив любые иные вопросы на второй план, должна была немедленно заняться изучением науки, так как именно последняя является движущей силой цивилизационного прогресса. Эта идея осталась ключевой и для Вячеслава Семеновича, ибо именно наука создает современную, как он выражался, техногенную цивилизацию с ее удивительными возможностями осознавать, ставить и решать актуальные для человечества проблемы. Он писал об этом в духе своих далеких предшественников весьма вдохновенно: «Теоретическое знание и его развитие является неотъемлемой характеристикой современной науки, которая постоянно расширяет горизонты познавательного и практического освоения мира человеком. Как и сама наука, теоретическое знание является культурно-историческим феноменом. Оно возникло в контексте исторического развития цивилизации и культу-

54 Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

ры, на определенных стадиях этого развития, породивших теоретическую науку и ценность научной рациональности» [Степин, 2000, с. 17]. Сказанного достаточно, чтобы понимать, почему полная сосредоточенность на проблемах философии науки заставляла Степина также постоянно выходить в проблематику философской антропологии, культурологии, социальной философии. При этом глубинный perpetuummobile его философских поисков – осмысление научного познания во всех его ипостасях. По этой причине сам он считал своим главным трудом (среди многих других монографий, статей, иных публикаций) монографию «Теоретическое знание». По его признанию, это был плод более чем двадцатилетней работы. Безусловно, он ждал активных откликов от нашего науч- но-философского сообщества, чтобы понять, насколько его идеи стали проникать в мышление тех, кто занимается эпистемологией и философией науки. Он много выступал, писал, разъяснял, всегда пытался рассказать (иногда просто при случайной встрече в коридорах Института на Волхонке) о том, что он только что откопал, обнаружил, сообразил. Увы, реакция была довольно слабой. Критики практически не было, но и те, кто признавали, что идеи Степина ведут вперед, мало использовали его модели для собственных разработок и даже для преподавания разработанного им курса «История и философия науки». Это обескураживало. Именно этот пробел заставил меня обратиться к «повторению пройденного», к реконструкции степинской модели строения научной теории. Необходимо проследить, в русле каких традиций действовал, из каких философских проблем исходил еще молодой Степин, когда начался его путь в этой области, и каков, собственно, его оригинальный вклад в «познание познания» на фоне общих историко-культурных традиций.

Вячеслав Семенович активно занимался рефлексией собственного мышления, думал о происхождении своих идей, некоторые браковал, поэтому в целом сам умел показать те традиции, в рамках которых работал и корректировал поиск. Я имею в виду сейчас статью, которую пока крайне редко цитируют и упоминают, но она очень важна для понимания степинской эпистемологической концепции и достойна специального анализа. При подготовке того текста мы вели с автором крайне интересный рефлексивный разговор, о чем и хочу рассказать. Речь идет о сборнике, который готовился в честь юбилея Георгия Петровича Щедровицкого, и я находилась в роли редактора-составителя [Степин, 2004]. В книге «Теоретическое знание» Степин прямо указывал, что наибольшее эвристическое воздействие при разработке собственных идей он испытал от общения с двумя друзьями-коллегами: Г.П. Щедровицким и В.А Смирновым (в особенности, он ценил предложенный Владимиром Александровичем генетически-конструктивный метод развертывания теории). Сроки подготовки юбилейного издания были очень сжатыми, и мы встретились со Степиным для того, чтобы, как говорится, «раскачать тему». Бесспорно, мы очень хорошо понимали друг друга, оба были «щедровитянами»; я – член Московского Методологического кружка, Степин – активный собеседник Щедровицкого в меру своих визитов из Минска в Москву. Разговаривать нам было очень легко, говорили, что называется, на одном языке, были давно и близко знакомы, но в той нашей встрече Степин удивил меня, как минимум, трижды.

Первое – это история знакомства юного минского аспиранта с традициями и историей позитивизма. Позитивистов, особенно «второй и третьей волны», в те времена необходимо было ругать, критиковать. Степин как перспективный молодой философ получил тему для диссертации именно в таком развороте. Но для солидного исследования необходимо было найти цитаты, изучить оригиналы. «Каким образом мне удалось познакомиться с оригиналами? Это тоже сюжет для небольшого рассказа о советской эпохе. Чтобы написать диссертацию по неопозитивизму, мне необходимо было прочитать работы Венского кружка, а в нашей библиотеке эта литература находилась в так называемом спецхране. Для меня был оформлен допуск по второй форме. И поскольку допуск был уже получен, я воспользовался ситуацией для самообразования. Я тогда прочитал много запрещенной литературы: и той, где мои неопозитивисты ругали советскую власть, и Стенограммы XIV, XV, XVI партийных съездов, которые были засекречены от рядовых членов КПСС. Взял я для знакомства “Философию живого опыта” Богданова и другие его работы. Почему-то особенно трудно было достать “Очерки по философии марксизма” (1908). Узнал много нового и интересного» [Степин, 2004, с. 146]. Однако от такого чтения планы аспиранты изменились радикально. Он попросту отказался от предложенной «перспективной темы», убедился, что слишком многое в трудах Венского кружка было правильным и продуктивным. Это неизбежно задержало его карьерный рост; поэтому отдадим должное его профессиональной честности.

Второе, что было некоторой неожиданностью, – указание на важнейшую роль традиции неокантианства. (Я была уверена, что мы заговорим о роли Маркса для формирования деятельностного подхода в гносеологии). Но Степин сказал так: «Идея деятельностного подхода формировалась, несомненно, как освоение первого тезиса Маркса о Фейербахе. Мы, тогдашняя молодежь послевоенной генерации, искренне прокламировали и пропагандировали этот тезис, потому что он был очень удобен. С одной стороны, это – марксизм, к чему не придерешься. С другой стороны, отталкиваясь от него, можно было совершать следующие шаги… Но тогда, когда я проделал свою работу в сфере философии науки, то к концу 70-х-началу 80-х годов понял, что я не столько марксист, сколько неокантианец. Думаю, что этот дрейф в сторону неокантианства не был случайным» [Степин, 2004, с. 145]. Помню, как я слегка удивилась, но тут же, мысленно оживляя свои знания о неокантианстве, согласилась с высказанным тезисом. Действительно, два момента были очевидными: признание социокультурной обусловленности познания, а также акцент на роли ценностей в формировании умозрительных конструкций. Несомненно, это было заслугой неокантианства, причем обеих школ – как Марбургской, так и Баденской.

Третье, что было наиболее неожиданным, – признание роли А.А. Богданова для развития эпистемологии. Я до той поры не встречала в работах Степина ссылок на его работы, разбора комплекса «тектологических» идей. Цитат, может, и не встретила, а вот проблематика была Степиным освоена, и свое понимание он изложил так: «Богданов развивал марксизм, считая, что учение Маркса – только ступень для всеобщей организационной науки – тектологии. Он писал: “В технике мы нашли организацию вещей для человеческих целей,

56 Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

теперь мы ее находим в природе вне человека. Эта природа, в свою очередь, оказывается полем организационного опыта… Итак, область организационного опыта совпадает с областью опыта вообще. Организационный опыт – это и есть весь наш опыт, взятый с организационной точки зрения, то есть как мир процессов организующих и дезорганизующих” [Богданов А.А. «Всеобщая орга-

низационная наука (тектология). Л.-М., 1925]. И Степин продолжает: «В этом контексте Богданов пришел к утверждению, что общественное бытие равно общественному сознанию. Если перевести на современный язык, то можно изложить его идею следующим образом: сложные, развивающиеся (органические) системы обязательно содержат структуры, которые аккумулируют опыт взаимодействия со средой. Иначе говоря, органические саморазвивающиеся системы включают в себя особые информационные управляющие подсистемы. Сегодня мы бы сказали, что общечеловеческое сознание (и социальное бессознательное) следует интерпретировать как культуру, основания которой выступают своего рода генами социального организма. Подобно тому, как в биологии гены определяют структуру живых организмов, так общественное сознание в каких-то основных, базисных его характеристиках определяют структуры социальной жизни» [Степин, 2004, с. 147].

По мнению Степина, не Богданов уходил от марксизма, а сам Ленин. В «Материализме и эмпириокритицизме» пропагандировались, по существу, идеи домарксова материализма, наивно-реалистической версии познания, в которой главная идея состояла в том, что «познание отражает объект, а результат отражения, знание, есть зеркальный образ объекта (Spiegelbild), как любил подчеркивать Ленин» [Степин, 2004, с. 149]. Развитие деятельностной концепции познания и его социокультурной обусловленности требовало преодоления такой наивной точки зрения. Но она была догматизирована, идеологически нагружена, каждый шаг здесь давался с большим трудом и был чреват неприятными последствиями.

Степин заключает свой анализ так: «Традиционному отождествлению фундаментальных абстракций науки и реальности противостояла критика такого отождествления, опирающаяся на опыт исторического анализа науки. Ряд важных моментов этой проблематики был развит конвенционализмом и эмпириокритицизмом, и той особой версии “марксистски окрашенного эмпириокритицизма”, который разрабатывал А.А. Богданов» [Степин, 2004, с.148].

Как видим, реконструкцию традиций своей философской работы Степин проделал самостоятельно и сделал это отлично! Думаю, что столь ясное и глубокое ощущение своего места в истории – очевидный признак масштаба личности и мощности мышления.

Но главное в концепции Степина, как утверждалось выше, – выявление строения теории и механизмов динамики ее трансформаций. Обратимся к анализу итогового результата. Понятно, что в данном случае мой анализ будет по необходимости лапидарным. Впрочем, Вячеслав Семенович оставил нам очень удачную схематизацию устройства теории [Степин, 2000, с. 287], благодаря которой мои пояснения в данном случае будут просто некоторым комментарием к ней. В дальнейшем автор внес небольшие добавления в схему, но это не было

принципиальным изменением. Любовь к «схематизации смысла», которая позволяет визуализировать ходы мысли, Вячеслав Семенович, несомненно, усвоил от Щедровицкого. К сожалению, по моим наблюдениям, многие преподаватели и даже специалисты в области эпистемологии упускают из виду некоторые «изюминки» этой схемы, упрощая и тривиализируя оригинальную концепцию Степина.

Как устроена научная теория, если мы рассматриваем ее как феномен высокоразвитой научной дисциплины (скажем, современной физики)? Вопрос не праздный, так как теории различных областей знания устроены различным образом. Стандарта здесь нет. Другое дело, что молодые дисциплины стараются подражать более «продвинутым», по мере возможностей копируя построение своей теории так, как это делается в физике. От принятия математики как идеала по мере развития естествознания (физики, химии, биологии и других так называемых «индуктивных наук») пришлось отказаться, так как эмпирические дисциплины не могут строиться аксиоматически. Действительно, «числа на дороге не валяются», как выражался академик А.Д. Александров, они являются умозрительными конструкциями. Природные объекты – не таковы. Но роль математики в естествознании этим не умаляется, что нашло свое отражение в степинской схеме.

Итак, в схеме устройства теории, по Степину, присутствуют три измерения, три проекции: эмпирический «постамент», собственно теория, а также проекция, куда он помещает то, что называет «основаниями теории». Схема подчиняется очень легкому мнемоническому правилу: у постамента два уровня, у теории – три, у проекции оснований – четыре «блока».

Эмпирический «постамент», по Степину, имеет два этажа: нижний – «приборные ситуации, данные наблюдений»; верхний – «эмпирические зависимости, факты». Очень желательно, чтобы на эмпирическом уровне исследования была установлена «эмпирическая зависимость» (такого типа, например, как «закон Бойля-Мариотта»). Однако «фактами» данные наблюдений будут признаны, «если и только если», как говорят логики, будут дедуцированы из теоретических соображений. Замечу, что в книге «Теоретическое знание» Степин ясно и четко излагал свое понимание проблемы «теоретической нагруженности фактов», был, естественно, знаком с гипотетико-дедуктивной схемой научного исследования и добился того, что вся эта известная философскому сообществу проблематика была органически вплетена в его схему, получала в ней должное освещение.

На эмпирический «постамент» водружается теория. Изюминка в том, что теория вовсе не вытекает из эмпирии и не порождается ею. Этот привычный до сих пор, навязчивый постулат просто-напросто отброшен. Теория – это «постройка», это конструкция, которая водружается на эмпирический «постамент», но не порождается им. Напомню, что индуктивное происхождение теории, по Степину, просто невозможно, теория ни в коей мере не является продуктом обобщения эмпирических данных. Теория строится для абстрактных (идеальных) объектов, отнюдь не для реальных. Это крайне важный пункт, который, как показывает практика преподавания, с трудом осваивается практикующими

58 Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

исследователями, если они специально не занимаются методологическими проблемами своей дисциплины. Степин разъясняет: «Эмпирические объекты составляют смысл таких терминов эмпирического языка, как “Земля”, “провод с током”, “расстояние между Землей и Луной” и т.д. Теоретические объекты, в отличие от эмпирических, являются идеализациями, “логическими реконструкциями действительности”. Они могут быть наделены не только признаками, которым соответствуют свойства и отношения реальных объектов, но и признаками, которыми не обладает ни один такой объект. Теоретические объекты образуют смысл таких терминов, как “точка”, “идеальный газ”, “абсолютно черное тело” и т.д.» [Степин, 2000, с. 104]. Как рождаются такие конструкты, представляющие абстрактные (идеальные) объекты? Мне запомнилась такая фраза, мельком брошенная Степиным в разговоре: «Построение теории идет не индуктивным путем, не выводится движением от опыта к теории, а строится за счет пробега мышления в сфере идеализированных объектов и построения гипотез – гипотетических схем исследуемой реальности… <Это и есть> процедура конструктивного обоснования. Я считаю это одним из ключевых открытий в философии науки, которое мы сделали в Минске» [Степин, 2004, с. 141].

В теории, по Степину, три компонента: центральная – «теоретическая схема» (что для него равнозначно построению идеального объекта), но «внизу», уходя на «постамент», располагается «эмпирическая зависимость», «факты», а «сверху» – математическая формулировка. Поясню своими словами, что такое теоретическая схема. Как правило, теоретическая схема очень проста и выражается достаточно короткой формулировкой. А решение конкретных познавательных задач (решение головоломок, по Куну), напротив, – бывает сложным и кропотливым делом. Возьмем, к примеру, теорию происхождения видов Ч. Дарвина. Она, по сути дела, изложена в самом заголовке первого издания «Происхождения видов», который гласит: «Происхождение видов путем естественного отбора или сохранение избранных пород в борьбе за жизнь». (В оригинале это высказывание звучит более жестко и безжалостно, русский перевод смягчает оттенки сказанного: «On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life»). Сказано всё, что необходимо, остальной текст, как выражались современники Дарвина, представляет собой «Монблан фактов». Иначе говоря, все многочисленные примеры выживания видов, сумевших приспособиться к условиям среды, стали фактами в силу освещения их через призму теоретической схемы. Ясно и то, что такая теория не могла быть индуктивным обобщением, наблюдать процесс естественного отбора своими глазами невозможно. Сам Дарвин был смущен и недоволен тем, что такое утверждение само по себе не вытекало из эмпирических наблюдений, не было в этом плане получено «правильным путем». Дарвин был убежденным индуктивистом [Чайковский, 1982].

Третий компонент теории – «математические формулировки законов». Иногда их нет, но желательно к этому стремиться. В современном дарвинизме, судя по всему, математические расчеты уже ведутся, математизация биологического знания продвигается вполне успешно.

Когда теоретическая схема сформирована, необходимо, по Степину, дать ей «концептуальную интерпретацию». На примере «Происхождения видов» наглядно видно, что мировоззрение «StruggleforLife» (выживает сильнейшие, избранные, FavouredRaces!) идеально вписывается в контекст минувшей социокультурной эпохи.

Необходимость концептуальной интерпретации естественно устремляет внимание на третью проекцию теоретического знания: это – основания науки. В ней, как говорилось четыре блока: «специальная научная картина мира», «общенаучная картина мира», «философские основания науки», «идеалы и нормы научности». Очевидно, что эти блоки исторически переменчивы. Отмечаются культурные и национальные особенности в постройке теорий. Теория должна проецироваться в эти блоки, чтобы пройти проверку на когерентность. Несомненно, без такой проверки теория находится в «подвешенном состоянии». Историки науки в своих реконструкциях теорий прошлых эпох, демонстрировали многообразие такого «вписывания» конкретного научного результата, и многие особенности исторической динамики научного познания получают в рамках схемы Степина свое объяснение.

Подведем итог: в силу всего сказанного выше мне хотелось бы, характеризуя анализируемую схему, употребить тектологическое (богдановское) слово

– «организованность». Это определенный сдвиг в привычной категоризации устройства теоретического знания. Убедительно показано, что теория является феноменом социокультурной организованности, созданной познающим мышлением в определенную историческую эпоху. Очевидно, что предложенное изо-

бражение теоретического знания полностью соответствует поискам эпохи постпозитивизма, и я рискнула бы утверждать, что Степину действительно удалось создать наиболее объемлющую, синтезирующую концепцию, аккумулирующую важнейшие достижения этой области. Ни один специалист, работающий в области эпистемологии и философии науки, не должен обойти эту концепцию равнодушным молчанием.

Литература

1. Степин В.С. Теоретическое знание.М.: Прогресс-Традиция,2000. - 744

с.

2.Степин В.С. От философии и методологии науки – к философской антропологии (траектории развития идей: 1950-1990-е гг.) // Познающее мышление и социальное действие (наследие Г.П. Щедровицкого в контексте отечественной и мировой философской мысли) /Ред-сост. Н.И. Кузнецова. М.: Ф.А.С. –

медиа, 2004. -544 с.

3.Чайковский Ю.В. Истоки открытия Ч. Дарвина (опыт методологического анализа) // Природа, № 6, 1982. С. 87-94.

60 Третьи Степинские чтения. Перспективы философии науки в современную эпоху

Два подхода в изучении научной рациональности

Еськов В.М.

профессор, доктор физико-математических наук, доктор биологических наук, ЗДН РФ

ФГУ «ФНЦ Научно-исследовательский институт системных исследований Российской академии наук». Обособленное подразделение «ФНЦ НИИСИ РАН» в г. Сургуте ул. Базовая, 34, Сургут, Россия, 628400, filatovmik@yandex.ru

Аннотация. Представлен сравнительный анализ классификаций типов научной рациональности у В.С. Степина и с позиции Weaver-Еськова. Показано, что с позиции субъектобъектных отношений (Степин) и базовых свойств систем природы (Еськов) такая классификация имеет общие корни и создает новые перспективы для философии науки. Возникает острая необходимость в разработке новых подходов в философии науки и философии в целом.Очевидно, что нужна новая философия науки на базе новой классификации типов научной рациональности.

Ключевые слова: научная рациональность, субъектобъект, эффект ЕськоваЗинченко.

Two approaches to the study of scientific rationality

Eskov V.M.

professor, Doctor of Physical and Mathematical Sciences, Doctor of Biological Sciences,

ZDN RF

Federal State Institution "FNC Research Institute for System Research of the Russian Academy of Sciences". A separate subdivision of the Federal Scientific Center NIISI RAS in Surgut, st. Basic, 34, Surgut, Russia, 628400, filatovmik@yandex.ru

A comparative analysis of classifications of types of scientific rationality by V.S. Stepin and from the position of Weaver-Eskovwas presented. It is shownthat from the standpoint of subject-object relations (Stepin) and the basic properties of natural systems (Eskov), such classification has common roots and creates new perspectives for the philosophy of science. There is an urgent need to develop new approaches to the philosophy of science and philosophy in general.It is obvious that a new philosophy of science is needed on the basis of a new classification of the types of scientific rationality.

Key words: scientific rationality, subject-object,Eskov-Zinchenkoeffect.

Академик В.С.Степин внес весьма существенный вклад в развитие систематизации философии науки и теории познания. Основные его работы в этой области базируются на детальном изучении субъектобъектных отношений. Напомним, что эта проблема составляет основу всей философии за последние 200-250 лет. Но в теории познания и философии науки она сейчас приобретает