книги / Философские проблемы науки и техники.-1

ет одни и те же последствия – конец проекта. Потому все эти факторы в феноменологии жизни современного инженераменеджера имеют один онтологический статус. Их можно уравнять как элементы одной сети, которую надо сплести, чтобы проект удался, разработка заработала, образец продался. И разработчики это делают постоянно. Так, перед тем как сформулировать свое пятое методологическое правило, Латур пишет: «Но возможно также и то, что <…> крысы умрут, пандорин превратится в артефакт, конгрессмены проголосуют против утверждения бюджета, шеф разозлит министра, который отменит распоряжение своих советников… Для нас, следующих за учеными, вопрос состоит не в том, чтобы решать, какая из этих связей [цепи или сети элементов – О.Х.] является “социальной”, а какая “научной”; вопрос для нас, так же как и для тех, кого мы изучаем, должен быть лишь один: “Какая из этих связей выстоит, а какая не устоит?”» Иными словами, в этом прагматическом мире важен успех запуска разработки, а не абстрактный вопрос, имеют ли отдельные ее элементы «человеческий» или «природный» характер.

Мишель Каллон, похоже, первым подробно описал эту особенность практической жизни инженеров. Исследуя столкновение электроэнергетической монополии EDF (Electricite de France) и заводов «Рено» в 1970-е годы по поводу реалистичности создания электромобиля под названием VEL, Каллон заметил, что инженеры и той, и другой компании были как бы стихийными социологами, имеющими свои представления о том, как работает или как должно работать общество. Он назвал этот феномен impure sociology of engineers, неочищенной социологи-

ей инженеров, или социологией с примесями – в отличие от гомогенизированной и рафинированной социологии социологов. Инженеры как EDF, так и «Рено» могли перескакивать с политических на технические аргументы несколько раз в течение одного спора; и апелляции к вещам только помогали им решить разногласия по поводу социальных процессов.

31

После парижских событий в мае 1968 года EDF решила инвестировать в создание электромобиля, который соответствовал духу времени – критике консьюмеризма современного капитализма и загрязнения окружающей среды. Символом первого и второго стал традиционный автомобиль. Представления инженеров EDF о том, куда надо развиваться французскому обществу, натолкнулись на возражения «Рено», что, несмотря на революционный порыв вокруг, потребители все еще хотят традиционный семейный автомобиль. Но спор о том, куда идет Франция или что ей нужно, был решен не в академических аудиториях или на политических митингах, а в лабораториях, когда инженеры «Рено» протестировали все допущения инженеров EDF и нашли слабое звено: по их расчетам, мощные и легкие батареи для электромобиля могли появиться не раньше, чем через 15 лет. Даже если инженеры EDF совершат чудо и создадут нужные батареи раньше, аргументировали инженеры «Рено», как они будут решать проблему замены отработанного электролита? Ведь это потребует создания целой сети новых станций заправки свежим электролитом, а против этого активно выступит мощное нефтяное лобби. Попытка же создания неэлектролитных батарей потребует новых исследований в квантовой физике, где быстрые результаты не гарантированы. В результате проект VEL был похоронен.

Пример со спором инженеров EDF и «Рено» об электролитных батареях, который исследовал Каллон, а потом использовал в своей книге Латур, показывает, как внутри STS сформировалась традиция исследования того, что можно назвать феноменологией жизни инженера. Данная книга – лучший ее пример. Жизнь западноевропейского или североамериканского ученого, вписанного в сети технонауки и связанного в конечном счете с НИОКР и рыночным успехом опытных образцов, может быть также адекватно описана в соответствии с такой феноменологией. Вопросы возникают, однако, когда эта феноменология берется за модель жизни ученого во всех дисциплинах и во всех

32

обществах. Например, до сих пор непонятно, насколько успешно «очерноящичевание» достигало своей цели в СССР, где можно было ограничиться одной удачной разработкой, но не выходить на стадию коммерчески успешного массового производства и где основным заказчиком являлся военно-промыш- ленный комплекс, а не рынок. (В нашем недавнем исследовании делалось предположение, что вместо машин по производству эффективности Советский Союз создавал черные ящики по производству гордости, и потому постоянные поломки машин эффективности не воспринимались как проблема.)

Еще бoльшие проблемы возникают, когда из теории Каллона и Латура начинают делать теорию жизни вообще, превращая феноменологию инженерной жизни в феноменологию человеческой жизни как таковой. Теодор Адорно еще в 1930-е годы критиковал раннего Хайдеггера за то, что тот в «Бытии

ивремени» представил нам феноменологию жизни ремесленника, работающего с подручными инструментами и материалами в свой мастерской, как феноменологию человеческой жизни вообще. Схожим образом те, кто видят в Латуре и Каллоне философов человеческой жизни как таковой, неправомерно представляют их модель инженерной жизни как модель жизни человека вообще. В этом ракурсе и кажется диким, что в нашей повседневной или профессиональной жизни микробам надо обязательно приписывать такие же способности к действию, как

илюдям. Да, современных естествоиспытателей можно описать по модели конструкторов черных ящиков. Они исходят из анализа следов, оставленных природой в их записывающих и визуализирующих устройствах, для создания чего-то твердого, на что можно опереться в своих выводах о реальности и на основании чего можно будет сконструировать безотказно работающий черный ящик. Модель такой жизни, однако, – это конструктор моторов по типу дизельного двигателя, который своим урчанием рядом подтверждает реальность фактов и законов термодинамики (это любимый пример для Латура, как мы знаем). Сек-

33

рет такой жизни – в самом названии профессии «инженер». Оксфордский словарь английского языка говорит: хотя слово engine шло от ingenium и первоначально значило «редкий талант, гениальность, специальный навык или трюк», engineer – это тот, кто строит военные укрепления или моторы (engines). Интерпретировать жизнь человека вообще по модели моторостроителя – значит обеднять ее. Многие сферы человеческой жизни не похожи на практики собирателей или сколачивателей черных ящиков. Монахи не делают и не могут сделать из Бога исправно работающий черный ящик, а горшечник, позволяющий глине принять присущую ей форму, не пытает природу, как естествоиспытатель. Но и интерпретировать даже жизнь ученых во всех областях науки по модели жизни моторостроителя – значит считать, что прагматический режим прихождения к истинным суждениям о реальности везде один и тот же и напоминает естествоиспытательство, ведущее к моторостроению. Что неверно, конечно. По крайней мере, неверно, пока общественные науки не переделаны полностью по модели естественных наук, если – в чем сомневаются многие – это вообще возможно.

<…> Мы знаем, что латурианская социология избегает упоминания деталей персональных данных индивида, как и традиционная социология, но она ищет не «системы», как традиционная социология, а «акторные сети». О разнице между системами и акторными сетями Каллон пишет: когда трудно эмпирически определить, где кончается система и начинается внешняя среда, то становится ясно, что само разграничение на внутреннее/внешнее и на систему/среду – это результат работы акторной сети, которая обычно работает с элементами гибридного порядка, но в конце концов (если это потребуется для каких-либо классифицирующих целей) наделит их статусом социальных либо природных элементов – в результате стихийной и нерафинированной социологии самих инженеров.

<…> При следовании за учеными и инженерами в процессе построения их протяженных сетей исследователь, работаю-

34

щий по методике Каллона – Латура, должен ехать с ними в лабораторию или в поле (если есть период полевых исследований), смотреть, как они собирают и обрабатывают лабораторный или полевой материал, как и где общаются с инвесторами

испонсорами, составителями и издателями схем, статей и учебников, выезжают к представителям массмедиа, в министерства

игрантодающие организации. Эта мобильность и дает новые удивительные результаты.

<…> Таким образом, «Наука в действии» – необходимое чтение не только для тех, кто интересуется STS или «ранним» Латуром, а неизбежная ступень и для понимания нынешнего, более метафизичного, Латура. Чтобы самому оставить след в науке, сначала надо пройти по следам других или вместе с другими, – как и предлагает Латур.

Вопросы к тексту

1.Что означает аббревиатура STS?

2.Расскажите о специфике технонауки как о состоянии современного производства научного знания.

3.«Чтобы проект удался, все факторы (имеющие равный онтологический статус) нужно сплести в единую сеть». Прокомментируйте эту мысль.

4.Какую роль играет понятие «черный ящик» в концепции Б. Латура?

5.Что такое «акторная сеть»? Чем акторная сеть отличается от системы?

6.Опишите проект первого электромобиля в контексте технонауки Б. Латура? Почему акторная сеть в данном случае не сформировалась?

35

ТЕМА 3. ФИЛОСОФИЯ ТЕХНИКИ. КАПП Э. ОТРЫВОК ИЗ РАБОТЫ «ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ ТЕХНИКИ»3

Происхождение орудия

Глава I. Антропологический критерий

Каковы бы ни были предметы мышления, рассеянные в пространстве и времени, мысль никогда не уединяется и не теряется в бесконечности, но рано или поздно возвращается обратно, – туда, откуда она исходила, к человеку. Связь с ним остается неразрывной, и то, что она находит после всех исканий и открытий, есть всегда человек и ни что иное.

Поэтому содержанием науки в ее исследовательском процессе вообще является ни что иное, как возвращающийся к самому себе человек.

В этом процессе сознание человеком внешнего мира постоянно противополагается миру внутреннему, и человек, мысль которого утверждает отличие его бытия от всего мира, приходит к самосознанию.

То, что в наше время понимают под «я», которое сознается в себе человеком, имеет уже не совсем прежний смысл. «Я» перестало быть символом для совокупности духовных отношений. Странный самообман закончился вместе с пониманием того, что телесный организм является ближайшей и самой подлинной частью «я». Если бы можно было отвлечься от всех форм, образующих живой организм человеческого тела, и осмыслить всего материального человека, что осталось бы еще от пресловутого «я», кроме призрака духовного человека?

3 Печатается по: Роль орудия в развитии человека. – Л.: Прибой, 1925. – 192 с.

36

Только с достоверностью телесного существования «я» вступает настоящим образом в сознание. Человек существует, ибо он мыслит, и мыслит, ибо существует. Selbst, по-немецки «я», производится от слова si liba, что значит «тело и жизнь». Это основное значение слова заслуживает серьезного внимания. Не половинка здесь и половинка там, но все целое и единое «я» дано в конкретном самосознании.

Эта форма самопознания, смутно подготовленная в умах, разлитая во всеобщем настроении, достигает того момента, когда, в результате безостановочной работы мысли, она находит себе точное выражение, которое фиксирует новую идею и делает ее более или менее сознательным общим достоянием. Это было преимущественно делом новейшего естествознания – дать доказательства того, что в телесном организме находится ключ к особенностям человеческой деятельности во всех ее сферах.

Естествознание и философия – нередко, по внешности, враждебными путями, но нередко и подкрепляя друг друга – при всех блужданиях всегда выходили на правильный путь – исходя от человека.

После того как философия долго занималась исследованием вещественной первоосновы мира, смутное ощущение родства стихийных явлений с природой человека выразилось в знаменитых словах Протагора, что человек есть мера вещей.

Хотя при недостатке физиологических знаний здесь имелся в виду скорее мыслящий человек, чем физический, но раз и навсегда в этих словах был формулирован антропологический критерий и охарактеризовано, хотя сначала и в смутной форме, подлинное ядро человеческого знания и деятельности.

Психология и физиология долго были чужими друг другу, и как далеко первая ни опередила последнюю, та теперь уже догнала ее. Мало того, раздаются даже голоса, требующие, чтобы она совершенно включила ее в себя. Кажется несомненным, что обе в процессе слияния, не раздельно как прежде, но соединенные в один поток, вольются в широкое русло антропологии,

37

чтобы начать высшую фазу самопознания – «физиологической психологии».

Рука об руку с совершающимся в наши дни открытием единства природных сил происходит откровение и единства человеческой природы. Сознавая единство своего существа, как доселе бессознательную основу своего исследования, направленного на связь природных сил, мысля себя в природе и из природы, не над ней и не вне ее, мышление человека становится согласованием его физиологической организации с космическими условиями.

Для центробежного устремления, как и для центростремительного возвращения мыслей, – раз навсегда дан центр в человеке.

При универсально научном значении антропологического критерия так называемая антропоцентрическая точка зрения, при которой человек видит себя в центре мира, не является такой уже необоснованной и бессмысленной.

Самосознание человека является результатом процесса, в котором знание о внешнем превращается в знание о внутреннем. Прежде всего необходимо вполне уяснить себе понятие внешнего мира. «В нас» и «вне нас» даже для чувственного восприятия не различаются так точно, как обычно полагают. Здесь есть спорная пограничная область. «Я» диктует, что оно считает внешним в зависимости от данных отношений.

Существующее только в определенном телесном организме, или, вернее, существующее только как организм, – «я» иногда причисляет всю совокупность членов тела к внутреннему миру, иногда объявляет руку и ногу принадлежащими к миру внешнему, конечностями, которые, подобно другим вещам в природе, например, камням и растениям, являются предметами чувственного восприятия.

И, однако же, бесспорно, все тело принадлежит к внутреннему миру. Хотя мозг считается единственным вместилищем мысли, интеллектуальным средоточием человека, но нельзя обой-

38

ти, например, сердце или спинной мозг, взятый в отдельности, – ему бессознательно помогает мыслить весь организм.

Но для нас прежде всего важно другое различение в понятии «внешнего мира», для которого совершенно недостаточно обычного наименования «природы».

К внешнему миру человека принадлежит множество вещей, которые, за исключением того, что природа доставляет для них материал, является, скорее, созданиями человека, чем природы; в качестве искусственных произведений – в отличие от естественных продуктов, они образуют содержание мира культуры, то, что вне человека, состоит, поэтому из созданий природы и человека.

Непосредственное чувственное восприятие вещей свойственно и животному. Но то, что оно видит и слышит, чует и пожирает, остается ему непонятным, совершенно иным и чуждым, – противополагание, из которого оно никогда не выходит.

Человек выходит за пределы этой противоположности. По своей природе он способен творчески и рецептивно расширять до бесконечности данные ему, наравне с животными, чувственные способности, благодаря механическим средствам – делу своих рук. Он умеет обращаться с вещами, оперировать с ними, преобразовывать материю ради своей пользы и личной потребности. В этом одинаково участвуют сознательное и бессознательное; первое – в определенном намерении удовлетворить потребности данного момента; последнее, без ясного представления и воли, – в определенной форме этого удовлетворения.

Начиная с первых грубых орудий, способных усиливать мощь и ловкость руки в сочетании и разделении материальных веществ, кончая многообразно развитой «системой потребностей», которую в сгущенном виде показывает нам всемирная выставка, человек видит и узнает во всех этих внешних вещах, в отличие от неизменных объектов природы, форму, созданную его рукой, дело человеческого духа, бессознательно обретающего или сознательно изобретающего человека – себя самого.

39

Это происходит двояким образом. С одной стороны, всякое орудие в широком смысле слова, как средство повышения деятельности чувств, является единственной возможностью пойти дальше непосредственного поверхностного восприятия вещей; с другой – как продукт деятельности мозга и руки, орудие находится в таком глубоком внутреннем сродстве с самим человеком, что он, в создании своей руки, видит объективированным перед своими глазами нечто от своего собственного «я», воплощенный в материи мир своих представлений, отображение, как в зеркале, своего внутреннего мира, – словом, часть самого себя.

Но «я», как было сказано выше, живет только в теле, и этот исходящий от человека внешний мир механической работы может быть понят, лишь как реальное продолжение организма, как перенесение вовне внутреннего мира представлений.

Такое отношение к этой области внешнего мира, обнимающей всю совокупность средств культуры, является фактически самопризнанием, и становится в акте обратного перенесения отображения из внешнего мира во внутренний, – самопознанием.

Это происходит таким путем, что человек, употребляя и сравнивая орудия своей руки, как бы в подлинном самосозерцании, сознает процессы и законы своей бессознательной жизни. Ибо механизм, бессознательно образованный по органическому образцу, сам служит, в свою очередь, образцом для объяснения и понимания организма, которому он обязан своим происхождением.

Согласно сказанному, мы различаем в орудии внешнюю цель и внутреннюю идею его создания. Первое имеется налицо в сознании, второе выражается бессознательно, – там царствует замысел, здесь – инстинктивное действие, но обе стороны встречаются и объединяются в целесообразности. С помощью членов организма, привлекаемых для этой цели, совершается измерение, причем организм дает меры для употребления, меры своих членов.

40