!!Экзамен зачет 2023 год / В. Ф. Попондопуло. Динамика обязательственного правоотношения
.docВ. Ф. Попондопуло. Динамика обязательственного правоотношения и гражданско-правовая ответственность. Владивосток, Изд-во Дальневосточного ун-та. 1985. 112 с. :
Бутнев, В. В., Крашенинников, Е. А.канд. истор. наук ., Варул, П. А.канд. юрид. наук. В. Ф. Попондопуло. Динамика обязательственного правоотношения и гражданско-правовая ответственность . Владивосток, Изд-во Дальневосточного ун-та. 1985. 112 с. :[Рецензия] /В. В. Бутнев, Е. А. Крашенинников, П. А. Варул. //Правоведение. -1987. - № 3. - С. 99 - 102 ПЕРСОНАЛИИ: Попондопуло, В. Ф. РЕЦЕНЗИЯ - ПЕРСОНАЛИИ - ГРАЖДАНСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ - ГРАЖДАНСКОЕ ПРАВО - ПРАВООТНОШЕНИЯ
Статья находится в издании «Правоведение :»
Материал(ы):
В. Ф. Попондопуло. Динамика обязательственного правоотношения и гражданско-правовая ответственность Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 1985. 112с. Бутнев, В. В.
В. Ф. Попондопуло. Динамика обязательственного правоотношения и гражданско-правовая ответственность Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 1985. 112с.
В работе анализируются такие проблемы, как динамика гражданского правоотношения и ее виды; соотношение санкции и ответственности в обязательстве; влияние правонарушения и ответственности па динамику обязательственного правоотношения. Многие выводы и положения, содержащиеся в книге, заслуживают внимания и поддержки. Например, В. Ф. Попондопуло предлагает подразделить динамику правоотношений на динамику в широком смысле, связанную с изменением правового регулирования той или иной сферы общественных отношений, и в узком смысле — как их возникновение, изменение, прекращение, смену одних правоотношений другими (с. 13—16). Автор убедительно доказывает, что любые юридические последствия правонарушения, в том числе требование об исполнении нарушенного обязательства в натуре, осуществляются в рамках охранительного правоотношения (с. 55—57).
Остановимся па некоторых спорных положениях.
В. Ф. Попондопуло связывает возникновение охранительных субъективных гражданских прав и обязанностей лишь с нарушением регулятивного гражданского правоотношения (с. 6—8, 17, 36, 69, 92). Однако они могут возникать и из других юридических фактов: объективно-противоправного деяния (ст. 454 ГК РСФСР), события (ст. 388 ГК РСФСР), оспаривания права (ч. 1 ст. 117 ГК РСФСР), правомерного действия (ст. 449 ГК РСФСР). Поэтому несостоятельно предложение автора провести в ст. 4 ГК РСФСР «разбивку гражданских прав и обязанностей на регулятивные и правоохранительные в соответствии с тем, что первые возникают на основе правомерных юридических фактов, а вторые — на основе гражданского правонарушения» (с 70).
Отправляясь от традиционной трактовки санкции как третьего элемента структуры юридической нормы (с. 16, 42), В. Ф. Попондопуло приходит к выводу, что регулятивными и охранительными могут быть только правоотношения, но не нормы права (с. 43, 47, 54). Но ведь правовые нормы, опосредующие нормальное развертывание упорядочиваемых ими процессов, могут обеспечиваться нормами иной отраслевой принадлежности. Так, правило ст. 92 ГК РСФСР охраняется нормами трудового (ст.ст. 118—121 КЗоТ РСФСР), административного (ст.ст. 46—49 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях), уголовного (ст.ст. 89—100 УК РСФСР) и других отраслей права. Рассмотрение перечисленных норм в качестве третьего структурного элемента (санкции) нормы ст. 92 ГК РСФСР означало бы стирание грани между различными отраслями права и регулируемыми ими видами общественных отношений. В этом случае, например, нельзя было бы говорить об уголовном праве как о самостоятельной отрасли советского права, ибо основную массу норм уголовного права в силу их охранительного характера пришлось бы считать элементами (санкциями) норм государственного, административного, гражданского и т. д. права,1 а не уголовного.
Структура любой юридической нормы слагается из двух противоположных частей: гипотезы, указывающей на условия, при наличии которых возникают субъективные права и юридические обязанности, предусмотренные диспозицией, и диспозиции, указывающей на субъективные права и юридические обязанности, возникающие при наличии предусмотренных гипотезой условий. В юридической норме, рассчитанной на конфликтные ситуации, вторая ее часть называется санкцией, а все нормы данного вида фигурируют в качестве охранительных по отношению к регулятивным нормам, реализацию предписаний которых они обеспечивают. Регулятивные и охранительные нормы существуют в каждой отрасли права и служат основой возникновения соответствующих правоотношений.
Спорно утверждение, будто с истечением сроков давности нарушенное субъективное гражданское право прекращается (с. 32, 45, 97). К такому решению автор пришел вследствие непонимания природы права на иск и исковой давности. С истечением исковой давности отпадает способность к принудительному осуществлению права на иск, но само это право продолжает существовать,2хотя и может быть реализовано лишь добровольно. В случае добровольного исполнения должником корреспондирующей праву на иск охранительной гражданско-правовой обязанности по истечении срока исковой давности он не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения он и не знал об истечении давности (ч. 1 ст. 89 ГК РСФСР). По истечении исковой давности сохраняется и обеспечиваемое правом на иск регулятивное субъективное гражданское право, так как существование последнего в качестве гарантированной законом возможности определенного поведения управомоченного обусловливается наличием самого права на иск.
Спорей тезис, согласно которому охранительные правоотношения представляют собой всего лишь стадию развития, форму нарушенных регулятивных правоотношений (с. 5—7, 21, 31, 35, 38, 39, 53, 96). Автор упускает из вида следующие обстоятельства. 1. Охранительные гражданские правоотношения отличаются от обеспечиваемых ими регулятивных гражданских правоотношений по предпосылкам возникновения, содержанию, юридическим свойствам, а иногда и по субъектному составу и потому не могут рассматриваться в качестве аномальной стадии их развития. Так, деликтное притязание, вопреки мнению В. Ф. Попондопуло, нельзя квалифицировать как измененное нарушением регулятивное право собственности (с. 55), ибо эти права возникают из разных юридических фактов, имеют различное содержание, связывают разных обязанных лиц и, что самое главное, обладают различными юридическими свойствами. Деликтному притязанию присуща способность подлежать принудительной реализации юрисдикционным органом, в то время как регулятивное право собственности упомянутой способности лишено. 2. Нарушение регулятивных субъективных гражданских прав может повлечь возникновение охранительных правоотношений иной отраслевой принадлежности (административных, уголовных и т.д.). С точки зрения автора, их также следовало бы признать стадией развития, формой нарушенных регулятивных гражданских правоотношений. Неприемлемость такого вывода очевидна. 3. Охранительные субъективные гражданские права и обязанности возникают не только из факта нарушения регулятивного субъективного гражданского права, но и из других оснований, в том числе правомерных действий (ст. 472 ГК РСФСР). Но если охранительные гражданские права и обязанности способны опосредовать защиту и ненарушенных регулятивных гражданских прав, то охранительные правоотношения нельзя трактовать как аномальную стадию динамики регулятивных правоотношений, вызванную их нарушением.
Неясна позиция В. Ф. Попондопуло в вопросе о понятии и моменте возникновения гражданско-правовой ответственности. По его мнению, «ответственность в обязательстве — это… возложение на нарушителя и претерпевание …им особой обязанности отвечать» (с. 61—62). Отсюда, казалось бы, должен последовать вывод, что ответственность возникает в момент правонарушения, так как именно с этого времени закон возлагает на неисправного должника обязанность по возмещению убытков, уплате неустойки и т. д., которую автор именует «обязанностью отвечать». Однако он утверждает обратное: «С возникновением обязанности отвечать ответственности еще нет» (с. 60), чем опровергает свою дефиницию ответственности в той части, в которой последняя трактуется как возложение на нарушителя особой обязанности отвечать Рели в момент возникновения данной обязанности ответственности еще нет, то указанная часть дефиниции не имеет к определяемому ею явлению никакого отношения.
Сделанные замечания касаются недостаточно разработанных проблем науки гражданского права и не устраняют общей положительной оценки работы.
1 Курылев С. В. О структуре юридической нормы // Тр. Иркутского ун-та. Сер. юрид. Т. XXVII. Вып. 4 / Отв. ред. И. Б. Марткович. 1958. С. 187, 188.
2 Последствием истечения исковой давности является не прекращение, а обессиливание задавненной претензии (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 28. С. 30). То, что Ф. Энгельс называет потерявшей силу за давностью претензией, есть не что иное, как право на иск, утратившее способность к принудительному осуществлению.
В. В. Бутнев, Е. А. Крашенинников,
кандидаты юридических наук
Автор различает в динамике обязательств нормальную и аномальную стадии. Аномальная стадия следует за правонарушением и выражается в форме охранительного обязательства (с. 16, 23, 27 и др.). С такой постановкой вопроса можно согласиться. Но вывод о том, что возникающее охранительное правоотношение не представляет собой самостоятельного гражданского правоотношения, а является лишь преобразованной формой нарушенного регулятивного обязательства (нормальная стадия), вызывает возражения (с. 31, 34). Ведь автор не обнаружил признаков, па основе которых можно определить, когда мы имеем дело с самостоятельным гражданским правоотношением.
Удачно рассмотрена сущность гражданского правоотношения (с. 10—13), но сделанные выводы не использованы при характеристике регулятивных и охранительных правоотношений. Первичным критерием разграничения обязательств должно быть их содержание — взаимные права и обязанности субъектов обязательства. В. Ф. Попондопуло не отрицает, что содержание охранительного правоотношения и содержание нарушенного обязательства составляют различные права и обязанности (С; G7). Отсюда закономерен, казалось бы, вывод о самостоятельном существовании охранительных правоотношений. Однако это не означает, что регулятивные и охранительные обязательства не взаимосвязаны и что последние не вытекают из первых. В результате правонарушения права и обязанности, составляющие содержание нарушенного обязательства, следуя логике автора, превращаются в права и обязанности, составляющие содержание охранительного обязательства (наряду с новыми правами и обязанностями, через которые реализуется санкция за правонарушение). После реализации санкции (уплаты неустойки, возмещения вреда) названные права и обязанности становятся опять содержанием регулятивного обязательства (с. 85). Тогда зачем говорить о таком преобразовании, если в содержании самих прав и обязанностей ничего не меняется? Регулятивное обязательство изменяется или прекращается, когда изменяются или. прекращаются составляющие его содержание права и обязанности, но при его нарушении, если применяемая санкция предполагает возникновение у сторон новых прав и обязанностей, возникает самостоятельное охранительное обязательство, которое существует параллельно с первым.
Неточен термин «правоохранительное правоотношение» (правоохранительное обязательство). Правильнее говорить об охранительном правоотношении (обязательстве). Ведь не имеет смысла, например, термин «правовое правоотношение». Нельзя также согласиться с утверждением, что «аномальная стадия динамики гражданского правоотношения возникает вследствие несоответствия его юридического содержания юридическому содержанию предусматривающей его нормы права, т. е. — вследствие правонарушения» (с. 18). Аномальная стадия хотя и возникает вследствие правонарушения, но правонарушение состоит в несоответствующем как правовой норме, так и содержанию правоотношения поведении субъектов правоотношения.
Автор справедливо отмечает, что вопрос о гражданско-правовой ответственности, как и о правовой ответственности в целом, дискуссионен (с. 62). Сущность гражданско-правовой ответственности, согласно предлагаемому им определению — осуществление особой обязанности отвечать, возникающей на основе правонарушения и вытекающей из применения особой санкции (с. 8, 62). Кроме того, он различает статическую ответственность, которая заключается в мерах ответственности, и ответственность в собственном смысле слова — это применение статической ответственности, возложение на должника и претерпевание им мер ответственности (с. 7—8, 53).
При таком подходе неясно, из чего выводится сущность гражданско-правовой ответственности и как она выражается. Сущностью ответственности может быть то общее и главное, что присуще ее мерам, поскольку в этих мерах она вообще существует.
Не различается в работе ответственность и применение мер ответственности. Высказывание о том, что ответственность — это применение тех санкций, в которых выражаются меры ответственности, по существу ничего не разъясняет. Поэтому непонятно, каковы взаимоотношения между сущностью гражданско-правовой ответственности и гражданско-правовой ответственностью «в собственном смысле слова». В. Ф. Попондопуло обоснованно критикует точки зрения, согласно которым ответственность определяется через категорию обязанности претерпевать меру ответственности или обязанность отвечать (с. 60-61). Обязанность отвечать за противоправное поведение — предпосылка ответственности, а обязанность претерпевать неблагоприятные последствия — ее следствие. Ни то, ни другое не может, таким образом, выразить сущность ответственности. Но, несмотря па правильные исходные позиции В. Ф. Попондопуло все же раскрывает содержание ответственности через обязанность отвечать. По его мнению, сущность ответственности состоит в определенного вида деятельности: реализации особой обязанности. Но тогда статическая ответственность полностью и в известной мере также ответственность «в собственном смысле слова» оказались бы явлениями, остающимися за пределами сущности ответственности. Правильнее говорить об ответственности как о едином явлении, сущность которого должна быть одинаковой и на статическом (нормативном), и на динамическом (правоприменительном) уровне. Конечно, ответственность можно характеризовать исходя из многих его аспектов (с. 62—63), но и в этом случае за методологическую основу необходимо брать принцип, согласно которому сущность явления остается неизменной независимо от того, в каком аспекте его рассматривают. Кроме мер ответственности, автор различает, и другие санкции (с. 7, 59), хотя не усматривает разницы между йенами ответственности и защиты (с. 49—50). Поэтому неясно, что представляют собой санкции, не содержащие мер ответственности.
Правилен вывод, что не существует позитивной правовой ответственности (с. 63— 67). Но автор непоследователен, когда различает «социальную ответственность в своем правовом значении» (с. 64) и правовую ответственность «как определенного вида социальную ответственность» (с. 65). Социальной ответственностью в своем правовом значении может быть лишь правовая ответственность как определенный вид социальной ответственности, ибо последняя не существует вне своих видов. Таким образом, приведенное на с. 64 утверждение, что социальная ответственность в правовом значении имеет активный аспект, каковым является регулируемая правом обязанность отчитываться о своих действиях независимо от совершения правонарушения, противоречит положениям, выдвигаемым автором, касающимся характера правовой ответственности, в частности, тому, что юридическая ответственность — это всегда особое последствие правонарушения (с. 67). Хотя обязательственным правоотношениям и гражданско-правовой ответственности посвящено много работ, В. Ф. Попондопуло смог оригинально рассмотреть эти вопросы, выдвинуть новые положения, например, что меры гражданско-правовой ответственности всегда реализуются в охранительных правоотношениях, и что последние следует отличать от процессуальных отношений (с. 36—41), сформулировать понятие санкции в обязательстве (с. 45), разграничить способы добровольного и принудительного исполнения обязательства (с. 58), обосновать предложения о дополнении Гражданского кодекса (с. 65—66, 68—70), об установлении специальной, правоохранительной санкции, которая обеспечивала бы исполнение нарушенного обязательства в натуре (с. 77—80). Отмеченные положения — достоинства книги, отличающейся новизной.
П. Л. Варул
кандидат юридических наук