!!Экзамен зачет 2023 год / ФОРМИРОВАНИЕ КОНЦЕПЦИИ СЕКУНДАРНЫХ ПРАВ

ФОРМИРОВАНИЕ КОНЦЕПЦИИ СЕКУНДАРНЫХ ПРАВ

В ГЕРМАНСКОЙ ЦИВИЛИСТИЧЕСКОЙ ДОКТРИНЕ

(К публикации русского перевода работы Э. Зеккеля

"Секундарные права в гражданском праве")

С.В. ТРЕТЬЯКОВ

Третьяков С.В., кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского права юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, заместитель главного редактора журнала "Вестник гражданского права".

Публикуемые в качестве приложения к переводу работы Э. Зеккеля настоящие заметки не являются самостоятельным исследованием категории секундарного права, а служат главным образом разъяснению ряда вопросов терминологического характера, связанных с переводом, и касаются также проблемы перспектив развития категории секундарных прав в отечественной науке. Решение и того и другого вопросов потребовало дать краткий историко-догматический очерк развития проблемы в германоязычной теории, с чего и начинается настоящая работа.

Важнейшей предпосылкой формирования конструкции секундарных прав явилось последовательное разграничение частного права и процесса и освобождение материально-правовых понятий от процессуальных элементов, которые в них имелись в связи с их общим римским происхождением. Особое значение в этом процессе суждено было сыграть разработанному Б. Виндшайдом понятию "правовое притязание".

Анализируя римское понятие "actio" <1>, немецкий ученый сформулировал вывод о фундаментальном различии, существующем между римской частноправовой системой и современным правом. В силу особой роли преторов в римском праве предоставление судебной защиты порождало право. Для современной правовой системы, напротив, характерен приоритет материального права, существование которого является условием его судебной защиты. Поскольку претор в римском праве мог создавать средства защиты, не предусмотренные jus civile, постольку материально-правовая норма являлась результатом процесса, а не его предпосылкой. Именно этой конструкции, по мысли Виндшайда, соответствовало понятие "actio", в котором не разграничивались материально-правовой элемент (притязание к обязанному субъекту) и процессуальный элемент (обращение к суду с просьбой о защите соответствующего права). Для современной стадии развития правовых систем, полагал Виндшайд, характерно иное соотношение материального права и процесса, поскольку материально-правовое предписание не создается судебной системой, а существует вне и до процесса как предпосылка возможности судебной защиты. Следствием этого вывода стало выделение из понятия "actio" содержавшихся в нем материально-правовых элементов и формирование на этой основе понятия притязания как права требовать определенного поведения от обязанного субъекта. В самом деле, если материальное право первично, то на место понятия "actio" надо поставить конструкцию, которая выражала бы самостоятельность и независимость материального субъективного права от одного из способов его защиты. Исходным мотивом этой конструкции было стремление выделить в чистом виде понятие субъективного права, поскольку историческая школа права, а потом и пандектистика рассматривали его как основную категорию цивилистической догматики. Поскольку римское право, являвшееся эмпирической базой теоретических конструкций пандектистики, не содержало такого понятия, конструкция притязания и явилась той основой, которая позволила сформулировать общее понятие субъективного права в пандектистике. Необходимо отметить, что понятие притязания как право требования к обязанному субъекту, освобожденное от процессуального элемента, как нельзя лучше согласовывалось с пониманием субъективного права как господства воли управомоченного субъекта. До этого в рамках понятия "actio" волевой элемент юридической возможности выражался в форме обращения с просьбой о защите к суду. Как только произошло разграничение указанных аспектов, освобожденная от процессуальной формы выражения юридическая возможность автоматически была сведена к господству воли управомоченного субъекта.

--------------------------------

<1> Windscheid B. Die Actio des roemischen Rechts vom Standpunkt des heutigen Rechts. 1856.

Указанные обстоятельства сыграли впоследствии решающую роль в формировании конструкции секундарных прав. Именно две главные характеристики понятия правового притязания (господство воли управомоченного субъекта и отделение права требования к обязанному субъекту от права на судебную защиту) создали важнейшую предпосылку формирования категории секундарного права, поскольку, как мы увидим ниже, именно указанные выше признаки характерны для рассматриваемой группы субъективных правовых возможностей. Сам Виндшайд, однако, не выделял эту категорию правовых возможностей. Хотя его чувствительность к юридико-техническим особенностям различных правовых возможностей и позволила ему заметить существование особой категории правовых возможностей, специфика которых состоит в том, что "воля управомоченного лица имеет определяющее значение для возникновения, изменения или прекращения субъективных прав" <2>. Однако, поскольку юридическая конструкция указанной категории прав укладывалась в предложенное им понятие субъективного права как господства воли, классик пандектистики не сделал далеко идущих выводов из установленного им факта.

--------------------------------

<2> Windscheid B. Lehrbuch des Pandektenrechts. Bd. 1. 6 Aufl. Frankfurt a. M., 1887. S. 99.

Напротив, те авторы, которые не являлись сторонниками предложенной Виндшайдом конструкции, акцентировали внимание как раз на структурных различиях, которые существуют между различными категориями субъективных юридических возможностей. В первую очередь в этой связи следует упомянуть А. фон Бринца, которому принадлежит приоритет в постановке важнейшего с точки зрения конструкции секундарных прав вопроса о разграничении понятий "дозволенность" (duefen) и "возможность" (konnen) <3>, <4>.

--------------------------------

<3> Подробнее об этом см. ниже.

<4> Brinz A. Lehrbuch des Pandekten. Bd. 1. 2 Aufl. Erlagen, 1893. S. 211 - 213.

Еще более впечатляющую попытку анализа структурных особенностей понятия субъективного права предпринял А. Тон. При этом германский теоретик поставил весьма масштабную задачу - определить роль и значение волевого элемента в понятии субъективного права. В основе развиваемой им теории лежит тезис, согласно которому объективное право состоит из запрещающих и обязывающих норм, в то время как дозволение не может рассматриваться как самостоятельный способ правового регулирования <5>. Уже это проблематизировало само понятие субъективного права как его традиционно понимали в пандектистике. Исследование механизма частноправового регулирования привело А. Тона к выводу, что роль волевого компонента в этом механизме выражается лишь на стадии защиты правовых позиций субъекта <6>. По сути, субъективное право редуцируется Тоном до эвентуального права на иск.

--------------------------------

<5> Thon A. Rechtsnorm und subjektives Recht. Weimar, 1887. S. 2 - 3, 7 - 8.

<6> A. a. O. S. 223 - 224.

Последовательное проведение этой идеи наталкивается на ряд теоретических затруднений, решающим из которых с точки зрения настоящего рассмотрения нужно считать следующее. Теоретически из содержания права собственности можно устранить те правомочия на собственное поведение, которые касаются возможности совершения управомоченным фактических действий (правомочия владения и пользования), обосновав эту операцию юридической иррелевантностью отношения управомоченного к принадлежащей ему вещи. Но ту же самую процедуру довольно сложно воспроизвести и относительно правомочия распоряжения, которое тоже представляет собой право на собственное поведение.

Чтобы решить эту проблему А. Тон выдвигает два тезиса. Прежде всего ученый ставит под сомнение возможность отнести правомочие по распоряжению правом к содержанию самого этого права: "То, что передается, не может одновременно быть тем, что передает. Я могу бросить камень, но никто не скажет, что камень наделил меня силой, чтобы его бросить" <7>. Отсюда вытекает и второй тезис, в соответствии с которым распорядительные возможности следует конструировать как особые правомочия, не входящие в состав соответствующего субъективного права. Эти правомочия не являются субъективными правами, поскольку не порождают эвентуального права на иск. Последнее же обстоятельство объясняется тем, что содержанием такого правомочия будет совершение сделок, направленных на переход прав. Существование такой юридической возможности не требует установления корреспондирующей ей обязанности других лиц (а следовательно, и права на иск в случае ее нарушения), поскольку она направлена не на господство над каким-либо объектом, а на порождение, изменение или прекращение правовых последствий и осуществляется, как правило, действиями самого управомоченного субъекта <8>.

--------------------------------

<7> A. a. O. S. 327.

<8> A. a. O. S. 138.

Таким образом, анализ юридико-технических особенностей категории субъективного права в рамках позитивистской парадигмы привел Тона к выделению особой группы юридических возможностей, которые он именует правомочиями. В качестве их характерных черт можно назвать их осуществление в форме совершения сделок, отсутствие необходимости обеспечивать поведение управомоченного субъекта установлением обязанностей для других лиц и их направленность на возникновение, изменение или прекращение субъективных прав.

Еще одно направление исследований, также стимулированное работами Виндшайда, было связано с анализом и догматизацией римского понятия "exceptio". Технически exceptio представляла собой часть преторской формулы, которая заключалась в предписании судье отказать в иске при наличии определенного обстоятельства, на которое ссылается ответчик и которое иначе не могло бы быть принято судьей во внимание. Представителей пандектной доктрины заинтересовало материально-правовое содержание этого понятия. Анализируя те фактические обстоятельства, которые давали основание для exceptio, сразу же можно обнаружить в их ряду субъективные права. В качестве примера можно назвать, в частности, exceptio compensationis, возражение о зачете, когда право отказать в удовлетворении иска основывается, в свою очередь, на самостоятельном субъективном праве ответчика. Известная трудность возникла с определением юридической природы экцепций, касающихся прежде всего пороков сделки, на которой основываются права истца. Особенность такого рода экцепций состоит в том, что они, с одной стороны, как и остальные экцепции, предполагают существование права истца и сводятся к праву отказать в удовлетворении его притязания, а с другой стороны, это последнее не связано с наличием у ответчика какого-либо самостоятельного субъективного права. Как отмечает В.М. Хвостов, "если с их помощью ответчик и осуществляет какое-либо субъективное гражданское право, то это право может быть охарактеризовано как отрицательное: оно только препятствует действию другого права, т.е. вполне уничтожает или стесняет его" <9>. Именно эти правовые возможности и были охарактеризованы Э. Беккером в качестве отрицательных прав. Как отмечал германский пандектист, "отрицательные права являются действительными (субъективными) правами, их осуществление зависит от воли управомоченного, и поэтому судья не может принимать их во внимание без ссылки ответчика" <10>. Представляется, что выделение категории отрицательных прав (которые еще именовались встречными правами <11>) определялось в значительной мере в рамках заложенной Виндшайдом традиции отграничения материально-правовых и процессуальных элементов в категориальном аппарате пандектистики. Нельзя не обратить внимание на своеобразие юридической конструкции негативного права, заключающееся в его направленности исключительно на юридический эффект - прекращение или нейтрализация чужого субъективного права. Очевидно, что и в этом случае довольно сложно говорить о наличии корреспондирующей такому субъективному праву юридической обязанности.

--------------------------------

<9> Хвостов В.М. Система римского права. М., 1996. С. 82.

<10> Bekker E. System des heutigen Pandektenrechts. Bd. 1. Weimar, 1886. S. 80.

<11> Crome C. System des Deutschen Buergerlichen Rechts. Bd. 1. Tuebingen-Leipzig, 1900. S. 183.

Таким образом, стимулированная теорией Виндшайда активная теоретическая разработка структурных и юридико-технических особенностей понятия субъективного права привела к выделению нескольких групп юридических возможностей, специфичных по своей структуре и не выделявшихся ранее.

Заслуга в выработке синтетической конструкции, позволившей учесть особенности вновь выделенных категорий и увязать их с общим контекстом понятия субъективного права, принадлежит Э. Цительману. Выдающийся немецкий цивилист объединил большинство указанных выше специфических правовых возможностей в общую категорию, которую назвал "права юридической возможности". Общей характерной чертой всех указанных правовых возможностей является то, что управомоченное "лицо обладает особой юридической возможностью породить для себя или для третьего лица с помощью своего волеизъявления определенные юридические последствия или воспрепятствовать наступлению невыгодных юридических последствий" <12>. К числу прав юридической возможности Цительман отнес: право оспаривания сделки, право на наследство, преимущественное право покупки, право на одностороннее расторжение договора, право одобрения сделки, правомочия договорного представителя, право присвоения бесхозяйной вещи, залог прав и права ожидания.

--------------------------------

<12> Zitelmann E. Internationales Privatrecht. Bd. 2. T. 1. Muenchen-Leipzig, 1898. S. 42.

Интерес представляет прежде всего квалификация права оспаривания в качестве права юридической возможности. Ранее, как мы видели, его отнесли к категории отрицательных прав. Квалификация права оспаривания в качестве материального субъективного права означала необходимость выявить те формы, в которых право оспаривания существует вне процесса. Это возможно, если признать институт внепроцессуального оспаривания сделки, осуществляемого управомоченным путем соответствующего волеизъявления, направляемого другому субъекту сделки. При такой конструкции обеспечивается, во-первых, приоритет волевого элемента (что и дает возможность квалифицировать ее в качестве субъективного права), а во-вторых, процессуальный элемент конструкции (в форме иска или экцепции об оспаривании) действительно становиться лишь "тенью" материального права (что обеспечивает материально-правовую трактовку института). Именно этот ход мысли и позволил квалифицировать право оспаривания в качестве разновидности прав юридической возможности.

Заслуга Цительмана состоит в том, что ему удалось выделить и объединить разнородные группы юридических возможностей в единую категорию по признаку их единой юридической конструкции при помощи окончательного размежевания материального права и процесса. Вместе с тем состав категории оказался весьма пестрым, что неизбежно порождало вопросы о соотношении вновь выделенной группы прав с уже существующими категориями цивилистики.

Соответствующую работу по уточнению критериев выделения новой группы прав провели Э. Зеккель и А. фон Тур. Э. Зеккель уточнил объем новой категории прав (изъяв из нее залог прав, права ожидания и права представителя), предложил новое наименование этой группы прав ("Gestaltungsrechte") <13> и впервые четко сформулировал основные признаки секундарных прав. Зеккель полагал, что Gestaltungsrechte представляют собой субъективные права, содержанием которых является возможность управомоченного лица установить (преобразовать - "die Macht zur Gestaltung") субъективное право с помощью односторонней сделки <14>.

--------------------------------

<13> Вопросы соотношения различных терминов рассматриваются ниже.

<14> Seckel E. Die Gestaltungsrechte desduererlichen Rechts // Festgabe der Juristischen Geselschaft Berlin fuer Richard Koch. Berlin, 1903. S. 210.

Главный недостаток определения Зеккеля последующие исследователи видели главным образом в отсутствии в числе признаков секундарного права элемента вмешательства в чужую правовую сферу, т.е. установления, изменения или прекращения прав для другого лица. Ведь порождение прав и обязанностей для самого себя является общим правилом, проявлением автономии воли и охватывается категорией правоспособности <15>. Именно поэтому последний признак был добавлен А. фон Туром <16>. Кроме того, как будет показано ниже, А. фон Тур впервые ввел понятие "секундарное право", которое, по его мысли, должно стать родовым по отношению к категории "Gestaltungsrechte" Зеккеля.

--------------------------------

<15> См., например: Steiner R. Das Gestaltungsrecht. Zuerich, 1986. S. 128 - 129.

<16> Tuhr A. von. Der Allgemeine Teil des Deutschen Buergerlichen Rechts. Bd. 1. Leipzig, 1910. S. 58.

Приведенный выше краткий историко-догматический очерк сможет прояснить те проблемы, с которыми столкнулись переводчики работы Э. Зеккеля. Следует сразу указать на то, что исторические особенности формирования категории секундарного права в немецкоязычной доктрине определяют специфику терминологического характера, которая крайне сложно поддается выражению на русском языке и не только в силу большей терминологической разработанности цивилистического категориального аппарата в германоязычной доктрине. Как уже отмечалось, формирование единого понятия секундарного права в пандектной науке стало следствием объединения двух направлений исследования: одного, которое связано с разработкой структурных особенностей отдельных категорий субъективных прав и специфики механизма правового регулирования при помощи конструкции субъективного права (Виндшайд, Тон, Цительман и др.), другое занималось главным образом анализом материально-правового содержания понятия римской exceptio в направлении выделения особого субъективного права, лежавшего в его основании (негативное или встречное право - Кромэ, Беккер). При их объединении основной интерес исследователей был направлен именно на последнюю категорию прав (к которой относились, в частности, право на оспаривание сделки, на одностороннее расторжение договора и т.п.). Не случайно возникло наименование "секундарное право", фиксирующее вторичный, зависимый характер указанной категории прав. Э. Зеккель ввел понятие "Gestaltungsrechte", которое буквально означает "правообразовательное", "правообразующее", "конститутивное" право. Сам Зеккель, как это видно из публикуемого выше перевода его статьи, указывал, что воспользовался аналогией с процессуальными понятиями "Gestaltungsklage" и "Gestaltunsurteil", которые в отечественной процессуальной доктрине имеют традицию перевода, как соответственно "конститутивный (преобразовательный) иск" и "конститутивное (преобразовательное) судебное решение" <17>. В дальнейшем по мере развития дискуссии были выявлены правовые институты, близкие по юридической конструкции к Gestaltungsrechte, но не совпадающие с ним <18>. Вследствие этого группа прав, обозначенная Зеккелем как "Gestaltungsrechte", стала рассматриваться как разновидность более общей категории, которая включала наряду с Gestaltungsrechte еще целый ряд институтов, разделявших с Gestaltungsrechte признак вмешательства в чужую правовую сферу, но отличавшихся от них отсутствием односторонности такого вмешательства. <19> Для именования этой более общей категории правовых возможностей, к которой относятся и Gestaltungsrechte, весьма часто используются два термина: "секундарные права" ("Sekundare Rechte") и "права юридической возможности" ("Rechte des rechtlichen Koennens") <20>.

--------------------------------

<17> См.: Гурвич М.А. Пресекательные сроки в советском гражданском праве // Гурвич М.А. Избранные труды. Т. 2. Краснодар, 2006. С. 313; Он же. Судебное решение // Там же. Т. 1. С. 494 и сл. Интересно, что понятие "Gestaltungsrecht" проф. Гурвич переводил как "право на одностороннее волеизъявление" (Гурвич М.А. Гражданские процессуальные правоотношения и процессуальные действия // Там же. Т. 2. С. 22) или "преобразовательное правомочие" (Он же. Решение советского суда в исковом производстве // Там же. Т. 1. С. 349 - 350). Хотя термин "правообразовательный" также встречается (Там же. Т. 2. С. 23).

<18> Например, реализация правомочий представителя, безусловно, приводит к изменению правовой сферы другого лица (т.е. к возникновению, изменению или прекращению у представляемого прав и обязанностей), но реализуются они, как правило, с помощью совершения представителем двусторонних сделок с третьими лицами, а не односторонними действиями представителя.

<19> В действительности современные германоязычные классификации еще сложнее, чем это описано здесь, но для некоторого облегчения и без того "тяжелого" изложения проблемы, эти особенности опущены.

<20> См. употребление первого термина: Steiner R. Das Gestaltungsrecht. Zuerich, 1986. S. 24 - 29. Второй термин используется в работе: Portmann W. Wesen und System der sybiektiven Privatrechte. Zuerich, 1996. S. 37 - 39, 197 - 216.

Первый из этих терминов окончательно сформулирован А. фон Туром и фиксирует признак указанной группы прав, заключающийся в том, что их объектом служит возникновение, изменение или прекращение других прав (так называемых прав господства, т.е. прав, предоставляющих возможности господства над объектами - индивидуально-определенными вещами (вещные права) или поведением обязанного лица (обязательственные права)) <21>. Иначе говоря, эти права секундарные, поскольку предполагают существование тех субъективных прав, которые являются их объектом.

--------------------------------

<21> Tuhr A. von. Der Allgemeine Teil des Deutschen Buergerlichen Rechts. S. 160.

Необходимо указать, что это общее свойство рассматриваемой группы прав впервые отметил Э. Цительман, который, однако, предложил именовать их правами юридической возможности. Эта традиция обозначения восходит к противопоставлению durfen и konnen, которое можно условно передать как различие между дозволенностью определенного поведения и возможностью совершить определенные действия. Первый термин фиксирует тот оттенок модальной категории возможности, который касается разрешенности определенного поведения ("мочь с чьего-либо разрешения"), в то время как семантика последнего термина выстроена на акцентуации собственной активности субъекта ("быть в состоянии", "иметь возможность"). Иными словами, в первом случае возможность поведения зависит от ее обеспеченности извне, во втором же случае возможность всецело определяется активностью самого ее субъекта и ему не требуется обеспечения успеха его активности поведением кого-либо еще.

Эта терминологическая дистинкция как нельзя лучше соответствует делению правовых возможностей на права господства и секундарные права. Для первой категории прав характерно господство над внешними для управомоченного субъекта объектами - вещами либо поведением других лиц. Очевидно, что такое господство не может быть обеспечено без участия других по отношению к управомоченному лиц: в отношении вещных прав - без воздержания всех других лиц от воздействия на вещь, в отношении прав обязательственных - помимо поведения самого обязанного лица. В отличие от этого во втором случае никто не может воспрепятствовать управомоченному лицу в реализации юридической возможности вмешаться в правовую сферу другого лица <22>.

--------------------------------

<22> Зеккель, как мы видим, критикует терминологию Цительмана, считая, что возможность присуща любому субъективному праву. Очевидно, что возможность (konnen) в том специфическом смысле, на котором настаивали А. Бринц и Э. Цительман, присуща только определенным правовым возможностям. Вероятнее всего, Э. Зеккель просто не видел необходимости выделять наряду с Gestaltungsrechte какую-либо более общую категорию прав, поэтому посчитал термин нечетким (что, вообще говоря, соответствует действительности).

Указанными обстоятельствами определяется существование нескольких терминов для обозначения сходных, но отличающихся отдельными особенностями правовых конструкций. Совершенно иной вид приобрела терминологическая сторона вопроса в отечественной доктрине. Прежде всего категория секундарного права была заимствована еще дореволюционной доктриной <23>. Разумеется, для отечественной цивилистической мысли не имели значения те исторические особенности формирования конструкции, которые оказали влияние на терминологические проблемы. Главным образом это касается неочевидности для российской доктрины генетической связи, существовавшей между понятием отрицательных и встречных прав и общей конструкцией секундарных прав. Неудивительно, что отечественная правовая традиция придала совершенно иной смысл терминологическому различию между Gestaltungsrechte и Sekundare Rechte. Уже А.Г. Певзнер обратил внимание на то обстоятельство, что отдельные правовые возможности, относящиеся к Gestaltungsrechte, обладают самостоятельностью, в том смысле, что не предполагают предварительного существования какого-либо права, которое они изменяют или прекращают. К таковым относятся право на акцепт и право на принятие наследства <24>. Позже С.С. Алексеев предложил именно эту самостоятельную категорию правовых возможностей именовать правообразовательными правомочиями, понимая под последними исключительно "правомочия, существующие в области формирования обязательственных и иных гражданско-правовых отношений", остальные же несамостоятельные правовые возможности ("правомочия, связанные с действием обязательственного отношения") предложил именовать секундарными правомочиями <25>.

--------------------------------

<23> Отечественный исследователь проблемы А.Б. Бабаев связывает заимствование с именем А.Э. Вормса и его работой "Вексельные бланки" (см.: Гражданское право. Актуальные проблемы теории и практики / Под общей ред. В.А. Белова. М., 2007. С. 760 (автор очерка - А.Б. Бабаев)).

<24> Певзнер А.Г. Понятие гражданского правоотношения и некоторые вопросы теории субъективных гражданских прав // Ученые записки ВЮЗИ. Вып. 5. М., 1958. С. 19.

<25> Алексеев С.С. Односторонние сделки в механизме гражданско-правового регулирования // Теоретические проблемы гражданского права. Вып. 13. Свердловск, 1970. С. 59.

Совершенно очевидно, что термин "секундарные права" в немецком его варианте означает нечто совсем иное. Секундарные права - это права, содержанием которых является возможность произвести возникновение, изменение или прекращение других прав. Именно поэтому секундарные права и называются секундарными, вторичными, так как они предполагают существование других первичных прав. С этой точки зрения, право на наследство столь же вторично, как и право оспаривания сделки, поскольку критерием здесь выступает не самостоятельность права, а его объект.

Указанные обстоятельства определяют выбор русскоязычной терминологии. Несмотря на то, что термин "Gestaltungsrechte" не может быть буквально переведен на русский язык словосочетанием "секундарные права", более того, последний термин в германской догматике имеет более широкий смысл, мы решили использовать для перевода именно последнее понятие. Во-первых, потому, что, как мы убедились выше, вариантов обозначения сходных по объему понятий в германской теории несколько. Более того, тот круг правовых возможностей, которые сам Зеккель обозначал как Gestaltungsrechte значительно шире того, что современная доктрина подводит под это понятие (он даже шире, чем круг явлений, охватываемых понятием "Sekundare Rechte", которое рассматривается как родовое по отношению к Gestaltungsrechte). Поэтому попытка сохранить аутентичность чревата еще большим усложнением терминологии относительно и так плохо понимаемой у нас концепции. Во-вторых, пока не ясно в каком направлении пойдет развитие рассматриваемой правовой категории у нас. Как мы смогли убедиться выше, понятие "секундарное право" объединяет многочисленные и разнородные институты, не все из которых могут получить аналогичную квалификацию на российской почве. По этим причинам было принято решение придерживаться наиболее известного и популярного в нашей литературе термина для обозначения рассматриваемой группы явлений.