!!Экзамен зачет 2023 год / ответственность

Автором обосновывается и защищается понимание юридической ответственности как состояния государственного (или общественного в рамках, установленных законом) принуждения к исполнению нарушенной обязанности, как исполнения юридической обязанности под воздействием государственного принуждения. Юридическая ответственность вслед за некоторыми другими правоведами автором трактуется как реализация санкции юридической нормы. Основное - это обязанность. Юридическая ответственность – это та же обязанность, но принудительно исполняемая, если лицо (гражданин или организация), на котором эта обязанность лежит, не исполняет ее добровольно. В связи с таким пониманием юридической ответственности в работе оспаривается распространенное в литературе мнение, что юридическая ответственность обязательно связана с дополнительными обременениями (обязанностями) для обязанного лица, и поэтому отвергается мнение, что принуждение к исполнению обязанности без таких обременении – это не ответственность. Исходя из того, что главное для законности и правопорядка – это исполнение обязанностей, автор приходит к выводу, что характеристика ответственности как наказания является односторонней, ведет к распространению на общественные отношения, регулируемые гражданским правом, также на трудовые, имущественные и личные отношения, регулируемые другими отраслями советского права, тех черт ответственности, которые присущи уголовной и административной ответственности. Разумеется, если обеспечить исполнение нарушенной обязанности невозможно, у правонарушителя возникает новая обязанность, которая должна им исполнена. Он должен понести наказание (в уголовном праве), выплатить неустойку или возместить убытки (в гражданском правe) и т.д. Наказание может совмещаться и с принуждением к исполнению обязанности в натуре, если это возможно. Ответственность тем самым стимулирует соблюдение требований закона, является средством специального и общего предупреждения в целях дальнейшего предотвращения правонарушений и укрепления социалистического правосознание.

1. Наиболее распространенной в литературе о юридической ответственности является ее трактовка как меры государственного принуждения, как реакции на совершенное правонарушение. Ответственность как мера государственного принуждения, по мнению большинства авторов, выражается в осуждении правонарушения, в установлении для правонарушителя определенных отрицательных (неблагоприятных) последствий в виде ограничений (лишений) личного или имущественного порядка. К этому добавляется, что юридическая ответственность служит делу воспитания и исправления правонарушителей, специального и общего предупреждения правонарушений. Так, О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородский, определяя юридическую ответственность как меру государственного принуждения (а), основанную на юридическом и общественном осуждении поведения правонарушителя (б) и выражающуюся в установлении для него определенных отрицательных последствий в виде ограничений личного или имущественного порядка (в), утверждают, что только сочетание этих трех элементов создает юридическую ответственность¹[1]. Например, истребование вещи по виндикационному требованию у добросовестного ее приобретателя не является ответственностью, хотя здесь налицо государственное принуждение, поскольку такой приобретатель не заслуживает какого-либо осуждения²[2]. Равным образом нет ответственности и тогда, когда правонарушение не влечет за собой отрицательных (неблагоприятных) последствий по сравнению с тем состоянием, в котором он находился до момента совершения правонарушения. «Такие последствия не всегда воплощаются в одном лишь факте применения мер государственного принуждения»³[3].

Большинство советских авторов, писавших об ответственности, считают, что государственное принуждение к исполнению нарушенной обязанности (взыскание не уплаченного в срок денежного долга, истребование своевременно невозвращенного имущества, принуждение должника к реальному исполнению договорного обязательства, взыскание алиментов с лица, уклоняющегося от их уплаты, и т.д.) не является юридической ответственностью. Основной аргумент в защиту этого положения заключается в следующем. Принуждение к исполнению обязанности ничего не добавляет к ее содержанию, поэтому такое принуждение не может быть признано юридической ответственностью⁴[4]. Более того, О.С. Иоффе считает, что такое признание теоретически означало бы упразднение проблемы ответственности⁵[5].

При таком подходе к проблеме ответственности естествен вывод, что основной чертой, определяющей ее существо, является кара, наказание.

Ряд авторов признают мерами юридической ответственности не только дополнительно обременяющие правонарушителя обязанности (как компенсационного, так и карательного характера), но и государственное принуждение к исполнению не выполненной добровольно обязанности (принудительное взыскание суммы денежного долга, налога, принудительное отобрание принадлежащей собственнику вещи и т.д.)

2. Соглашаясь с господствующим в литературе мнением, что принудительное исполнение обязанности, обеспечивающее осуществление субъективного права другого лица, не является мерой юридической ответственности, С.С. Алексеев и его последователи пришли к выводу о том, что необходимо отграничить меры принуждения к исполнению обязанности, направленные на восстановление нарушенных субъективных прав потерпевшего (меры защиты субъективных прав и обеспечения исполнения обязанностей), от иных, выраженных в новых, обременяющих лицо обязанностях, т.е. мер юридической ответственности. Меры защиты субъективных прав обеспечивают их восстановление и при отсутствии вины лица, нарушившего эти права (например, виндикация собственником вещи у добросовестного ее приобретателя). Юридическая же ответственность связана с виновным правонарушением, чем и объясняется возложение на правонарушителя обременении – наказания, штрафных и иных лишений и дополнительных обязанностей.

Дальнейшую поддержку концепция мер защиты получила в работах О.А. Красавчикова. Его внимание привлекла проблема соотношения юридических санкций и юридической ответственности. О.А. Красавчиков, разделяя мнение С.С. Алексеева, что необходимо различать меры юридической ответственности и меры защиты прав.

3. О.Э. Лейст, опираясь на то, что между юридической обязанностью и ответственностью имеется тесная связь, подвергает сомнению утверждение, что ответственность всегда означает наступление неблагоприятных последствий для правонарушителя. Он исходит из того, что организующая и воспитательная роль санкции, заключенной в правовой норме (а юридическая ответственность, по его мнению, это реализация санкции, после того как правонарушение совершено), состоит прежде всего в том, чтобы обеспечить исполнение юридической обязанности без применения санкции. Поэтому утверждение, что суть ответственности – в неблагоприятных последствиях (обременениях, ограничениях) для правонарушителя и что за пределами ответственности находятся меры непосредственного государственного принуждения к исполнению обязанности, привело бы к неосновательному выводу об отсутствии единого общего понятия ответственности в гражданском, административном и уголовном праве.

Активная ответственность

С этим утверждением перекликается трактовка ответственности как объективной необходимости, не зависящей от сознания людей, которые способны познавать ответственность, в соответствии с этим правильно поступать, и потому субъективным основанием ответственности является чувство ответственности⁶[24]. В.А. Тархов не согласен ни с тем, что ответственность связана с осуждением виновного поведения, ни с тем, что ответственность – мера государственного принуждения, ни с тем, в частности, что гражданско-правовая ответственность характеризуется невыгодными имущественными последствиями для правонарушителя или лишением части принадлежа-щих ему имущественных прав в целях удовлетворения потерпевшего.

В итоге В.А. Тархов считает возможным сформулировать общее понятие юридической ответственности независимо от ее особенностей в различных отраслях права «как регулируемой правом обязанности дать отчет в своих действиях». По его мнению, «истребование отчета – основной признак и сущность ответственности, а последует ли за отчетом осуждение и наказание – это уже иной вопрос»⁷[29], ибо отчет в своих действиях «вовсе не обязательно влечет за собой применение принуждения». Впрочем, автор здесь же добавляет, что «возможность принуждения обязательно стоит за юридической ответственностью... принуждение может быть без ответственности... ответственность может реализоваться без принуждения»⁸[

С концепцией ответственности как обязанности дать отчет в своих действиях имеет точку соприкосновения концепция В.М. Горшенева. Он включает юридическую ответственность в статус личности в качестве важного его компонента и определяет ее (ответственность) как признаваемую государством «способность лица (гражданина, учреждения, органа государства, должностного лица и т.д.) отдавать отчет в своем противоправном деянии и претерпевать на себе меры государственно-принудительного воздействия в форме лишения благ, непосредственно ему принадлежащих»⁹[31]. При этом необходимо, по мнению В.М. Горшенева, иметь в виду две стороны, или стадии, ответственности: первая – это ответственность как общая предпосылка, или статутная ответственность; вторая, наступающая при наличии конкретного правонарушения, – субъективная ответственность¹⁰[32]. Таким образом, автор переносит статутную ответственность в сферу правоспособности (способность отдавать отчет в противоправности деяний), связывая этот компонент правоспособности с вменяемостью, дееспособностью, а субъективную ответственность трактует как обязанность претерпевания лишений.

В отличие от В.А. Тархова, считающего ответственность необходимостью (обязанностью) дать отчет в своих действиях, имея в виду как позитивную, не связанную с правонарушением, обязанность, так и обязанность, существующую после правонарушения, В.М. Горшенев эту обязанность (вторая стадия ответственности) связывает только с правонарушением.

Можно отметить два основных направления в рассмотрении этой проблемы. Первое исходит из того, что санкция – это составная часть нормы, являющаяся указанием на возможность, угрозу государственного принуждения, которое будет осуществлено в случае нарушения диспозиции нормы. Этот взгляд основывается на признании трехчленного состава нормы права (гипотезы, диспозиции и санкции). Правда, некоторые авторы, считая, что норма права или иная социальная норма – это правило поведения (диспозиция), отрицают трехчленную структуру нормы и признают ее составными частями лишь гипотезу и диспозицию. Другие авторы идут еще дальше и рассматривают в качестве правила поведения одну диспозицию. Но и в этих случаях гипотеза и санкция, выведенные за пределы юридической нормы, хотя и не считаются ее элементами, но рассматриваются как ее атрибуты¹¹[33]. Сама же юридическая ответственность определяется как реализация санкции¹²[34].

Второе направление исходит из того, что санкция, понимаемая как наступление неблагоприятных последствий для одного из участников правоотношения,— категория, охватывающая как юридическую ответственность, так и другие, не связанные с право-'нарушениями, неблагоприятные последствия. При этом некоторые авторы связывают санкцию с государственным принуждением, имея в виду не только реализацию санкции правовой нормы, т. е юридическую ответственность как реакцию на правонарушения, но и реализацию императивного предписания» содержащегося в диспозиции нормы¹³[35].

Есть также авторы, признающие, что наряду с санкциями, применяемыми в качестве мер государственного принуждения, являющимися и не являющимися мерами ответственности, возможны неблагоприятные последствия, не связанные с таким принуждением.

О.Э. Лейст отправляется от понимания санкции как указания нормативного акта на меры принуждения, которые будут применены органом государства в случае нарушения нормы права¹⁴[36]. Он подчеркивает, что поставил перед собой задачу исследовать понятие санкции в этом ее значении, а не в значении самой меры государственного принуждения, вытекающей из указания нормативного акта. Санкция является необходимым атрибутом правовой нормы¹⁵[37], мерой государственного принуждения – реакцией на противоправное поведение Ответственность – применение и реализация санкции в случае

правонарушения¹⁶[38]. Государственное принуждение – это более широкое явление, оно может осуществляться и без применения санкции¹⁷[39] О.Э. Лейст очень широко трактует понятие государственного принуждения, включая в него меры контроля и надзора за соблюдением правовых норм (ревизии, осмотры, выемки, описи, apecт имущества), меры пресечения и предупреждения, направленные на охрану правопорядка (задержание, привод, изъятие похищенной вещи, охрана складов и учреждений и т.д.), а также такие меры, как принудительное медицинское освидетельствование, принудительное лечение лиц, страдающих определенными заболеваниями, и т.д.¹⁸[40]. Отсюда вывод, что «любая санкция представляет собой указание на меры государственного принуждения, охраняющие нормы права от нарушения, но не всякая мера, осуществляемая органами государства, применяется на основе санкций... Поэтому при конструировании общего понятия санкции меры, принимаемые органами государства, нельзя смешивать с иными мерами государственного принуждения».

Принуждение

Поэтому нормативность и предполагает принуждение, без которого нормативность размывается, рамки, границы поведения стираются, от масштаба поведения ничего не остается. Итак, нормативность права неразрывно связана с возможностью государственного принуждения. Это принуждение немыслимо без наличия особого аппарата, способного, если правовые предписания не исполняются добровольно, принуждать к соблюдению норм права. Отсюда закономерен вывод, что нормативность права уже включает в себя возможность государственного принуждения и что, следовательно, то, что именуют санкцией в праве, есть прямое или подразумеваемое указание на определенную меру принуждения к исполнению лицом обязанности, будь то совершение действия (положительная обязанность) или воздержание от действия (пассивная обязанность).

5. Рассмотрим, как решается вопрос о соотношении добровольности и принудительности исполнения обязанности на основе судебного решения в науке гражданско-процессуального права. В решении этоговопроса выкристаллизовались два основных направления. Одно из них, представленное прежде всегов работах М.А. Гурвича, исходит из того, что основное назначение судебного решения состоит в том,чтобы устранить спор между сторонами о наличииили отсутствии субъективного права и соответствующей ему обязанности, снять неопределенность, подтвердить существование или отсутствие правоотношения. Судебное решение ничего не добавляет к содержанию правоотношения, каким оно было до рассмотрения дела судом и вынесения им решения. Решениекак акт судебной власти является принудительнымактом, но только в области процесса, т.е. втом смысле, что оно в силу принципа исключительности лишает обе стороны возможности вторично обращаться к какому-либо юрисдикционному органу потому же делу¹⁹[24].

Судебное решение, вступившее в законную силу, если оно добровольно не исполняется в течение установленного для этого срока, может быть обращено к принудительному исполнению. Оно обладает свойством исполнимости.

Оно служит основанием для принудительного исполнения, реализуя тем самым заложенную в субъективном праве способность принудительного исполнения помимо и против воли обязанного лица (право на иск в материальном смысле). Такая способность созревает на определенной стадии развития субъективного права вследствие неисполнения другой стороной лежащей на ней обязанности, что ведет к нарушению субъективного права. Последнее переходит в стадию притязания, в напряженное (по терминологии, предложенной М.А. Гурвичем) состояние: «...способность быть осуществленным в порядке принуждения является существенным, а потому неотъемлемым свойством гражданского субъективного права»²⁰[25].

Другое направление в науке гражданского процесса также исходит из того, что судебное решение прежде всего устраняет спор, подтверждает наличие или отсутствие правоотношения. Но этим содержание судебного решения не исчерпывается. «Характерным является и другой элемент судебного решения, свойственный ему как акту органа власти,— принуждение». По искам о -присуждении, например, решение суда не только подтверждает наличие материально-правового отношения, но и предписывает «должнику совершить возложенные на него обязанности...»²¹[26].

Однако и с точки зрения этого понимания природы судебного решения такое предписание (в соответствии со ст. ст. 356—358 ГПК РСФСР) дается «под страхом применения принудительных мер, если решение не будет выполнено добровольно»²²[27].

Н.Б. Зейдер, являющийся сторонником этого направления в определении сущности судебного решения, указывает на то, что аппаратом государственного принуждения к исполнению нарушенной обязанности является суд, создающий возможность принудительной реализации права. Поэтому «действие акта судебной деятельности – судебного решения – направлено непосредственно на выполнение мер принуждения» на основании выдаваемого судом исполнительного документа непосредственно в силу судебного решения²³[28].

Отсюда делается вывод, что «принудительное осуществление права не может быть следствием лишь

подтверждения, признания судом наличия этого права». Судебное решение содержит в себе «веление, приказ органа государственной власти совершить известные действия, без чего нарушенное право нельзя считать защищенным». В итоге – вывод о том, что в судебном решении сочетаются два признака (элемента): а) подтверждение наличия спорного правоотношения, б) как следствие этого приказ органа государства – суда. Оба элемента неотделимы один от другого. Поэтому концепция, учитывающая в судебном решении лишь первый элемент, – ошибочна²⁴[29].

Полагаем, что правильной является вторая (двухэлементная) концепция судебного решения.

Нормативность и санкция

Так, О.Э. Лейст пришел к заключению, что «норма права тождественна диспозиции»²⁵[9]. Санкция, как и гипотеза, по его мнению,— не элементы, не составные части, а атрибуты правовой нормы. Любая норма права имеет санкцию, но это «не означает, что санкция включается в состав данной, отдельно взятой нормы». Для того чтобы обнаружить санкцию, «надо исходить из понятия «системности» права, из взаимосвязи правовых норм»²⁶[10]. Иногда целый комплекс норм охраняется от нарушений общей нормой, устанавливающей санкцию для этого комплекса (например, нормы о дисциплинарной ответственности).

По мнению А.Ф. Черданцева, «каждой норме права, для того чтобы быть обеспеченной принудительной силой государства, совсем не обязательно иметь в качестве своего структурного элемента санкцию»²⁷[13]. Специфика правоохранительной нормы по сравнению с регулятивной лишь в том, что она предусматривает право государственного органа применить к правонарушителю меру принуждения и обязанность правонарушителя ее претерпеть. Поэтому нельзя противопоставлять диспозицию санкции – и в том, и в другом случаях речь идет о предоставлении возможного или установлении должного поведения. Разница, однако, в том, что последствия, определяемые санкцией, наступают лишь при наличии правонарушения, между тем как неблагоприятные последствия, могущие содержаться и в диспозиции регулятивной нормы, не связаны с правонарушением

И все же трудно согласиться с тем, что норма права, имея в виду ее логическую структуру, как определенный масштаб и регулятор поведения исчерпывается только одним или двумя элементами²⁸[18]. Норма права, а не статья закона, что уже неоднократно отмечали сторонники трехэлементной

структуры, должна быть снабжена санкцией, ибо без нее стираются рамки, границы возможного или должного поведения Норма без санкции перестает быть мерой, масштабом поведения, поскольку нарушение этой меры, выход за указанные рамки не повлечет за собой надлежащую реакцию, государственное осуждение и государственное принуждение, обеспечивающее в порядке «обратной связи» регулирование нарушенных отношений. Задача состоит в том, как уже отмечалось, чтобы вновь ввести поведение в установленные для него границы либо, если это невозможно, путем возложения на нарушителя новой обязанности пресечь в дальнейшем отклонение поведения от нормы как самим нарушителем, так и другими членами общества.

Надо признать в отличие от альтернативы, поставленной А. Ф. Черданцевым, что ст. 6 Основ содержит и санкции, и нормы права, входящие в состав большого числа норм гражданского права, образующих его отдельные институты. В целях рационального построения системы законодательства в целом и его отдельных отраслей, устранения повторений при систематизации законодательства в Общую часть кодекса выделяются положения, общие для норм, регулирующих различные подвиды отношений. Возможность выделения Общей части, как известно, является существенным признаком самостоятельности данной отрасли права. Взамен повторений в различных нормах, составляющих содержание многочисленных и разнообразных гражданско-правовых институтов (о защите нарушенного субъективного права путем его признания; восстановлении положения существовавшего до нарушения права; присуждении к исполнению обязанности в натуре; взыскании убытков; прекращении или изменении правоотношения), в Общих положениях Основ и гражданских кодексов союзных республик все эти способы защиты нарушенных субъективных прав, являющиеся одновременно мерами государственного принуждения к исполнению нарушенных или возникших вследствие нарушения новых и дополнительных обязанностей, сгруппированы в одной статье.

Мы полагаем, что юридическая ответственность, будучи реализацией санкции,— это исполнение существовавшей до нарушения обязанности либо возникшей в связи с ее нарушением новой обязанности под воздействием государственного принуждения Этим и объясняется то, что некоторые из предусмотренных в ст. 6 Основ мер защиты прав (возникшая вследствие нарушения обязанность возместить убытки, уплатить неустойку), после того как защищаемые ими права нарущены, составляют содержание новых правоотношений.

Следовательно, содержащееся в ст. 6 правило, что с лица, нарушившего право, взыскиваются причиненные им убытки или неустойка,— это норма права.

Новых материальных правоотношений не возникает при признании права и при присуждении к исполнению в натуре – здесь лишь подтверждаются право и обязанность, существовавшие до нарушения, но заложенная в правоотношении угроза принуждения реализуется в действительное принуждение. С пресечением действий, нарушающих право (например, пресечение распространения не соответствующих действительности слухов, порочащих честь и достоинство лица), равно как и с восстановлением положения, существовавшего до нарушения права, также может быть связано возникновение новых правоотношений.

3. Санкция как содержащаяся в норме праваугроза государственного принуждения к исполнениюобязанности и как угроза наступления неблагоприятных последствий (если они предусмотрены) в случаеее нарушения рассматривается некоторыми авторамикак одна из юридических гарантий субъективного права²⁹[27].

Понятие юридических гарантий часто трактуется,

Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность. –М., Юридическая литература.1976, С.77

на наш взгляд, очень широко. Основанием для подобного понимания гарантии является утверждение, что к юридическим гарантиям относятся «предусмот-репные законом средства, непосредственно обеспечивающие правомерное поведение субъектов общественных отношений»³⁰[28]. Поэтому, поскольку имеются в виду юридические гарантии, обеспечивающие осуществление и защиту субъективного права, приходят к выводу, что взаимозависимость и взаимодействие субъективных прав в системе права означает, что «одни субъективные права являются юридическими гарантиями других субъективных прав»³¹[29].

Не входя в обсуждение проблемы юридических гарантий, поскольку это выходит за рамки настоящей работы, ограничимся лишь следующими замечаниями.

Мы полагаем, что употребление термина «юридическая (т.е. правовая) гарантия» применения права затемняет суть дела, прежде всего умаляет нормативность и, следовательно, обязательность и потенциальную принудительность права, о чем так хорошо ранее писал П.Е. Недбайло в своих других работах³²[32].

Апелляция к системности права, как нам представляется, не оправдывает распространенного мнения о том, что надо различать нормы права и их юридические гарантии. Системность права, связанность и взамозависимость различных правовых норм и правовых институтов вовсе не означает, что каждая из этих норм является гарантией применения другой нормы.

Системность права вовсе не означает, что одни нормы права (и предусмотренные ими субъективные права) – это право, так сказать, в собственном, смысле этого слова, а другие – лишь их гарантии. При таком подходе гарантиями применения правовых норм считают и осуществляемое на основе процессуального законодательства правосудие, и иную юрисдикционную деятельность – надзор, контроль, соблюдение иерархии в издании нормативных актов в соответствии с требованиями Конституции СССР и конституций союзных республик, а также соблюдение принципов права в процессе правоприменительной деятельности, право жалобы и право на иск³³[33].

Но все перечисленное выше – это самое право, как таковое, в его многообразных проявлениях, а не нечто, что лишь гарантирует действенность права. Во всяком случае не следует считать юридической гарантией санкцию правовой нормы, если верно, что санкция – это элемент или атрибут этой нормы. Юридические гарантии права заключены как в самих правовых нормах, имеющих своей целью регулирование путем установления прав и обязанностей общественных отношений, так и в тех нормах, в рамках которых осуществляется юрисдикция при нарушении этих обязанностей и тем самым обеспечивается посредством государственного принуждения реализация материального субъективного права и исполнение нарушенной или новой обязанности.

Юрид.обязанность – юр.ответственность

мы полагаем, что в определение юридической санкции, предложенной большинством авторов, связывающих ее с неблагоприятными для нарушителя последствиями в виде дополнительных обязанностей, надо внести коррективы.

Из сказанного можно сделать важный и решающий для установления природы юридической ответственности вывод: юридическая ответственность – это исполнение обязанности на основе государственного или приравненного к нему общественного принуждения. Юридическая ответственность в позитивном правоотношении – это опосредствованное государственным принуждением исполнение обязанности. Поэтому ответственность в указанных случаях (т.е. когда обязанность может быть выполнена в натуре) – не какое-то новое правоотношение, ибо остается в силе то же самое правоотношение, та же обязанность, которая существовала и ранее. Добровольное же исполнение обязанности юридической ответственностью не является.