!!Экзамен зачет 2023 год / РУДОКВАС А
.docРУДОКВАС Антон Дмитриевич: СФЕРА ПРИМЕНЕНИЯ ИНСТИТУТА ПРИОБРЕТАТЕЛЬНОЙ ДАВНОСТИ (USUCAPIO) В РИМСКОМ ПРАВЕ И СОВРЕМЕННОМ ГРАЖДАНСКОМ ПРАВЕ РОССИИ.
В последние годы, в связи с принятием нового Гражданского кодекса Российской Федерации, появилось достаточно много научных публикаций, посвященных рассмотрению вопроса о степени близости нового ГК к римскому праву[1]. Авторы этих работ констатируют близость романистической традиции как отдельных институтов, так и общих принципов построения нового гражданского законодательства России. Кроме того, в ряде монографических исследований на материале сравнительного анализа судьбы того или иного института в римском праве и праве современном раскрывается содержание основных понятий гражданского права, выявляются пробелы в действующем законодательстве и высказываются рекомендации по их устранению[2]. Конечно, современное гражданское право “не может впрямую основываться на институтах римского частного права, ибо сама экономическая организация общества неизмеримо усложнилась”[3]. Однако, случаи прямого или опосредованного влияния римского права в ГК РФ чрезвычайно многочисленны практически во всех разделах[4], поэтому, выяснение исторических обстоятельств генезиса соответствующих конструкций, и того содержания, которое римская юриспруденция вкладывала в выработанные римским частным правом понятия и категории, позволяет уяснить их истинный смысл и место в современных правовых системах. В этом смысле до сих пор актуален девиз, высказанный одним из корифеев немецкой научной юриспруденции Р.Иерингом:” Путем римского права, но превзойдя его, дальше через него”[5].
Эти положения можно проиллюстрировать на конкретном примере, связанном с возрождением в новом ГК, после 80-летнего перерыва, института приобретения права собственности по давности владения. Как писал автор самого фундаментального в российской цивилистике труда о приобретательной давности И. Энгельман: “Определив значение этого понятия в римском праве, мы получим верную мерку для теоретической оценки того значения, которое имеет давность в русском праве”[6].
Институт приобретательной давности имелся в дореволюционном российском гражданском праве. Давность владения упоминалась впервые в Псковской судной грамоте[7], затем исчезла из законодательства вместе с падением самостоятельности Пскова и объединением русских земель под властью Москвы. В Своде законов Российской Империи 1832 г. вновь появилась статья, посвященная давности владения. В ч.1 ст.533 т.Х было закреплено, что спокойное, бесспорное, непрерывное владение вещью в виде собственности в течение 10 лет превращается в право собственности. Один из авторитетнейших цивилистов дореволюционной России Г. Ф. Шершеневич отметил, что эта статья Свода представляла собой довольно точное воспроизведение § 2229 ГК Франции. Он же указывал на то, что в современном ему русском законодательстве “ давность владения остается институтом мало развитым, сравнительно с положением его на Западе, и лишенным некоторых существенных условий”[8].
В советском праве институт приобретательной давности отсутствовал, хотя дискуссии о необходимости его восстановления периодически возобновлялись[9]. Приобретательная давность была опять легализована законом “О собственности в РСФСР” 1990 г. В новом ГК РФ ей посвящена ст.234. На первый взгляд, существование этого института не должно встретить особых трудностей, поскольку присущие ему, выработанные еще римским правом основные аттрибуты закреплены законодателем. Способными к приобретению вещи по давности владения в собственность признаются те лица, которые добросовестно, открыто и непрерывно владеют имуществом. Дано и определение владельца недобросовестного как лица, которое знало или должно было знать, что его владение незаконно. Таким образом, хотя законодатель избегает говорить о незаконности владения добросовестного владельца, из определения его противоположности можно сделать вывод о том, что различие этих категорий зависит исключительно от степени их осведомленности о незаконности своего владения (ст.302-303). В ГК РФ определены сроки приобретательной давности (15 лет для недвижимых вещей, и 5 лет для движимых). При этом установлено, что лицо, ссылающееся на давность владения, может присоединить ко времени своего владения все время, в течение которого этим имуществом владел тот, чьим правопреемником это лицо является ( ч.3 ст. 234 )[10].
Добросовестный владелец имеет право на защиту владения имуществом против третьих лиц, не являющихся собственниками и не имеющих права на владение в силу предусмотренного законом или договором основания (ч.2 ст. 234).
На первый взгляд, отличие института приобретательной давности в российском ГК от соответствующего института римского права состоит лишь в необходимости государственной регистрации приобретенного таким образом права в том случае, если право на такое имущество в принципе подлежит государственной регистрации, а также в том, что приобретательная давность по российскому праву начинает свое течение, не ранее истечения срока исковой давности в отношении иска об истребовании данной вещи.
Однако, внимательный взгляд заставляет обратить более пристальное внимание на правовой режим данного института. Прежде всего, следует указать на отсутствие в ГК РФ четкого определения понятий “владелец” и “владение”. В различных контекстах они употребляются законодателем в разных смыслах. В целом, можно отметить, что современное гражданское законодательство России часто применяет при регулировании правоотношений термины, понятия, их сочетания, которые, с одной стороны, имеют специальное содержание, требующее точного исполнения, а с другой, определение их содержания в явном виде законодательно не закреплено, и требует “доктринального толкования” применительно к каждому конкретному случаю[11].
Ярким примером этого может служить понятие “владелец”. При выяснении вопроса о том, кто же является владельцем, исходя из норм ГК РФ, можно заметить, что в одних случаях под владением понимается владение как факт, в другом - как право, а в третьих - как то и другое одновременно (например, в случае сдачи имущества в аренду)[12]. Таким образом, до сих пор остаются актуальными написанные почти 150 лет назад слова отечественного цивилиста А. Куницына, который, комментируя касающиеся института приобретательной давности нормы гражданского законодательства Российской Империи, отметил: “О самом существе владения, в общем его понятии, мы не находим в законе никаких прямых определений и объяснений, быть может, потому, что понятие это предполагается уже известным”[13]. По-видимому, имелось в виду, что понятие владения со всеми его аттрибутами должно быть усвоено в рамках курса римского права, который, по определению другого видного правоведа дореволюционной поры, “ при существующей постановке цивилистического образования заменяет для нас общую теорию гражданского права”[14].
Тем не менее, в настоящее время отсутствие легального толкования понятий “владелец” и “владение” порождает на практике весьма существенные трудности. Так, Ю.К.Толстой пишет: : “Трудно, в частности, ответить на вопрос: какое содержание вкладывает законодательство в понятие права владения и кого можно считать владельцем вещи? В этом вопросе можно было последовать примеру либо римского права и разграничить понятия владения и держания, либо законодательств германской группы и закрепить институт двойного владения с выделением фигуры владеющего слуги. К сожалению, ни одного из этих вариантов законодатель не избрал. Затруднительно поэтому ответить на вопрос, продолжает ли собственник оставаться владельцем вещи при сдаче ее внаем или владельцем вещи на период найма признается только наниматель”[15].
Та же ситуация - с отношениями ссуды и хранения. А ведь для института приобретательной давности это чрезвычайно важно. Например, что, если добросовестный приобретатель отдал вещь в аренду? Должен ли тогда быть признан собственником по истечении срока приобретательной давности арендатор, или, все же, арендодатель? Непонимание существа норм о приобретательной давности и содержания понятия владения привело к тому, что в последние годы в целом ряде случаев арендаторы и субъекты ограниченных вещных прав претендовали на статус давностных владельцев[16]. Для прояснения этого вопроса потребовалось специальное разъяснение со стороны Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ, который вынужден был специально отметить, что нормы приобретательной давности не подлежат применению в случаях, когда владение осуществлялось на основе договорных обязательств ( аренды, хранения, безвозмездного пользования ), или имущество было закреплено за владельцем на праве хозяйственного ведения или оперативного управления[17].
Между тем, с точки зрения римской юриспруденции ответ на этот вопрос прост. Все те, кто владеет вещью от имени другого лица, признавались не юридическими владельцами, а держателями вещи на чужое имя ( alieno nomine). Как писал Гай: “Мы считаемся владеющими не только когда владеем мы сами, но и если другой находится во владении от нашего имени, хотя бы он не был подчинен нашей власти, каковы арендатор и квартирант; считается также, что через тех, у кого мы оставили (вещь) на сохранение, или кому сдали в ссуду, или кому бесплатно предоставили право проживания, мы сами владеем”[18]. Большинство держателей alieno nomine не имело не только возможности приобретения права собственности по давности владения[19], но даже и самостоятельной защиты владения. О защите их обладания вещью должен был заботиться тот, от чьего имени они держат вещь, то есть осуществляют для него и за него фактический элемент владения[20]. Лишь в некоторых случаях держатель мог быть отнесен к т.н. “производным владельцам”, которые имели право претендовать на самостоятельную защиту владения. Это залоговые кредиторы, прекарные владельцы, а также секвесторы. Но и в этом случае приобретательная давность по-прежнему течет в пользу того лица, от имени которого производный владелец обладает вещью[21].
Современное российское право дает защиту владения любому обладателю вещи, владеющему ею на основании договора или закона, даже против собственника (ст. 305 ГК РФ).Таким образом, используя понятия романистики, всех российских держателей вещи от чужого имени можно назвать производными владельцами. Однако, в отношении приобретательной давности несомненно следует стать на точку зрения римского права, считающего возможным ее течение только в пользу юридического владельца, но никак не держателя вещи, пусть даже и признанного производным владельцем. В пользу такого мнения говорит и тот факт, что при перечислении необходимых условий для приобретения права собственности по давности владения ГК РФ указывает на то, что приобретатель должен владеть имуществом как своим собственным. Говоря языком римского права, он должен владеть pro suo, то есть иметь намерение владеть вещью как своей. У держателя такое намерение явным образом отсутствует. Таким образом, хотя российский законодатель и не дал разграничения понятий владения и держания, оно должно быть принято в том виде, как это понималось в римской юриспруденции. В пользу такой трактовки говорит и толкование норм о приобретательной давности из воли законодателя, поскольку последний, при принятии ГК РФ, исходил из римского понимания фигуры добросовестного владельца - bonae fidei possessor[22]. В противном случае невозможно дать логически непротиворечивое истолкования ст.234 ГК в применении к целому ряду ситуаций. Например, если не признать владельцем для давности арендодателя, то собственником по давности владения не станет ни он, ни арендатор, что в конечном счете оставляет объект владения за пределами легального оборота.
Следующий вопрос, относящийся к сфере применения приобретательной давности, касается добросовестности владения. Сразу следует отметить, что в дореволюционном российском праве добросовестность не являлась необходимым реквизитом для приобретения права собственности по давности владения. Поэтому, например, возможно было приобретение по давности в собственнность вещи кредитором по залогу, который отказался вернуть заложенную вещь залогодателю, обманно заявив, что она у него украдена[23]. Не было даже формальных препятствий и к признанию собственником по давности владения лица, самоуправно захватившего владение насилием[24]. В целом, по признанию И.Энгельмана: “Давность владения в русском праве так неразвита, что ею может воспользоваться не только недобросовестный владелец, но и лицо, добывшее вещь преступлением”[25]. Таким образом, требование добросовестности владения в данном случае является новеллой российского права, уходящей корнями именно в романистическую традицию.
Более того, в отношении к проблеме добросовестности российский ГК оказался даже ближе к римскому праву, чем к гражданскому праву Германии, традиционно оказывавшему наиболее сильное воздействие на российскую цивилистику. Дело в том, что римское право в обсуждаемом вопросе исходило из той посылки, что приобретенное на основании доброй совести положение давностного владельца образует незыблемое юридическое состояние, и оно не изменяется с наступлением тех обстоятельств, которые, если бы они существовали налицо при приобретении владения, не дали бы возможность возникнуть этому юридическому положению[26]. В ГК РФ также не оговаривается, что владелец перестает быть добросовестным, если он узнал, уже после приобретения владения вещью, о том, что ее собственником является другое лицо, а он сам не управомочен владеть вещью. Более того, подобное допущение противоречило бы смыслу ч.2 ст. 234 ГК РФ, поскольку в таком случае уже само предъявление им иска с требованием предоставления ему защиты его беститульного владения не принадлежащим ему имуществом означало бы автоматическое признание им того обстоятельства, что он владеет имуществом незаконно, и, следовательно, являясь недобросовестным владельцем, права на защиту владения не имеет. Таким образом, надо признать, что в современном российском гражданском праве понятия “ добросовестный приобретатель” и “ добросовестный владелец” тождественны, в то время как Германское Гражданское Уложение (BGB) усвоило положение канонического права, по которому недобросовестность, наступившая позднее, после приобретения владения, останавливает течение давности[27].
Понятие добросовестности владения тесным образом связано с понятием правомерного основания приобретения владения, которое римляне называли “титул владения” (justus titulus possessionis). Изначально justus titulus рассматривался как самостоятельный реквизит приобретательной давности, независимый от добросовестности. Даже при наличии добросовестности приобретателя невозможно было приобретение в собственность по давности владения вещи, приобретенной в результате сделки, которая, помимо отсутствия у отчуждателя права собственности, еще и совершена была при отсутствии одного из условий, необходимых для ее действительности, например, дееспособности отчуждателя[28]. Таким образом, под justus titulus понималось такое основание приобретения, которое само по себе могло бы привести к приобретению владельцем права собственности, если бы последнее имелось у отчуждателя. Впоследствии многие римские юристы отказались от такого строгого толкования понятия justus titulus, признав достаточным для приобретательной давности того, что приобретатель имел объективные основания предположить, что тот способ, которым он приобрел владение вещью, дает ему и право собственности на нее. То есть, достаточным для приобретательной давности был признан и мнимый титул ( titulus putativus ), который, по сути, может быть признан составной частью такого реквизита приобретательной давности, как добросовестность владения, хотя некоторые различия между давностным владельцем, владеющим вещью на основании justus titulus, и владельцем на основании titulus putativus все же остались[29].
Поскольку допущение titulus putativus как основания приобретательной давности являлось хотя и распространенной, но партикулярной точкой зрения, не получившей всеобщего одобрения в среде римских юристов, Юстиниану пришлось законодательно закрепить два вида давности - ординарную, для которой justus titulus possessionis рассматривался как необходимый реквизит, и экстраординарную, для которой достаточным условием являлось наличие добросовестности при завладении, но сам срок приобретательной давности был увеличен[30].
В российском ГК, также как в дореволюционном российском праве, законное основание приобретения давностного владения не рассматривается как самостоятельный реквизит приобретательной давности. Однако, анализируя исторический опыт римского права в этом вопросе, можно сделать вывод, что наличие подобного основания в форме titulus putativus подразумевается понятием добросовестности владения, и, в случае возникновения спора, владелец будет вынужден доказать наличие у него путативного титула с тем, чтобы подтвердить свою добросовестность. От этой необходимости его не избавляет закрепленная в ГК РФ презумпция добросовестности участников гражданских правоотношений ( ч.3 ст.10 ГК РФ), а значит, и добросовестности владения. Сама эта презумпция с трудом утверждается в судебной практике и зачастую оспаривается в юридической литературе[31]. Однако, прежде всего, дело в том, что неопределенность по поводу оснований приобретения владения предполагает его самовольный захват, что само по себе опровергает презумпцию добросовестности, и заставляет считать владельца недобросовестным приобретателем в том случае, если принадлежность вещи на праве собственности третьему лицу на момент завладения ею нынешним владельцем поддавалась выяснению[32]. Таким образом, тому, кто оспаривает добросовестность владения, достаточно будет указать на отсутствие у владельца основания завладения, и тогда бремя доказывания добросовестности владения автоматически ляжет на плечи владельца, тем более, что, по общему правилу, для признания его добросовестным от него требуется особая осмотрительность именно в момент приобретения владения[33]. Очевидно, презумпцию добросовестности владения надо понимать в том смысле, что, указав, на каком основании он завладел вещью, владелец предоставляет противнику в процессе доказывать, что владелец в момент завладения был или должен был быть осведомлен о мнимом характере своего титула владения, а значит, был недобросовестным приобретателем.
Конечно, в принципе, владелец может привести в качестве основания приобретения владения и самовольный захват вещи как бесхозяйной ( pro derelicto ), и тогда его противнику придется доказывать, что у того не было оснований в момент завладения считать вещь таковой, однако, в этом случае доказать недобросовестность приобретателя гораздо легче, чем при наличии у него titulus putativus как основания завладения.
Для признания владения добросовестным необходимо, чтобы заблуждение владельца относительно характера его владения было извинительным. Именно поэтому ГК РФ считает недобросовестным владельцем не только того, кто знал о неправомерности своего владения, но и того, кто должен был это знать (ст.303), а добросовестным приобретателем - того, кто не мог знать о неправомерности завладения им вещью(ст.302).
Вопрос о том, какие категории владельцев по римскому праву могут быть признаны добросовестными, важен тем, что ответ на него определяет сферу применения приобретательной давности как способа приобретения права собственности, и позволяет выявить конкретные ситуации этого рода в современном гражданском праве.
Как отмечал Р. Зом: “Область применения давности в классическом римском праве была двоякая: во-первых, она имела задачей превращать бонитарного собственника в квиритского, следовательно, дополнять юридическое приобретение даже и в том случае, если приобретение было сделано от собственника ( бесформальное приобретение res mancipi давало сначала по истечении одного или двух лет квиритскую собственность на основании давности); во-вторых, она служила для приобретения права собственности тому, кто приобрел добросовестно от несобственника”[34]. Следует отметить, что с допущением titulus putativus как основания приобретательной давности последняя стала охватывать все случаи добросовестного приобретения вещи на основании юридически недействительной сделки, например, и приобретение от недееспособного, а не только приобретение от неуправомоченного отчуждателя.
Очевидно, вышеуказанные случаи нуждаются в более подробном рассмотрении, поскольку именно они могут иметь вневременной характер, и интересны для понимания сути владельческих ситуаций, которые могут возникнуть и в наши дни.
Как уже было отмечено, важным случаем применения приобретательной давности в римском праве являлось восполнение изъянов в процедуре передачи вещи, в том случае, если такая передача должна была быть связана с особым формальным актом, имевшим публичный характер - манципацией или in jure cessio. Как известно, с развитием интенсивного оборота имуществ эти акты стали игнорироваться его участниками, прежде всего в силу необходимости личного участия в манципации участников сделки, что было не всегда возможно, а также ввиду невозможности включить в эти сделки условия, что лишало последние гибкости, требуемой развитым оборотом[35]. Получив подлежащую манципации вещь путем простой передачи, т.е. без манципации, приобретатель не становился собственником de jure, но de facto удерживал ее в своем имуществе (in bonis), и признавался владельцем для давности ( ad usucapionem ). Против иска собственника приобретатель получал от претора exceptio rei venditae et traditae, а на случай утраты владения - Публицианов иск, имевший абсолютный характер, и по сути представлявший собой виндикационный иск с фикцией наличия права собственности у истца. Таким образом, фактически положение такого владельца было аналогично положению собственника, а формальное право собственности отчуждателя превращалось в jus nudum. Для описания этой ситуации была предложена конструкция duplex dominium, а владелец вещи в такой ситуации получил в романистической литературе наименование “ бонитарный ” ( преторский ) собственник[36].
Уместно вспомнить, что современное право также связывает переход права собственности на недвижимое имущество и ряд других вещей с формальной процедурой государственной регистрации. С точки зрения формализации процедуры перехода права собственности на недвижимость и некоторые другие вещи, наблюдается любопытная аналогия современного и древнего права, хотя эти явления вызываются различными причинами[37]. Данное обстоятельство позволяет проводить аналогию между бонитарным собственником в римском праве, и лицом, которое приобрело недвижимость без государственной регистрации приобретения права собственности на нее, в настоящее время[38]. Интересно, что в свое время Б.Б. Черепахин, выступая за восстановление в советском праве института приобретательной давности, также посчитал, что: “ целесообразно покрыть давностным владением добросовестное приобретение вещей с некоторыми дефектами оформления”[39]. Однако, здесь мы сталкиваемся с проблемой добросовестности приобретателя, поскольку уже в римском праве его неосведомленность относительно предусмотренной для данного случая законом процедуры приобретения права собственности не может быть сочтена извинительной[40], а признание за его владением характера добросовестности имеет во многом искусственный характер[41]. Эта проблема не могла казаться острой для римской юриспруденции, с ее гибким подходом к проблеме добросовестности. Однако, уже в судебной практике Германии в эпоху Нового времени, следуя общему правилу о неизвинительном характере незнания правовых норм, было признано, что такой владелец не является добросовестным[42], что дало основания для утверждения, что приобретательная давность для вещей недвижимых уже не играет почти никакой роли[43]. По критическому замечанию Г.Дернбурга, выступавшего против этого решения: “такой подход противоречит как понятию добросовестности, вытекающему из нравственного сознания, так и положительному праву”[44]. Он считал, что: “добросовестно владеет также и тот, кто знает, что перед законом он не стал собственнником, лишь бы только он овладел вещью с согласия и по воле собственника”[45]. С другой стороны, он же признавал, что, если зарегистрированный в поземельной книге ( Grundbuch ) собственнник перерегистрировал в пользу другого лица уже проданную и de facto переданную третьему лицу недвижимость, то последнее не может защищаться против требований того, кто зарегистрирован в качестве нового собственника, “поскольку в противном случае поземельная книга потеряла бы всякое значение”[46]. Признание за неформальным приобретателем недвижимости статуса, аналогичного положению “бонитарного собственника” подорвало бы значение института регистрации прав на недвижимость. Таким образом, потребности упрочения гражданского оборота заставляют признать, что в данном случае эта аналогия неуместна. К тому же, ей препятствует и тот смысл, который вкладывет в понятие добросовестности отечественный законодатель. Как пишет Е.Богданов: “...исходя из смысла нашего законодательства, можно сделать вывод, что под добросовестностью участников гражданских правоотношений следует понимать субъективную сторону их поведения, то есть, когда они не знали и не могли знать о правах третьих лиц на соответствующее имущество или об иной своей неуправомоченности”.[47] Между тем, приобретатель, нарушающий установленный порядок регистрации своего приобретения, должен осознавать противоправность своего поведения.
Владельческие ситуации, связанные с добросовестным приобретением владения от лица, не управомоченного на отчуждение вещи, рассмотренные римскими юристами и приведенные в “Дигестах Юстиниана”, сгруппированы составителями “Дигест” по различным позициям, в зависимости от конкретных оснований приобретения владения. Число таких позиций довольно велико. Очевидно, имеет смысл рассмотреть каждую из них более подробно.
1) Владение pro soluto. Это владение добросовестного приобретателя, который получил вещь от неуправомоченного отчуждателя в счет исполнения какого-либо обязательства (кроме обязательства продавца по договору купли-продажи)[48].
2) Владение pro emptore. Это добросовестное владение возмездного приобретателя, полученное им на основании покупки вещи у ее неуправомоченного отчуждателя. В этом случае отчуждатель также не должен быть осведомлен об истинной принадлежности вещи, так как в противном случае, отчуждая вещь, он совершает кражу (furtum), а краденые вещи по римскому праву не подлежат приобретению по давности владения в собственность[49].
3) Владение pro herede. Это владение наследника, добросовестно считающего вещь входящей в состав наследства[50].
4) Владение pro donato. Это владение безвозмездного приобретателя вещи, получившего ее на основании дарения от неуправомоченного отчуждателя. Приобретатель добросовестно считает дарителя собственником[51].
5) Владение pro legato. Это владение безвозмездного приобретателя вещи, получившего ее на основании легата. Владелец добросовестно заблуждается относительно факта принадлежности вещи умершему завещателю[52].
6) Владение pro dote. Это владение мужа вещью, полученной им в качестве составной части приданого, хотя на самом деле она не являлась таковой[53].