!!Экзамен зачет 2023 год / Тузов. Правовая природа традиции
.docx§ 39. Правовая природа традиции
Применительно к договорам, направленным на отчуждение имущества, законодатель ограничился указанием, что право собственности у приобретателя вещи "возникает с момента ее передачи" (п. 1 ст. 223 ГК), оставляя доктрине и правоприменителю судить о содержании понятия "передача", т.е. о том, достаточен ли для наступления указанного эффекта сам "голый" факт перехода вещи из имущества одного лица в имущество другого, хотя бы и осуществленного посредством их собственных действий, или же требуется еще и соответствующая направленность воли передающего и получающего, объективированная в акте передачи.
Эта неопределенность нередко служит отрицанию за традицией качеств юр. сделки. Можно встретить рассуждение: с передачей вещи закон, как следует из п. 1 ст. 223 ГК, связывает лишь момент перехода права собственности, но сам этот переход, как и иные правовые последствия, уже определен в договоре, во исполнение которого и совершается передача и к которому она не в состоянии добавить ничего нового; ТО, последняя не имеет правовой направленности, а если и имеет, то таковая индифферентна для права. М.В. Кротов "традиция не может зависеть от того, правильно ли участники осознали каузу, поскольку соглашение о каузе относится только к договору, лежащему в основании традиции. Именно в отношении этого договора нас интересует вопрос о том, правильно ли участники сформировали свою волю на совершение данного договора и правильно ли они выразили ее. Действие же по передаче не должно носить в себе указанного волевого момента, поскольку оно совершается во исполнение уже сформированной воли и совершенного волеизъявления".
В приведенных рассуждениях упускаются из виду три важных момента:
передача вещи является хотя и зависимым от основного договора, но все-таки относительно автономным актом,
переход права собственности обусловлен передачей,
передача является добровольным актом.
Относительная автономность традиции.
Основной консенсуальный договор (напр., купли-продажи) считается заключенным в момент достижения соглашения по всем его существенным условиям. Передача вещи, направленная на исполнение основного договора и имеющая зависимый от него характер, выступает по отношению к нему все же актом внешним, а потому относительно автономным.
Между тем встречается мнение, где конструкция "основной договор - передача" предстает как "структурная особенность сложного юр. состава сделки, завершенность которого требует не только волеизъявления, но и совершения определенного действия - передачи вещи кредитору". Но такое решение могло бы быть отчасти верным применительно лишь к реальным договорам, заем или рента, в которых передача выполняет не исполнительную, а конститутивную функцию.
Не имеет отношения к делу и выведенное из п. 1 ст. 223 ГК само по себе верное положение о том, что в основании традиции лежит основной договор, поскольку оно имеет значение лишь с точки зрения установления зависимости первой от последнего, которая может выражаться в каузальности или абстрактности традиции, и на него нельзя опираться, утверждая, что "в этих условиях бессмысленно ставить вопрос об автономии обязательственного договора и традиции вещи".
Если проводить аналогию с германским правом, то, говоря об автономности традиции, мы подразумеваем разъединение, отделенность традиции от обязательственного договора, подобно тому, как это имеет место в германском праве применительно к соглашению о переходе собственности и основному (обязательственному) договору, а не ее абстрактность, что, конечно, далеко не одно и то же.
Обусловленность перехода права собственности традицией.
Закон связывает с передачей момент возникновения вещного эффекта, но это не означает, что сама передача является лишь простой точкой на временном отрезке, моментом, наступление которого неизбежно. Состоится ли передача или нет, это при заключении основного договора достоверно не известно, а значит, неизвестно также, состоится или нет переход права собственности. ТО, традиция, определяя момент перехода права собственности, выступает вместе с тем и необходимым условием такого перехода (если законом/договором последний не связан с иным действием или сроком).
Добровольность традиции.
Основной договор лишь обязывает к совершению передачи, т.е. имеет сугубо обязательственный эффект. Хотя традент в силу этого договора обязан передать вещь, исполнение данной обязанности в конечном счете зависит от его воли, равно как и от воли акципиента, который должен совершить соответствующие действия по принятию вещи. Т.е. традиция является потестативным условием перехода права собственности. Отрицать это означало бы признать наличие передачи и в тех случаях, когда приобретатель завладевает причитающейся ему вещью силой, тайно или обманом, т.е. против воли собственника, а также когда отчуждатель перемещает вещь в имущество получателя без ведома последнего или даже вопреки его желанию. Но такое допущение противоречило бы семантике самого термина "передача".
Предусмотренная ст. 398 ГК возможность отобрания подлежащей передаче индивидуально-определенной вещи у должника не противоречит тезису о добровольности традиции, т.к. такое отобрание: а) возможно лишь в отношении индивидуально-определенных вещей, б) применимо только при условии, что эти вещи сохраняются во владении должника, т.е. не уничтожены, не потреблены, не утрачены иным образом и не переданы другим лицам в) собственно передачей в смысле п. 1 ст. 223 ГК не является, а представляет собой реализацию особого, охранительного притязания кредитора.
Добровольность традиции покоится на разграничении вещных и обязательственных правоотношений. До тех пор, пока должник не передал вещь кредитору, он остается в глазах законодателя, третьих лиц и даже самого кредитора ее собственником, сохраняя все входящие в содержание права собственности правомочия, включая правомочие распоряжения. Вытекающая из договора обязанность передачи существует лишь в обязательственной плоскости, а потому не связывает должника в его отношениях с третьими лицами. На этом основано правило о возникновении права собственности при множественности кредиторов, претендующих на одну и ту же вещь, у того из них, кому эта вещь передана (предл. 2 ч. 1 ст. 398 ГК). Существование у должника обязанности передать вещь означает лишь то, что кредитору принадлежит право требовать передачи. Не станет собственником кредитор, завладевший причитающейся ему в силу обязательства вещью самоуправно (насильственно, тайно или путем обмана). Подобные действия составили бы посягательство на право собственности и, при наличии соответствующих признаков, должны были бы квалифицироваться как преступление против собственности. Против них собственник (хотя бы и являющийся должником в обязательстве) защищен всеми средствами, предоставляемыми собственнику для защиты его права, в том числе виндикационным иском. ТО, только добровольный переход владения вещью от должника к кредитору может рассматриваться как передача.
Представление о роли волевого элемента в традиции дает история этого института.
В классическом римском праве выделялись два элемента traditio, входящие также в число условий, необходимых для переноса собственности на передаваемую вещь: а) сам материальный акт передачи, составляющий основу traditio и являющийся ее ощутимым внешним признаком, б) намерение сторон (animus), т.е. воля традента, направленная на перенос собственности (владения), и воля акципиента, направленная на ее приобретение.
Материальный акт передачи, будучи сам по себе нейтральным, взятый изолированно, без второго элемента, не мог означать ничего кроме простого перемещения вещи из имущества одного лица в имущество другого. Между тем основания и цели такого перемещения могли быть различными. Вещь могла передаваться в собственность, на хранение, внаем, просто для показа и т.п. Для установления конкретного смысла передачи необходимо исследование воли сторон, явно выраженной или выводимой из сопутствующих передаче обстоятельств. Именно воля традента и акципиента определяла, каков будет правовой эффект материального акта передачи.
Такая смыслообразующая роль волевого момента привела к его преобладанию над элементом материальным, который стал отступать на второй план, перейдя в конце концов от своей наиболее древней формы - физического завладения вещью, поначалу безусловно необходимой для перенесения права собственности, к простому символу или даже фикции (traditio simbolica и traditio ficta), когда передача в материальном смысле вовсе отсутствовала.
Происходило это через все большее распространение суррогатов традиции, таких, как traditio longa и brevi manu, traditio simbolica, constitutum possessorium. В этих случаях владение, а следовательно, и собственность, считалось приобретенным без какого-либо акта завладения, а иногда и вообще без какого-либо телесного акта. То, что безусловно требовалось в любом случае, - это заявление отчуждателя о своем желании передать владение и воля другой стороны его приобрести. В итоге traditio до такой степени абстрагировалась от самой вещи, что ее передача, пусть даже символическая или фиктивная, стала излишней. Описанный процесс, известный как феномен "прогрессивной спиритуализации", "упрощения и дематериализации" традиции, не может не свидетельствовать о ее сделочной природе, ибо, если бы традиция была "чистым" фактом, представляющим для права интерес только своей внешней, физической стороной, то этот процесс никогда бы не имел места. "Чистое" волеизъявление, лишенное материального элемента, не было бы нужды по-прежнему называть traditio.
Вернемся к действующему российскому законодательству. В качестве необходимого условия перехода права собственности по договору, направленному на отчуждение имущества, закон, по общему правилу, требует совершения передачи, т.е. согласованного волевого акта по перемещению вещи из имущества одного лица в имущество другого.
Но какой смысл имело бы подобное требование добровольности, если бы оно относилось только к самому акту передачи и не охватывало бы также его правовых последствий? Если бы направленность воли на определенный правовой результат при совершении традиции была юридически индифферентной, то невозможно было бы объяснить, в чем же состоит добровольность самой традиции, учитывая, что владение вещью никогда не передается просто так, но всегда с некоторой правовой целью. ТО, систематическое толкование п. 1 ст. 223 ГК приводит к выводу, что упомянутая в нем передача является юридической сделкой, так как отвечает всем установленным выше признакам:
а) имеет правовую направленность; б) объективно (хотя чаще всего неявно) выражает волю сторон перенести право собственности на вещь, и тем самым прекратить обязательство полностью или в части; в) такие правовые последствия наступают именно в силу указанной направленности воли и в соответствии с ней.
Остановимся еще на одном вопросе - на фактическом составе акта передачи.
Традиция, наряду с некоторыми иными действиями, была охарактеризована как предоставительная сделка, или предоставление, в котором выделяются физическая (материальная) и идеальная стороны, причем последняя заключается в правовом смысле акта. Обе представляют собой стороны одного явления (действия), а потому неотделимы друг от друга.
В связи с этим спорным представляется подход, в соответствии с которым идеальный и материальный элементы традиции отрываются друг от друга и предстают как отдельные факты - элементы фактического состава, образующие вместе договор о передаче права собственности (традицию).
Е.А. Крашенинников "фактический состав договора о передаче собственности на движимую вещь состоит из соглашения отчуждателя и приобретателя о переходе права собственности на вещь и передачи вещи приобретателю", причем "соглашение о переходе права собственности на вещь и передача вещи суть отдельные части фактического состава договора о передаче". Такой подход предполагает, что материальный акт передачи, рассматриваемый как реальное действие, и соглашение о переходе права собственности, являясь отдельными фактами, могут быть отделены друг от друга также и во времени.
Эта концепция вызывает следующие возражения:
передача не может существовать только лишь в виде материального акта. Передача всегда есть соглашение передающего и принимающего; голый факт физического перемещения вещи от одного лица к другому невозможно назвать передачей. Поэтому даже в германском праве, где отделение соглашения о переходе права собственности на движимую вещь от реального акта ее передачи имеет легальную основу, передача осуществляется в связи с соглашением сторон о переходе права; при этом, хотя для ее совершения дееспособность сторон не требуется, должно все же иметься их согласие на переход владения; передача должна "покоиться" на соглашении о передаче права собственности. В то же время эта воля отчуждателя передать вещь и владение ею другому лицу, выраженная в акте передачи, так же как и воля приобретателя получить вещь и владение, не имеет сделочной природы, поскольку передаче предшествует соглашение о переходе собственности, посредством которого и осуществляется согласование воль традента и акципиента. Передача рассматривается в качестве Realakt ("реального акта", или юр. поступка), т.е. "действия, приводящего к юр. последствиям независимо от намерений лица их совершающего". Получается неразрешимое противоречие: с одной стороны, она признается двусторонним волеизъявлением, которое, чтобы приводить к вещно-правовому эффекту, должно соответствовать соглашению о переходе собственности, с другой же - отрицается юридическая значимость намерения, с которым она совершается, т.е. не признается сделочная природа передачи. Это противоречие германской теории вещного договора логически приводит к тому, что даже ставится вопрос, "насколько правомерно и целесообразно выделять волю отчуждателя в рамках акта передачи и рассматривать ее как необходимый элемент передачи". Но удаляя из передачи волевой элемент, мы неизбежно отрицаем саму идею передачи, которая в этом случае подменяется голым фактом перехода имущества от одного лица к другому.
вывод Е.А. Крашенинникова о существовании в российском праве особого соглашения о переходе права собственности, отделенного от физической передачи, не находит никакого основания в нормах действующего законодательства. Таким основанием не может быть признано положение абз. 1 ст. 491 ГК, на которое ссылается автор в подтверждение своей позиции. "Указанная статья трактует о передаче проданной вещи с оговоркой о сохранении права собственности за продавцом до оплаты вещи покупателем или наступления иного обстоятельства, т.е. об отлагательно обусловленном договоре о передаче. Абз. 1 ст. 491 ГК РФ отделяет условную традицию (вещную сделку) от лежащей в ее основании безусловной купли-продажи (обязательственной сделки) ". Следует возразить, что в рассматриваемой статье на самом деле не сказано ни слова о "передаче проданной вещи с оговоркой о сохранении права собственности за продавцом". Из гипотезы нормы следует, что соответствующая оговорка включена в сам договор купли-продажи, а не устанавливается сторонами при заключении какого-то особого договора, направленного на переход права собственности, о котором, кстати, анализируемая статья вообще не упоминает. Ничего не говорится в ней и об отделении условной традиции от безусловной купли-продажи - вещной сделки от сделки обязательственной.
даже если допустить возможность заключения подобного договора, это само по себе не могло бы повлиять на квалификацию передачи вещи как соглашения и не дало бы оснований рассматривать ее в качестве простого реального акта. Ведь если бы вещь передавалась с правовой целью, иной, чем та, которая определена в предварительно заключенном соглашении о переходе права собственности, налицо было бы уже новое соглашение, выраженное в передаче, и правовые последствия традиции определялись бы в соответствии с этим последним, а не в соответствии с первым соглашением. Напр., если после заключения соглашения о переходе права собственности вещь по каким-либо причинам передавалась бы в пользование, то следовало бы считать, что акципиент приобрел только владение, но не право собственности. Если же правовые цели соглашения о переходе права собственности и передачи вещи совпадали бы, то передача была бы необходимым подтверждением этого соглашения, без которого последнее не имело бы никакой силы. Т.е. соглашение, состоящее в передаче вещи, либо отменяло бы соглашение о переходе права собственности, либо подтверждало бы его. И в том, и в другом случае неизбежно возникал бы вопрос о том, какую функцию выполняет первое соглашение и не является ли оно лишним звеном в механизме перехода права собственности на движимые вещи.
ТО, физическая сторона передачи и ее идеальная сторона не являются отдельными элементами фактического состава, но составляют неразрывное единство, характеризуя традицию как предоставительную двустороннюю сделку (договор), причем сделку распорядительную, вещную и каузальную.