ДОГОВОР БЕЗВОЗМЕЗДНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ (ДОГОВОР ССУДЫ)
Понятие договора безвозмездного пользования
Наименование гл. 36 ГК "Безвозмездное пользование" выражает основную сущность данного договора. Имеется в виду, что им охватываются отношения, возникающие при безвозмездной передаче стороной принадлежащей ей вещи контрагенту во временное пользование с последующим возвратом. Таким образом, рассматриваемый договор опосредствует движение его предмета между контрагентами в обоих направлениях. К этому следует добавить, что передача вещи в безвозмездное пользование не оказывает никакого влияния на ее принадлежность: и до передачи вещи, и во время пользования ею контрагентом, а равно и после ее возвращения - на всех этих стадиях вещь не меняет своей принадлежности.
Один из конститутивных признаков рассматриваемого договора составляет его длительный характер. В отличие от договора дарения, исполнение которого передачей вещи заканчивается, при безвозмездном пользовании юридическая связь между сторонами, как правило, с передачей вещи лишь возникает.
В частности, именно из этого проистекали трудности при определении содержания договора безвозмездного пользования.
Весьма симптоматично, что даже широко применяемое до сих пор одно из наименований этого договора (имеется в виду "ссуда") заимствовано из договорных отношений, ничего общего с рассматриваемым договором не имеющих. Не случайно Д.И. Мейер, приведя определение договора ссуды как такого, "по которому одна сторона безвозмездно предоставляет другой право пользования... на определенное или чаще на неопределенное время", высказал вслед за этим следующие, заслуживающие внимания и теперь, соображения: "В общежитии под ссудой разумеется нечто неопределенное: ссудой называют иногда заем, как возмездный, так и безвозмездный; ссудой называется и безвозмездное предоставление пользования вещью. Та же неопределенность понятия проявляется и в законодательстве: определяя ссуду как договор о безвозмездном предоставлении права пользования вещью, законодательство нередко называет ссудой заем, по которому переходит уже не право пользования, а право собственности на имущество и устанавливаются юридические отношения, совершенно иные, нежели по ссуде. Определяя, что по прекращении договора ссужаемое лицо обязано возвратить вещь в том же виде, в каком ее получило, законодательство говорит о провианте, фураже как о предметах ссуды, но, разумеется, провиант, фураж - такие имущества, которые лицом ссужаемым не возвращаются в том же виде, а лишь в том же количестве и такого же качества. Называя нередко денежный заем ссудой, законодательство определяет, что деньги не могут быть предметом ссуды на том основании, что тогда договор обращается в заем, так как заем может быть и безвозмездным".
Продолжая обоснование своего негативного отношения к соответствующей договорной конструкции, Д.И. Мейер одновременно подчеркивал, что "самые элементы, из которых складывается понятие о ссуде, как определяется она в законодательстве, сгруппированы как-то случайно: нельзя сказать, чтобы именно эти элементы должны были составлять характеристику ссуды". Обращение к истории развития соответствующего института в других странах может служить доказательством справедливости большей части приведенных Д.И. Мейером сомнений.
Впервые рассматриваемый договор был выделен в ГК 1964 г.
Действующий ГК так же, как и его предшественник, поместил договор ссуды в главу, следующую за главами "Имущественный наем" и "Жилищный наем". Соответствующая глава в действующем ГК носит название "Безвозмездное пользование" и предусматривает, что "по договору безвозмездного пользования (договору ссуды) одна сторона (ссудодатель) обязуется передать или передает вещь в безвозмездное временное пользование другой стороне (ссудополучателю), а последняя обязуется вернуть ту же вещь в том состоянии, в каком она ее получила, с учетом нормального износа или в состоянии, обусловленном договором" (ст. 689).
В ГК 1964 г. в определении договора (ст. 342) и в целом во всей главе речь шла о переходе не "вещи", а "имущества". Отказ от термина "имущество" и замена его "вещью" в действующем Кодексе сняли какие бы то ни было сомнения по поводу того, что предметом рассматриваемого договора "права", в отличие от вещей, быть не могут.
Другая новелла ГК может быть расценена уже не столь однозначно - новый Кодекс счел необходимым использовать, по крайней мере в качестве альтернативы, традиционное название соответствующего договора - "договор ссуды", пренебрегая тем, что термин "ссуда" использовался также применительно и к договору займа. ГК 1964 г. не только в определении, но и во всех остальных нормах соответствующей главы не упоминает о ссуде. В результате, в отличие от действующего Кодекса, в ГК 1964 г. ссудодатель именуется "одна сторона", а ссудополучатель - "другая сторона". Это вызвало известные затруднения технического характера при индивидуализации в соответствующих нормах участников договора.
С сомнениями относительно целесообразности использования термина "ссуда" применительно к договору возмездного пользования, высказанными Д.И. Мейером, можно встретить и у В.А. Рясенцева - одну из своих работ без каких-либо оговорок назвал "Договор безвозмездного пользования". Несколько лет спустя против использования применительно к рассматриваемому договору термина "ссуда" выступила А.И. Пергамент : "В советской цивилистической литературе настоящий договор именовался ссудой. Однако ввиду применения того же термина к некоторым видам займа (как-то займа семян - семенная ссуда) и одновременно обозначения тем же термином предмета займа, предоставляемого кредитными учреждениями, возникает потребность в самостоятельном его наименовании".
Нам представляется, что использование термина "ссуда" и производных от него ("ссудодатель" и "ссудополучатель") не заслуживает такой критики. В гражданском праве немало различных по смыслу правовых категорий, для обозначения которых в качестве терминов используются омонимы - "гарантия", "рента", "договор", да и самое "право" (имеются в виду субъективный и объективный его смысл). По этой причине есть все основания солидаризироваться с позицией О.С. Иоффе. "Договор ссуды именуется в ГК договором безвозмездного пользования имуществом. Отказ от термина "ссуда" обусловлен тем, что в обыденной речи это слово употребляется как синоним займа. В таком же значении его применяют и нормативные акты, посвященные, например, банковскому предоставлению (банковской ссуде). Но в русском юридико - техническом словаре термин "ссуда" появился для обозначения не займа, а именно предоставления имущества в безвозмездное пользование".
Определенную неудовлетворенность по поводу возврата к термину "ссуда" в действующем ГК высказал А.Ю. Кабалкин. В подтверждение смешения автор сослался на акт, в котором ссуда используется в ином, чем в гл. 36 ГК, смысле. Таких примеров немало - в одной из справочно - поисковых информационных систем их содержится около 400. Однако вряд ли можно себе представить, чтобы на практике возник вопрос о том, что имели в виду стороны в данном договоре или законодатель в правовом акте - безвозмездное пользование вещью или выдачу кредита. Тем более что за пределами договоров безвозмездного пользования по общему правилу в соответствующих актах обычно содержатся прямые указания: "бюджетная ссуда", "банковская ссуда" и др.
Конструкция рассматриваемого договора слагается из определенного числа обязательных элементов :
вещь как предмет договора,
передача ее в пользование,
возвращение вещи.
Фундаментом всей соответствующей конструкции служит безвозмездность отношений сторон.
Не только безвозмездность, но и возмездность не являются конституирующими признаками гражданского законодательства. И только применительно к одному из видов отношений - тех, которые складываются между лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность, или с их участием, можно признать, что в виде общего правила безвозмездность находится именно за их пределами. Этот вывод следует из того, что сама по себе предпринимательская деятельность осуществляется на свой риск и направлена на систематическое извлечение прибыли из пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в установленном законом порядке.
Если иметь в виду включенное в п. 1 ст. 1 ГК указание на то, что гражданское законодательство основывается на признании, среди прочего, равенства участников регулируемых им отношений, свободы договоров, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, приходится признать, что возникновение договорного отношения возможно только при условии, что интерес к этому имеет каждая из его сторон. Именно интерес является исходным при формировании необходимой для заключения договора воли его сторон.
В виде общего правила такой интерес рождает то, что п. 1 ст. 423 ГК называет "платой или иным встречным предоставлением за исполнение своих обязанностей", признавая одновременно именно этот признак необходимым и достаточным для выделения возмездных договоров.
Вместе с тем, на наш взгляд, интерес является побудительной причиной для вступления обеих сторон в договорные отношения не только возмездные, но и безвозмездные. В частности, интерес к договору безвозмездного пользования существует как у ссудополучателя, так и у ссудодателя. Все дело лишь в том, что интерес последнего в договор не включается, находясь вне его.
Безвозмездность договора проявляется в том, что "пользователь чужого имущества получает соответствующую имущественную выгоду за счет другого лица (собственника), на которого целиком ложатся все расходы, связанные с использованием и износом вещи". Однако сделанный из этого вывод - "следовательно, такой договор не имеет имущественного интереса для ссудодателя" - не всегда верен. Так, когда родные и близкие знаменитого писателя, ученого, общественного деятеля и т.п. безвозмездно передают находящиеся у них его вещи в виде экспонатов организаторам посвященной этому лицу выставки, совершенно очевидно, что у них действительно отсутствует имущественный интерес к заключению договора, на основе которого предоставляются экспонаты. Иное дело, если в качестве экспонента на очередной авиационной выставке выступает авиационный завод, который передает образец разработанной им модели. Тогда есть все основания полагать, что у ссудодателя имеется явный интерес имущественного характера для участия в подобной выставке, в частности, речь идет о рекламе изделия, рассчитанного на последующий его сбыт. Однако и этот договор все равно обладает признаком безвозмездного пользования, поскольку интерес завода в договор не включается. По этой причине имеющийся у ссудодателя интерес признаками защищаемого законом не обладает. А потому, если надежды завода на последующую реализацию не оправдаются даже вследствие обстоятельств, зависящих от организатора выставки, требовать возмещения своих убытков, в том числе неполученной прибыли, завод не сможет.
Отвергать возможность существования имущественного интереса у ссудодателя нельзя и потому, что сам этот интерес может быть косвенным. Так, передав вещь в безвозмездное пользование, ссудополучатель тем самым освобождает себя от несения необходимых издержек по пользованию ею (животное, простаивающий цех).
Признак безвозмездности приобретает в конечном счете решающее значение для формирования соответствующего договорного типа. Точно так же, как возмездность служит непременным признаком договора купли - продажи, подряда или мены и т.п., безвозмездность необходима для выделения таких типов договоров, как дарение или безвозмездное пользование.
С особым значением безвозмездности для рассматриваемого типа договоров (ссуды) как раз и связана необходимость применения в порядке аналогии закона п. 1 ст. 572 ГК. Данным пунктом предусмотрено, что при наличии встречной передачи вещи или прав либо встречного обязательства договор не признается дарением. В силу п. 2 ст. 170 ГК такой договор должен считаться ничтожным как притворный с тем, что к заключенному договору будут применены правила, рассчитанные на отношения, которые стороны имели в виду (например, правила о договоре мены). Таким же образом ст. 170 ГК может применяться в соответствующих случаях и к договору ссуды, который в отступление от его основного признака - безвозмездности включит указание на встречное удовлетворение.
Приведенное в Кодексе определение ссуды позволяет использовать для характеристики рассматриваемого договора наряду с "возмездностью - безвозмездностью" и разграничение договоров реальных и консенсуальных.
Для подобного разграничения ключевое значение имеет обычно использование в определении договора одной из двух формул: либо "передает" (для реального договора), либо "обязуется передать" (для договора консенсуального). С учетом этого признака, взятого из легального определения договора безвозмездного пользования, считается, что стороны вправе сами определить, будет ли заключаемый между ними договор реальным или консенсуальным. Если же договор оставляет этот вопрос открытым, то вступает в действие п. 2 ст. 433 ГК. Распространительное его толкование позволяет, на наш взгляд, признать существование презумпции в пользу договора консенсуального. В таком случае с момента, когда договор должен считаться заключенным (в силу п. 1 ст. 433 ГК это момент получения лицом, отправившим оферту, ее акцепта), у ссудодателя возникает обязанность предоставить вещь контрагенту.
В действующем ГК отсутствуют нормы, которые предусматривали бы порядок исполнения ссудополучателем обязанности передать вещь. Это вынуждает восполнить указанный пробел общими статьями обязательственного права ГК.
Не вызывает сомнений, что договор безвозмездного пользования в его консенсуальном варианте является двусторонним. Иное дело - тот же договор безвозмездного пользования, но построенный по модели реального договора. В литературе мнения по вопросу о том, можно ли считать реальный договор ссуды двусторонним, разошлись.
Так, сторонником отнесения договора ссуды в любом случае к числу двусторонних была А.И. Пергамент : "само собой разумеется, что те договоры о передаче вещи в пользование, которые заключаются в момент соглашения сторон, являются договорами двусторонними: на одной стороне лежит обязанность передачи вещи, а на другой - пользования вещью в соответствии с условиями договора и в соответствии с ее назначением, а также своевременный возврат вещи в должном состоянии. Но и те договоры безвозмездного пользования имуществом, которые заключаются путем передачи вещи, выступают как договоры двусторонние, так как в отдельных случаях и в договоре этого рода могут возникнуть обязанности ссудодателя перед ссудополучателем (например, обязанность ссудодателя возместить ссудополучателю понесенные им чрезвычайные расходы)".
На наш взгляд, правильную позицию в давнем споре о соотношении дву- и односторонних договоров занимают авторы, относящие к числу первых только те договоры, в которых на обе стороны возлагаются не просто обязанности, а именно такие, которые носят встречный характер. Следовательно, наличие обязанностей у той и другой стороны само по себе не дает оснований для утверждения, что налицо двусторонний договор. Решающее значение имеет характер обязанностей, их взаимосвязь. Л. Жюллио де ла Морандьер отмечал: "Некоторые договоры, заключенные в качестве односторонних, иногда порождают в дальнейшем обязанность на стороне кредитора. Так, хранитель, понесший расходы для обеспечения сохранности хранимой вещи, вправе требовать возмещения этих расходов лицами, отдавшими ему вещь на хранение, несмотря на то что первоначальный договор породил только обременение его, хранителя, обязанностью возвратить вещь. Однако ввиду субсидиарного и эвентуального характера возникающей для кредитора обязанности, не служащей при том основанием главной обязанности, порождаемой договором в момент, когда он совершен, эти договоры, по общему правилу, относят к числу односторонних".
По мнению Г.Ф. Пухта и Б. Виндшейда, односторонними являются договоры, в которых одна из сторон несет главную обязанность, а в то же время действия, возлагаемые на другую сторону, являются добавочными и тем самым лишь возможными. Их оппонент Г. Дернбург признавал в равной мере двусторонними как синаллагматические договоры, т.е. основанные на обмене взаимными обязанностями, одинаково существенными для сделки (договора), так и те, в которых главной обязанности одной из сторон могли противостоять побочные обязанности ее контрагента.
Сторонником односторонности реального договора ссуды был в современной литературе О.С. Иоффе. При этом он обращал особое внимание на неравноценность обязательств сторон в данном договоре, имея в виду, что обязанности ссудодателя представляют собой "лишь возможные, но не необходимые изменения договора, к тому же обычно вызываемые либо чрезвычайными обстоятельствами, либо виновным поведением одного из контрагентов". Таким образом, и в этом случае справедливо подчеркивается, что главным критерием для разграничения, о котором идет речь, служит не само по себе наличие обязанностей у обеих сторон, а характер соответствующих обязательств.