!!Экзамен зачет 2023 год / Статья Природа ответственности за эвикцию (Жужжалов М_Б_) (

ПРИРОДА ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ЭВИКЦИЮ

М.Б. ЖУЖЖАЛОВ

Жужжалов М.Б., юрист.

Статья изучает природу ответственности за эвикцию. Автор предлагает кардинально переосмыслить институт ввиду его связи с иными разновидностями защиты добросовестных владельцев.

Ключевые слова: эвикция; виндикация; вещное право; ответственность; купля-продажа; обязательство; добросовестность; отчуждение; титул.

Legal ground of responsibility for eviction

M.B. Zhuzhzhalov

Zhuzhzhalov M.B. (Lyubertsy), lawyer.

The paper contemplates the legal ground of the responsibility for eviction. The author proposes to reconsider it totally taking into account its connection with the other types of bonafide purchasers' protection.

Key words: eviction; vindication of property rights; property law; liability; sale; obligation; good faith; alienation;

title.

Вопросу о действительности продажи чужого, видимо, не суждено оставить в покое российскую цивилистику. Как только, казалось бы, утих несколько лет бушевавший о ней спор, жизнь в виде п. 43 Постановления Пленума ВС РФ N 10 и Пленума ВАС РФ N 22 от 29 апреля 2010 г. (далее - Постановление N 10/22), а затем Постановления Пленума ВАС РФ от 11 июля 2011 г. N 54 (далее - Постановление N 54) подбросила в него достаточно топлива, чтобы он разгорелся вновь.

Не пытаясь сколько-нибудь подробно проанализировать в данной статье высказанные на эту тему взгляды (благо большая их часть была опубликована в "Вестнике ВАС РФ", отчего можно считать их общеизвестными), более того, не пытаясь повторить один из этих взглядов, достигая новизны за счет приноравливания устаревшей аргументации к новым обстоятельствам, автор предлагает несколько иное видение проблемы, не укладывающееся в привычную дихотомию подходов.

Не было бы правильным, однако, оставить эту дихотомию без хотя бы самой общей характеристики.

Прежде всего, пара слов о самой ответственности за эвикцию. Альтернативой ответственности за эвикцию является ответственность за невозникновение титула. В связи с этим, если правовой системой принята ответственность за эвикцию, невозможна ответственность продавца за недостатки титула безотносительно к проявлению этих недостатков в виде удовлетворения виндикации или осуществления ограниченных вещных прав третьими лицами <1>. Статья 461 ГК РФ закрепила именно ответственность за эвикцию, а не возможность эвикции. Положения первых пунктов ст. 454 и 549 ГК РФ в связи со ст. 461 ГК РФ нужно толковать как обязанность продавца передать имущество таким образом, чтобы покупатель владел им "как своим" (по смыслу п. 1 ст. 234 ГК РФ), но не более того. Иное толкование переносит на нашу почву подход германского права <2>, который устанавливает ответственность за "неперенесение" права собственности на покупателя (Verschaffungsprinzip) <3>. По существу, ответственность за эвикцию (Eviktionsprinzip) - это ответственность не за то, что покупатель не стал собственником в силу договора купли-продажи (кто-то скажет - его исполнения), а за то, что приобретательная давность так и не истекла (или более широко - титул приобретателя не стал очищенным <4>) до того, как имущество было истребовано, так что эвикция оказалась возможной.

--------------------------------

<1> Поскольку ответственность за эвикцию обычно характеризуют как обязанность продавца предотвратить эвикцию, из этого получается иногда не вполне точная формулировка, что продавец обязан исключить эвикцию, которая ведет уже к более крупной ошибке, будто продавец обязан не устранять возможность эвикции, а сделать так, чтобы ее просто не было. Но в последнем случае это уже гарантия приобретения покупателем права собственности.

Статья: Природа ответственности за эвикцию

<2> Абзац 1 § 433 Германского гражданского уложения (далее - ГГУ) различает обязанности по передаче имущества (Pflicht zur Ubergabe) и по переносу права собственности (Pflicht zur Verschaffung des Eigentums an der Sache, Verschaffungspflicht). Первая означает, что покупатель должен стать владельцем имущества "как своим" (Eigenbesitzer) (у нас ср. п. 1 ст. 234 ГК РФ), причем это достижимо и через "суррогаты владения" (traditio brevi manu в предложении втором § 929, constitutum possessorium в § 930, а также уступка виндикации в § 931 ГГУ). Вторая означает, что продавец должен совершить все действия, чтобы покупатель стал собственником (для движимости это опять же передача; для недвижимости - внесение права покупателя в поземельную книгу).

Тем самым собственно обязанность по передаче и обязанность передать имущество так, чтобы покупатель стал собственником, суть разные обязанности, даже если исполнение первой по факту влечет и исполнение второй. Соответственно, если, к примеру, по нашему праву для недвижимости должно считаться, что право собственности возникает в соответствии с принципом внесения (большинство выводит это из п. 2 ст. 8.1 ГК РФ), то фраза ГК РФ о "передаче имущества в собственность" - если брать ее в контексте ст. 549 ГК РФ и понимать слово "передача" буквально, а не домысливать здесь переход права собственности - означает одну обязанность передать имущество для владения "как своим" (Eigenbesitz), что полностью согласуется с положениями ст. 461 и п. 2 ст. 551 ГК РФ (см. также следующую сноску).

<3> Проявить себя такой подход в нашем праве может и через квалификацию требования о государственной регистрации перехода права собственности (п. 3 ст. 551 ГК РФ) как обязательственного. Между тем всегда лучше учитывать систему положений ГК РФ, а не интерпретировать их в отрыве друг от друга. Пункт 2 ст. 551 ГК РФ прямо говорит, что государственная регистрация не является частью исполнения по договору купли-продажи, что полностью соответствует отсутствию в нашем праве гарантии перехода права собственности, которую не допускает признать ст. 461 ГК РФ.

<4> Очищенным титул может стать и через последовавший за продажей выкуп (иное приобретение) неуправомоченным отчуждателем имущества у собственника. Как справедливо предусмотрено на этот случай в предложении втором § 366 Общего гражданского уложения Австрии (далее - ГУ Австрии) (§ 1047 и 1061 которого знают одну обязанность по передаче имущества в "свободное владение"), виндикация отчуждателя к своему контрагенту исключена, что, впрочем, может объясняться по-разному, однако очевидно, что исключена она должна быть и после дальнейшего отчуждения имущества этим контрагентом третьим лицам.

Однако существующие представления об ответственности за эвикцию не видят связи между ней и приобретением покупателем статуса давностного владельца (что, понятно, затруднительно ввиду местонахождения положений об эвикции), поэтому вопрос вращается вокруг действительности продажи чужого.

Один взгляд на проблему склонен видеть в продаже чужого элементарное нарушение правопорядка, а реинкарнировавшуюся ответственность за эвикцию не связывать с существом отношений из договора купли-продажи. В этом случае она (наподобие третейской оговорки) основана на соглашении сторон, действительность которого не зависит от действительности договора купли-продажи <1>.

--------------------------------

<1> См. многочисленные работы К.И. Скловского после появления Постановления N 10/22 (например: Скловский К.И. Применение законодательства о собственности. Трудные вопросы. М.: Статут, 2014. С. 82 - 87; Он же. Сделка и ее действие. М.: Статут, 2012. С. 50 - 55). Ранее эвикция признавалась им "занимающей маргинальное место" (см.: Скловский К.И. Передача права и обязательство // Вестник ВАС РФ. 2008. N 7. С. 6).

Другой взгляд, напротив, не видит в продаже чужого чего-либо предосудительного, поскольку речь идет не о вещном, а об обязательственном эффекте, ничьего вещного права, очевидно, не нарушающего. Потому ответственность за эвикцию - ответственность, разумеется, из договора купли-продажи, а не какого-либо иного соглашения - становится лишним подтверждением этого взгляда <1>.

--------------------------------

<1> См. многочисленные работы Д.О. Тузова (например: Тузов Д.О. Продажа чужого и проблема защиты добросовестного приобретателя в российском гражданском праве (окончание) // Вестник ВАС РФ. 2007. N 2. С. 8 - 12; Он же. Еще раз о действительности обязательственного договора продажи, заключенного неуправомоченным лицом // Вестник ВАС РФ. 2007. N 12. С. 4 - 17).

Статья: Природа ответственности за эвикцию

Существует при этом позиция, объединяющая положительные стороны указанных подходов. К.В. Гницевич, не отрицая давно устоявшийся в нашей юриспруденции взгляд на продажу чужого как ничтожную сделку, предложил видеть в ответственности за эвикцию одно из возможных последствий недействительности (наряду с реституцией и покинувшей нас конфискацией) - ответственность за убытки, причиненные совершением недействительной сделкой <1>. Здесь самостоятельная природа данной ответственности сочетается со, скорее всего, ее договорным характером. Однако данный взгляд, как кажется, не заслужил должного внимания со стороны цивилистов. Так, в одной из последних работ по проблеме, несмотря на ее кажущуюся полноту, он даже не был упомянут <2>.

--------------------------------

<1> Гницевич К.В. Преддоговорная ответственность в российском гражданском праве (culpa in contrahendo) // Вестник ВАС РФ. 2009. N 3. С. 39 - 40. Данный автор при этом отмечает важные особенности ответственности за эвикцию в ст. 461 ГК РФ, которые, по его верному замечанию, несвойственны договорной ответственности, - необходимость добросовестности покупателя и недействительность соглашений об исключении или ограничении данной ответственности.

В этом и причина, по которой так сложно поступиться обязательственным характером ответственности за эвикцию и в случае ничтожности продажи чужого. От связи данной ответственности с приобретением давностного владения отвлекает защита доверия, которая может привести и к преддоговорной ответственности, так что всякому разумному исследователю, понятно, предпочтительнее сначала остановиться на этой версии, чем браться за изучение указанной - весьма сомнительной - связи.

<2> Церковников М.А. Основание ответственности продавца за изъятие товара у покупателя // Вестник ВАС РФ. 2013. N 11. С. 4 - 37.

Ввиду этого последнего обстоятельства автор данной статьи не видит смысла торопиться и тратить порядочно усилий на самое обстоятельное развитие своего взгляда (в частности, добиваться полной последовательности при проведении здесь некоторых практических последствий предлагаемого подхода). Если этому взгляду суждено заинтересовать юридическую общественность (что, конечно, весьма сомнительно), можно будет позднее провести все его последствия более тщательно.

Суть же этого взгляда в следующем.

Не является удовлетворительным и последний взгляд (culpa in contrahendo), принимая во внимание такой случай. Некто А продает некому Б имущество, которое затем уходит к некому В тоже по договору купли-продажи (цепочка отчуждений). Если неожиданно объявится некий Т, виндикационный иск которого к В (конечному приобретателю) будет удовлетворен, то последний будет привлекать Б к ответственности за эвикцию. Проблема возникает, когда Б был юридическим лицом, которое к моменту виндикации ликвидировалось. Может ли В обратиться с тем же требованием к А?

Представляется, здесь вскрывается существенный недостаток тех взглядов, которые так или иначе связывают ответственность за эвикцию с личными отношениями сторон, т.е. всех имеющихся на сегодняшний день подходов.

Если цепочку отчуждений создал Т, продав имущество А по недействительной сделке, то его ответственность будет носить специфический характер: уже Б - при наличии добросовестности - будет защищен ст. 302 ГК РФ. Если же цепочка была создана А, который лишил Т владения помимо его воли, затем совершил подлог правоустанавливающих документов и ввел имущество в оборот, то А почему-то освобождается от ответственности перед В на том основании, что ответственность за эвикцию "со всех точек зрения" носит личный характер.

Очевидно, что с практической точки зрения такая ответственность должна, что называется, следовать за имуществом. К примеру, Б оказался несостоятельным. Неужели А, будучи истинным виновником виндикации к В, не должен непосредственно отвечать перед последним в обход спора с Б? Неужели в случае банкротства Б требование В должно завершиться невозможностью исполнения, полной или хотя бы частичной, вследствие недостаточности имущества у юридически "единственного" виновника эвикции у В? Но, допустим, с Б все нормально и требование к нему будет удовлетворено. Б затем обратится к А, переложив на него все убытки - как взысканные с него убытки А, так и свои собственные. Допустим, "правильный порядок" требует, чтобы были рассмотрены непременно два дела - одно за другим. Но, во-первых, только в приведенном выше примере дел будет

Статья: Природа ответственности за эвикцию

всего два - по числу звеньев в разрушенной цепочке отчуждений. А если звеньев было 10, 20 и т.д.? <1> Неясно, к чему специально вынуждать всю "цепочку" потерпевших к лишним движениям (что явно негативно отразится на самом важном, что у нас есть, - на нагрузке судов), если конечному приобретателю известно лицо, ответственное за всю цепочку неправомерных отчуждений, и именно к нему удобнее сразу предъявить требование <2>. Во-вторых, А, естественно, будет привлечен если не к процессу между Т и В, то к спору между В и Б точно (ст. 462 ГК РФ). Впрочем, его показания постараются получить уже в первом споре. Получается, что А должен узнать о будущем споре с Б еще раньше, чем последний сможет эффективно обеспечить свой иск. Очевидно, что у А появляется значительный временной ресурс, чтобы придумать, как сделать требование Б невозможным к исполнению.

--------------------------------

<1> Длина цепочек объективно ограничивается сроком исковой давности по виндикационному требованию. Тем не менее и сегодня проблема удлинения этого срока через довольно неопределенные положения о моменте начала его течения стоит остро, а за 10 лет максимального срока цепочка может стать весьма длинной.

<2> Разумеется, этот "regress us per saltum" не должен исключать ответственности других участников цепочки отчуждений (преемников создателя цепочки отчуждений), поскольку те же риски имеют место и при предъявлении требования сразу к создателю цепочки отчуждений.

Что же мешает провести правильный практический взгляд?

Автор отнюдь не относится к числу тех юристов, которые готовы принести теорию в жертву практически правильным результатам. Обычно (если не всегда) "оправданность" оборачивается непоследовательностью (уже без кавычек) в правоприменительной практике, которая из стройной системы подходов, вытекающих один из другого, вырождается в дискреционные полномочия и "революционное правосознание". Это и понятно: изделия, сшитые из лоскутков, рвутся легче всего (даже легче тех, что сделаны из некачественного материала). Но нельзя не признать существования другой проблемы - неправильной теории, которая существует только потому, что так ее выучили и так ее надо повторять, чтобы не показаться неграмотным. Последняя проблема, собственно, и приводит к тому причудливому разделению юристов на "теоретиков" и "практиков" (куда в последнее время добавились "политики"), что не может не удивлять тех юристов, которые хорошо видят, насколько теория и практика связаны и необходимы друг другу, насколько разрыв между ними вредит развитию правовой системы.

Итак, исходя из посылки, что есть что-то теоретически глубоко неверное в понимании природы ответственности за эвикцию, когда оно "мечется" между признанием и отрицанием действительности продажи чужого, позволим себе озвучить как гипотезу альтернативный взгляд на проблему.

Если вернуться к изложенному выше примеру, на чем может быть основан иск В к А? А заключал договор купли-продажи с Б, следовательно, гарантировал ему отсутствие пороков в титуле, которые позволили бы виндикации удаться. Очевидно, что иск В мог бы быть обоснован либо преемством между ним и Б в отношении требований к А ("теория цессии"), либо уже той гарантией, которую давал А при отчуждении имущества, казалось бы, одному Б, но через которую А оказывается в непосредственном отношении со всяким последующим приобретателем, стоящим с А в одной цепочке отчуждений (тот факт, что гарантия давалась Б, определяет разве что объем ответственности А, который, понятно, не мог гарантировать, что порок не создадут последующие участники цепочки).

1. Преемство мыслимо через такое условие договора купли-продажи вещи, которым совершается цессия требования о возмещении убытков в случае эвикции (т.е. Б цедирует В будущее требование о возмещении убытков из договора купли-продажи с А) <1>. Такое условие нетрудно признать молчаливым, содержащимся во всех договорах купли-продажи как договорном типе.

--------------------------------

<1> Ср. I. 59 D. 21, 2, где признается возможность отчуждения вещи вместе с цессией исков к продавцу контрагента, но не по общему правилу, а при наличии о том соглашения.

Есть существенные проблемы с данной конструкцией. Во-первых, это возможно, только если ответственность за эвикцию не будет зависеть от наличия добросовестности. Иначе добросовестный В не получит никакого требования из ст. 461 ГК РФ от недобросовестного Б, так что ответственным останется только этот последний (по ст. 390 ГК РФ - за отсутствие цедированного требования). Во-вторых, Б теряет требование к А, поскольку оно

Статья: Природа ответственности за эвикцию

переходит к В, но при этом Б остается ответственным по отношению к В. Тем самым либо получается, что регресс Б

кА невозможен (иначе это не цессия <1>), либо В не должен тогда иметь требований к Б, за исключением ответственности за отсутствие требования к А (ст. 390 ГК РФ). Это также не встраивается в смысл ст. 461 ГК РФ. Но и de lege ferenda Б должен нести ответственность за пороки в титуле, которые он сам создал, а не только отвечать за наличие ответственности на А. Тогда выходит, что цессия должна сочетаться с собственной гарантией отчуждателя. Тем самым каждый отчуждатель цедирует все будущие требования из ответственности за эвикцию, принадлежавшие его предшественникам, а также то, которое он сам приобрел в отношении своего личного предшественника; у конечного приобретателя происходит накопление таких личных требований. С практической точки зрения это означает, что регрессов нет, а потому приобретателю нужно точно определить, чья вина в пороке титула, приведшем

квиндикации, чтобы предъявить иск к надлежащему ответчику.

--------------------------------

<1> Впрочем, можно даже пойти еще дальше и признать, что требования из эвикции не цедируются в обычным смысле этого слова, а приобретаются продавцом и покупателем в общую собственность (образуя множественность на стороне кредитора, но, понятно, не долевую), так что они могут осуществляться не только конечными приобретателями, но и теми, у кого они возникали, и теми, через кого имущество пришло к конечному приобретателю. Но это невероятно тяжеловесная конструкция, учитывая, к примеру, что уже третье звено будет связано с "вхождением во множественность" третьего лица без волеизъявления создателя первого звена цепочки (В отчуждает имущество Г - общее с Б требование к А начинает также принадлежать Г, который становится третьим участником множественности рядом с Б и В).

Соответственно, "теория цессии" создает другую крайность: здесь нет на самом деле никакой ответственности за эвикцию у контрагента покупателя, поскольку это ответственность не за разрушение цепочки, а за разрушение отдельного звена. Каждый отчуждатель здесь отвечает за то звено, которое создал. С практической точки зрения это также значит, что любому истинному создателю цепочки отчуждений, разрушенной успешным истребованием, достаточно доказать недобросовестность своего контрагента, чтобы обосновать, что требование к нему никогда не возникало, а потому и не переходило к истцу. Кроме того, недействительность хотя бы одного договора, из которых состоит цепочка отчуждений, должна привести к недействительности всех последующих цессий, так что если истинный создатель разрушенной цепочки стоит в ней до данного договора, его ответственность опять же исключается. Понятно, что это делает такую конструкцию неработоспособной.

Отсюда хорошая конструкция должна отвечать следующим требованиям:

1)рассматриваемое требование к создателю разрушенной цепочки отчуждений должно иметься у каждого последующего участника цепочки;

2)рассматриваемое требование к своему контрагенту имеется у каждого (добросовестного) участника сделки;

3)данное требование не прекращается в случае отчуждения и выполняет функцию регрессного требования в случае привлечения данного участника цепочки к ответственности за эвикцию;

4)как следствие того, что каждый предыдущий отчуждатель был сам создателем цепочки (как минимум одного звена, но потому, очевидно, и последующих звеньев тоже), каждому последующему приобретателю должно быть позволено на выбор предъявлять данное требование как к своему контрагенту, так и к его предшественникам вплоть до создателя разрушенной цепочки отчуждений;

5)ответственность отчуждателей и в итоге создателя первого звена, с которого началось разрушение цепочки отчуждений, является ответственностью не столько за отсутствие отчуждавшегося ими права у приобретателя, сколько за невозможность осуществления этого права (отчего ответственность за эвикцию охватывает и случаи выявления ограниченных прав на имущество, т.е. включает частичную эвикцию) <1>. Соответственно, если третьему лицу не удались истребование или частичная эвикция, ответственности не будет.

--------------------------------

<1> Нарушение гарантии перехода титула между неконтрагентами немыслимо. Сам характер данной гарантии делает связанность ей личной, потому что гарантия давалась по поводу перехода титула по данному договору - она не могла даваться продавцом по поводу переходов титула по договорам, заключавшимся правопреемниками покупателя, включая конечного приобретателя. Другими словами, такая гарантия исключает непосредственное отношение между неконтрагентами. И с практической точки зрения из нее весьма сложно вывести непосредственное

Статья: Природа ответственности за эвикцию

отношение - ответственность за возможность эвикции. Если вещь не возвращается создателю цепочки отчуждений, способной разрушиться (т.е. эвикция возможна, но вещь у конечного приобретателя, который собирается ей владеть), речь идет об убытках, определение которых крайне затруднительно, а также само основание которых существует условно: к примеру, если эвикции так и не произойдет, основание для удержания возмещенных убытков либо отпадает вообще, либо должно ограничиться "беспокойством", доставленным правовой неопределенностью, рассчитать которое вряд ли возможно. Если бы конечный приобретатель возвращал вещь создателю цепочки отчуждений, было бы понятно - либо текущая стоимость на момент возврата, либо негативный интерес: покупная цена, расходы на заключение сделки по приобретению вещи и, возможно, какие-то иные убытки (например, упущенная выгода, потому что цена на вещь уже начала повышаться, поэтому конечный приобретатель не успеет реализовать подобную ей вещь и извлечь маржу). Кроме того, ситуацию значительно усложняет такой момент. Возможность эвикции прекращается исключением этой возможности или же собственно самой эвикцией (но тогда и ответственность будет уже за эвикцию). Возможность эвикции исключает, по сути, выкуп имущества у носителя виндикационного иска посредством мирового соглашения. В этом случае убытки составят затраты на заключение данного соглашения. Но что будет, если собственник никак не отреагирует на предложение приобретателя забрать имущество либо заключить это соглашение? Ради расходов на связь никто судиться не будет, отчего действительно серьезным убытком может быть лишь упущенная выгода от своевременной реализации имущества. Однако, спрашивается, ограничен ли был добросовестный приобретатель в возможности распоряжаться имуществом? В свою очередь возврат вещи с полным возмещением убытков (договорной цены и иных убытков) возможен разве что через признание недействительными каждой сделки в цепочке отчуждений, однако каким будет основание? Заблуждение конечного приобретателя в наличии титула у его контрагента коснется только сделки с последним. Чтобы основанием стала ничтожность продажи чужого, которая одна способна привести к цепочке реституций и создать нечто подобное непосредственному отношению между неконтрагентами, нужно точно знать, что есть третье лицо - собственник. Но в том-то и дело, что и этот вариант полностью разбивается о то, что все последствия недействительности будут иметь все тот же личный характер, а потому пройти мимо стоящих в цепочке банкротов и ликвидированных юридических лиц не получится. Следовательно, и с практической точки зрения гарантия перехода титула (Verschaffungsprinzip) исключает отношения между неконтрагентами, а потому ответственность создателя цепочки реституции перед преемниками его контрагента при таком подходе невозможна.

2. Все это говорит в пользу особой гарантии сохранности цепочки отчуждений, которая 1) дается самим актом отчуждения всем последующим участникам цепочки отчуждений, конституируя непосредственное отношение отчуждателя с ними, и 2) становится тем самым идеальной существенной частью (принадлежностью) отчужденного имущества <1>. Это полностью согласуется с приводившимся в начале статьи пониманием ответственности за эвикцию: эвикция исключается по общему правилу приобретением по давности, которое обеспечивается наличием той самой цепочки отчуждений ввиду п. 3 ст. 234 ГК РФ. Таким образом, ответственность за эвикцию - это ответственность за сохранность такой цепочки отчуждений, которая на момент приобретения вещи конечным покупателем кажется просуществовавшей по времени столько, что приобретательная давность могла бы быть признана истекшей <2>, а потому контрагент покупателя в глазах последнего мог казаться собственником <3>. Понятно, что ответственность отчуждателя возможна только в той мере, в какой сохранность потянувшейся от него цепочки зависит от его отчуждательного акта. Но беспорочность этого акта зависит как от его собственных действий, так и от беспорочности титулов его предшественников, отчего его ответственность распространяется на эвикции, возникшие по вине его предшественников, но не на те, которые возникли по вине его преемников.

--------------------------------

<1> Ср. с ответственностью строителя здания по французскому праву, иск к которому рассматривается как принадлежность имущества (см.: Atias C. Droits civil: Les biens. 10 ed. LexisNexis, 2009. P. 79). То же явление, видимо, представляет собой ответственность производителя. Существуют также обязанности, следующие за имуществом или субъективными правами (см. подробнее: Рыбалов А.О. Некоторые вопросы вещных обязательств // Вестник ВАС РФ. 2013. N 12. С. 62 - 70; ср. п. 6 информационного письма Президиума ВАС РФ от 28 января 2005 г. N 90 "Обзор практики рассмотрения арбитражным судам споров, связанных с договором ипотеки").

<2> Вероятно, ответственность за эвикцию возникла из того, что участники оборота не решались приобретать имущество до его очистки давностью, что экономически могло бы оправдываться также тем, что скорое отчуждение имущества после покупки чисто интуитивно вызывает подозрения в его качестве. В этом плане продажа вообще должна вызывать сомнения в качестве, если из обстановки неясно, что имущество изначально приобреталось не для личного пользования. Однако и в таком случае короткие сроки между отчуждениями должны вызывать сомнения в их правомерности, поскольку в наше время зачастую за этим стоит лишение имущества помимо воли собственника либо вывод активов в ущерб кредиторам (потому прежде всего не вызывает сомнений перепродажа в рамках

Статья: Природа ответственности за эвикцию

"обычной хозяйственной деятельности", причем когда товар передается в том виде, в каком он был упакован производителем). Имущество же, приобретавшееся для личного пользования, будет продаваться только в таких особых случаях, что по общему правилу такая продажа будет вызывать подозрение и требовать дополнительных объяснений со стороны продавца. Например, казалось бы, невинный случай удачной покупки с целью перепродажи - когда отчуждатель продает автомобиль, потому что в то время как знатоки продают его за цену вдвое больше, ему удалось купить авто у не знающего об этом лица, - хотя и позволяет объяснить действия этого отчуждателя, однако связан с вопросом: действительно ли предшественник нынешнего владельца не знал цену своего автомобиля? Во всяком случае, есть риск того, что этот предшественник может оказаться недоволен сделкой, если узнает о реальной цене проданной им вещи, а потому будет расположен выискивать пороки в сделке и пытаться отсудить вещь. Понятно, что сама по себе перспектива судебных споров вряд ли может кого-либо радовать. (К слову, несмотря на большое внимание к проблеме признания сделок недействительными в нашей стране, практически не учитывается тот курьезный момент, что лишь в исключительных случаях будет оспариваться сделка, совершенная с соблюдением эквивалентности встречных предоставлений.)

<3> Следовательно, ответственность за невозникновение права собственности связана с институтом "моментальной давности", что автоматически "замыкает" ее на личных отношениях (неуправомоченного) продавца и покупателя (см. также выше, сн. 1 на с. 125), и притом она возможна лишь в условиях презумпции добросовестности приобретателя и презумпции наличия права собственности у фактического владельца (обе презумпции находятся в строгой системной связи). Отсюда было бы правильно подумать над вопросом, а не могут ли оба этих института сосуществовать вместе. Ведь чем, с одной стороны, ограничивать выбор добросовестным покупателем лица, ответственного за эвикцию, а с другой - исключать ответственность неуправомоченного отчуждателя перед недобросовестным покупателем в условиях презумпции недобросовестности, не лучше ли "смотреть шире" и допустить оба института? Если сделанные в данной статье выводы верны, перед нами два совершенно разных института, которые "борются" друг с другом из одних "идеологических" соображений. Юридически же они друг друга скорее дополняют.

Если мы взглянем на проблему шире, то заметим, что аналогичная гарантия могла бы быть источником ст. 302 ГК РФ. Некто выпускает имущество в оборот с пороком в титуле, которым затем пользуется, чтобы истребовать данное имущество. При этом добросовестный приобретатель введен в убытки подобным истребованием. Стоит ли оставлять его беззащитным перед таким истребующим?

История придумала на этот счет две основные формы ответственности собственника за (успешную) виндикацию, которую позволим себе назвать "culpa in vindicando": с одной стороны, ст. 302 ГК РФ <1>, с другой - необходимость выкупа имущества у добросовестного приобретателя.

--------------------------------

<1> Аналогично принцип абстракции можно рассматривать сквозь призму данной гарантии, причем с аналогичным результатом - исключением виндикации вместо возмещения собственником убытков в случае нарушения им данной гарантии. Собственно, "разделение труда" между институтами абстрактного вещного договора и приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя, когда они сосуществуют, как в германском праве, проводится по тому, что первый ограничивает виндикацию в случае передачи имущества в собственность (совершения отчуждения), второй - в случае передачи имущества не в собственность. Последний случай поэтому не может основываться на рассматриваемой гарантии, поскольку здесь нет отчуждения (речь должна идти об эффекте "замещения" вещного субъективного права договорным правом требования).

В нашей же правовой системе ст. 302 ГК РФ в существенной части выполняет функцию принципа абстракции, учитывая при этом как требование добросовестности, так и возмездность (в § 822 ГГУ, к примеру, отсутствие возмездности позволяет предъявить кондикцию к третьему лицу, хотя оно тоже признается приобретшим собственность). Тем самым ст. 302 ГК РФ касается не только ответственности за самоличное разрушение созданной цепочки отчуждений (как принцип абстракции), но и - по традиционному убеждению - ответственности за разрушение цепочки, созданной лицом, которому было доверено имущество. Но это убеждение является спорным (при том что явно должно было быть навеяно германской литературой) ввиду устойчивой практики ВС РФ (Определения Судебной коллегии по гражданским делам ВС РФ от 7 октября 2014 г. N 4-КГ14-25, от 8 февраля 2011 г. N 14-В10-17, от 25 ноября 2008 г. N 50-В08-4), которая еще требует осмысления, поскольку ст. 302 ГК РФ все же системно связана со ст. 234 ГК РФ, а потому выбытие "по воле", вероятно, следует толковать как передачу в собственность, а не просто во владение (ср. выше, сн. 2 на с. 119). Более того, в отличие от германского права, отечественное стоит на презумпции недобросовестности приобретателя, что как раз должно делать невозможным

Статья: Природа ответственности за эвикцию

применение института приобретения от неуправомоченного отчуждателя в тех случаях, на которые он распространяется в Германии.

Последний институт был распространен в странах, где рецепция римского права проходила без рецепции принципа абстрактности (а германский принцип "Hand wahre Hand", соответственно, ввиду этого исчез) <1>. Такая форма ответственности либо выражается в отнесении покупной цены к затратам добросовестного приобретателя, возмещаемым собственником (подобно расходам по ст. 303 ГК РФ) <2>, либо просто обязывает возместить все убытки покупателя, вызванные виндикацией, под угрозой отказа в иске ("вещное удержание") <3>. Причем данная ответственность выглядит справедливее ст. 302 ГК РФ, поскольку последняя, с одной стороны, отнимает у собственника выбор между оставлением имущества ответчику и возмещением ему убытков, а с другой - ограничивается лишь случаями: 1) выбытия имущества "по воле", 2) нахождения имущества в, скорее всего, фактическом владении добросовестного приобретателя <4>, а также 3) при условии полной оплаты первым добросовестным приобретателем <5>. В остальных же случаях добросовестный приобретатель остается совершенно беззащитным перед виндицирующим собственником. К слову, первоначальный проект ГГУ по этой причине предусматривал на случай выбытия имущества "помимо воли" право добросовестного приобретателя на возмещение покупной цены <6>. Но очевидно также, что сама идея вещного права требует предоставления указанного выбора (между отказом от виндикации и возмещением убытков) собственнику, но не владельцу, а справедливость требует ответственности собственника перед добросовестными приобретателями, если по его вине они стали таковыми и от этого понесли убытки.

--------------------------------

<1> Так называемый Losungsanspruch в § 25 тит. 15 ч. I Общеземского права Пруссии; ныне в рудиментарном виде представлен в ст. 2277 (бывшая ст. 2280) Французского гражданского кодекса и абз. 2 ст. 834 Швейцарского гражданского уложения (см. подробнее: Гримм Д.Д. Очерки по учению об обогащении. Вып. I. Дерпт: Тип. Шнакенбурга, 1891. С. 87 - 92; Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть: Вотчинные права. М.: Статут, 2002. С. 403 (§ 41); Черепахин Б.Б. Юридическая природа и обоснование приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 250).

Специальные исследования данного института редко, но проводились в Германии. Необходимо обратить внимание на свежую монографию Маттиаса Винтера (Winter M. Das Losungsrecht nach gutglaubigem Erwerb. Mohr Siebeck, 2014). Впрочем, автор в значительной степени был занят сбором сравнительно-правового материала (к слову, весьма богатого) и взвешиванием различных интересов, сталкивающихся при защите добросовестных приобретателей (включая экономический анализ) (см. особенно: Ibid. S. 309 - 310), отчего уделил не так много места теоретическому обоснованию института. Так (см.: Ibid. S. 268 - 269; см. также: Ibid. S. 376 - 380), за основу им были приняты две модели института: 1) право добросовестного приобретателя, признаваемого все же несобственником, на возмещение расходов, понесенных на приобретение истребуемого имущества, в рамках удержания последнего (по выражению автора, Losungsrecht в узком смысле); 2) право виндицирующего, но уже несобственника выкупить имущество (Ruckkaufsrecht). Право на возмещение расходов рассматривается как обязательственное (S. 307, 308). Автор приходит к выводу, что признание за виндицирующим права собственности обязательно в случаях наличия особого личного интереса (Affektionsinteresse) или особого публично-правового режима имущества (S. 351 - 373). Что же касается Ruckkaufsrecht (к слову, найденного им в шведском праве), то довольно сложно представить себе по сути обязательственное право, начинающее противостоять третьим лицам, обнаружившим себя в отношениях с виндицирующим через владение вещью. В целом же вопрос о том, кто именно из сторон виндикационного спора приобретает право собственности, вряд ли имеет серьезное практическое значение, если признавать, что Losungsrecht следует за имуществом. Сложно понять, что думал по этому поводу автор, поскольку его внимание принципиально занимали "простые" случаи добросовестного приобретения - с участием контрагента неуправомоченного отчуждателя.

<2> Параграф 314 Саксонского уложения, § 333 ГУ Австрии; см. также: Пухта Г.Ф. Курс римского гражданского права. Т. I. М.: Тип. "Современные известия", 1874. С. 448 (§ 171) (допущено, если покупка позволила избежать гибели имущества).

<3> Нельзя с уверенностью утверждать, что данная ответственность не была известна римским источникам. Создателю цепочки отчуждений могла быть противопоставлена exceptio doli (ср. I. 17 D. 21, 2, причем характерно, что здесь использована именно эта внедоговорная эксцепция). Мог ли истец от нее освободиться, предложив уплатить покупную цену? Как известно, подобный механизм защиты добросовестного владельца использовался в случае улучшения им участка: если виндикант не собирался возмещать издержки на эти улучшения, в виндикации

Статья: Природа ответственности за эвикцию

отказывали через ту же самую exceptionem doli (см., например: I. 7, § 12; I. 9, pr. D. 41, 1). Прямых указаний на использование данного механизма против создателя цепочки отчуждений нет, однако есть весьма характерные места. Так, I. 3, I. 23 C. 3, 32 содержат постановления времен юриспруденции конца классического периода (222 и 294 гг. соответственно) по частным (!) случаям выбытия имущества помимо воли (!), в которых зачем-то специально

(!) говорится о том, что возмещение покупной цены виндицирующим не требуется. Собственно, к этому предписанию только и сводится содержание, например, I. 23 C. 3, 32. Романисты выводили из этих постановлений общий запрет включать покупную цену в издержки, подлежащие возмещению виндицирующим собственником (см., например: Барон Ю. Система римского гражданского права: В 6 кн. / Пер. с нем. Л.И. Петражицкого. СПб.: Юридический центр "Пресс", 2005. С. 403 (§ 153)). Но спрашивается, зачем было бы специально упоминать это правило применительно к частным случаям, если бы оно было общим - если бы римское право не знало Losungsrecht? Это были бы в высшей степени тривиальные постановления, что нехарактерно ни для конституций, разрешавших спорные вопросы правоприменения, ни для времен расцвета римской юриспруденции вообще, а также никак не оправдывало бы их включение в кодификацию. Вероятнее, что римская практика задумалась над тем, чтобы распространить эту защиту добросовестных владельцев на случаи выбытия имущества помимо воли, на что получила отрицательный ответ императоров (ср. I. 6 C. 4, 44, где аналогичный механизм пытались распространить на расторжение договора продажи). Тогда перед нами действительно немаловажные разъяснения: нельзя требовать выкупа, если собственник утратил имущество помимо воли. Это в совокупности с указывавшимся "выкупом улучшений" не что иное, как констатация в качестве основного начала римского вещного права ответственности за виндикацию (ср. также: I. 6; I. 12, § 7, 8, 18 D. 49, 15). К слову, Вторая комиссия по подготовке ГГУ "забраковала" Losungsrecht в том числе по причине его негерманского происхождения (Winter M. Op. cit. S. 310 (Fn. 173)), хотя - что весьма показательно в свете мнения Комиссии - оно встречается уже в Саксонском зерцале (LR. III, § 7, 4), которое, как известно, содержало и прямые заимствования из римского права.

В этом плане римские источники действительно можно истолковать как признающие переход права собственности при отчуждении имущества по воле собственника, однако появляется этот эффект через указанный механизм условного приобретения имущества добросовестным приобретателем (аналогично в случае улучшения имущества добросовестным владельцем имеет место условное приобретение). Тогда настоящая абстрактная традиция появляется после такого толкования римских источников, которое не признавало права собственника на выкуп (к примеру, данное право, если признавалось, могло рассматриваться как личное и не действующее против третьих лиц по аналогии с lex commissoria, а возможно, и рассматривалось исключительно в свете pactum de retrovendendo (ius redimendi); возможно, так и появилась идея, что ответственность за эвикцию ограничивается договором продажи и носит чисто личный характер - но такая идея идет рука об руку с абстрактностью традиции, отчего каузальность требует введения ответственности за виндикацию). Впрочем, сомнительно, чтобы наличие exceptionis doli, действие которой можно отменить выкупом, могло означать переход права собственности, даже условный (другими словами, это добросовестный владелец скорее имеет ius retentionis, нежели собственник - ius retrahendi). Как известно, такая эксцепция означала переход права собственности для Юлиана, но не для Ульпиана (ср.: I. 36 D. 41, 1; I. 18, pr. D. 12, 1). Так или иначе, в любом случае переход права собственности по римскому праву, видимо, не был безусловным при отсутствии у традиции каузы.

<4> Спорно, можно ли признать добросовестным приобретателем лицо, которое приобретало у неуправомоченного отчуждателя имущество, сдаваемое им на тот момент в аренду и находящееся на момент виндикации все еще во владении арендатора, т.е. так и не побывавшего во владении добросовестного приобретателя. Сегодняшнее понимание владения как "совсем фактического" отношения препятствует этому, хотя здесь следует признать приобретение (посредственного) владения посредством перехода прав из договора аренды просто потому, что иной подход приводит к невероятным результатам (например, данный приобретатель защищается по ст. 302 ГК РФ после того, как арендатор возвращает имущество в связи с прекращением договора аренды, но не защищается ни в момент прекращения договора и возникновения обязанности по возврату, ни в момент перехода к нему прав по договору аренды). Но точно так же не вполне справедливо оставлять без какой-либо защиты приобретателей, которые только заключили договор с неуправомоченным отчуждателем или еще не успели внести всю плату, не говоря уже о безвозмездных добросовестных приобретателях. Разумеется, здесь они еще состоят в непосредственном контакте с ответственным за эвикцию, что облегчает возможность взыскания убытков, но к чему лишние процессуальные действия, если убытки в конечном счете все равно будут переложены на виндицирующего собственника, создавшего недействительную цепочку отчуждений?

<5> К примеру, абзац третий п. 13 Постановления N 10/22 позволяет приобрести имущество от добросовестного приобретателя даже по безвозмездной сделке. Но это приобретение будет поставлено в зависимость от возмездности предыдущего приобретения, которое может быть опровергнуто уже на том основании, что оплата была фактически неполной (абзац второй п. 37 Постановления N 10/22).

Статья: Природа ответственности за эвикцию

<6> Параграфы 939, 940 (см.: Motive zu dem Entwurfe eines burgerlichen Gesetzbuches fur das Deutsche Reich. Bd. II: Sachenrecht. J. Guttentag, 1888. S. 417 - 420).

Не означает ли все вышесказанное, что с теоретической точки зрения мы должны признать существование особой вещной гарантии, следующей за имуществом и даваемой всяким отчуждателем (собственником, иным обладателем права распоряжения или неуправомоченным отчуждателем) вещи всем третьим лицам-приобретателям посредством самого отчуждательного акта?

Разница с ответственностью за эвикцию (в предложенном здесь ее "расширенном" варианте) лишь в том, что ответственное за виндикацию лицо стоит с потерпевшим в одной цепочке отчуждений.

Объем гарантий последующих отчуждателей уже не должен иметь значения, поскольку между каждым отчуждателем и приобретателем из одной цепочки, сколько бы лиц между ними ни стояло, имеется непосредственное правоотношение, что конституирует следование данной когда-то гарантии за имуществом. Например, непосредственно данный отчуждатель гарантировал, что у него первоначальный титул, но имущество было истребовано вследствие порока, созданного и не раскрытого одним из предыдущих владельцев (непосредственный отчуждатель, таким образом, солгал про первоначальное приобретение). Допустим, оно истребовано у преемника контрагента указанного отчуждателя. Предыдущий владелец, на гарантию которого, казалось бы, не должен ориентироваться нынешний владелец, думавший, что его предшественник приобретал имущество у первоначального собственника, должен нести ответственность согласно предложенной здесь конструкции <1>. И с теоретической точки зрения данный contractus in personam incertam выглядит гораздо правдоподобнее абстрактных вещных договоров, в которых каким-то неведомым образом транслятивный эффект оказывается абсолютным - а потом еще корректируется деликтными обязательствами против недобросовестных последующих приобретателей <2>. Надо совершенно некритично относиться к германской цивилистике, чтобы не замечать, насколько все эти утверждения друг другу противоречат.

--------------------------------

<1> Форма ответственности при этом может быть любая - как по ст. 302 ГК РФ, так и выкуп (Losungsrecht).

<2> В нашей литературе см.: Егоров А.В., Усачева К.А. Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства - неудачный эквивалент доктрины снятия корпоративного покрова // Вестник ВАС РФ. 2013. N 12. С. 42 - 43.

Содержание гарантии весьма просто: истребования не будет. Освобождение от ответственности возможно в том случае, если чужие права на имущество были прямо оговорены данным отчуждателем, хотя бы последующие давали (возможно, молчаливо) гарантию, что их нет. Наличие документа с такой гарантией, оговаривающей обременения и ограничения отчуждаемого имущества, к слову, выполняет роль фактического уведомления <1> (если контрагент отчуждателя дает ее для ознакомления своим контрагентам, те, кто станет его преемником, - своим контрагентам и т.д.). Соответственно, отчуждатель заверяет таким образом и всех преемников приобретателя. И сам отчуждатель мог получить такое заверение от своих предшественников. Стоит ли сомневаться в том, что при отсутствии такой гарантии и отчуждения не будет? Ведь иначе не будет даже того правоотношения, которое бы воспрепятствовало истребованию со стороны самого отчуждателя! <2>

--------------------------------

<1> Это влечет противопоставимость прав на имущество тем, кто получил такое уведомление (ср. п. 4 информационного письма Президиума ВАС РФ от 24 февраля 2014 г. N 165).

<2> В этом проявляется противоречивость такой конструкции, как продажа одного владения. Если продается одно владение, то сам отчуждатель сохраняет все имеющиеся у него вещные права на имущество. Получается, что приобретатель бессрочно владеет не в силу наличия вещного права, а в силу личного отношения. Тогда получается, что отчуждение имущества таким приобретателем возможно только посредством уступки неких обязательственных прав требования к отчуждателю, которые одни будут препятствовать осуществлению им своих вещных требований к третьему лицу. В результате оборот данного имущества будет происходить посредством перехода не вещных, а личных прав. Стоит ли в таком случае ставить вопрос о противопоставимости цессий виндикации "отчуждателя владения"?