!!Экзамен зачет 2023 год / Статья Четыре точки зрения на добросовестное владение (Гадж

ЧЕТЫРЕ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НА ДОБРОСОВЕСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ

Г.А. ГАДЖИЕВ

Гаджиев Гадис Абдуллаевич, судья Конституционного Суда РФ, доктор юридических наук.

Прошлогоднее Постановление Конституционного Суда РФ по жалобе А.Н. Дубовца (от 22.06.2017 N 16-П) развивает ранее высказанные правовые позиции о природе добросовестного владения и балансе интересов добросовестного владельца и собственника. Автор показывает, что сугубо цивилистический подход к пониманию добросовестного владения приводит к неудовлетворительным результатам, не позволяя разрешить весь возможный спектр конфликтов. Владельцы оказываются незащищенными от требований частных лиц и государственных органов. Конституционное понимание добросовестного владения должно учитывать не только частный интерес собственника, но и общественный интерес. Последний может проявляться в необходимости защитить добросовестного владельца с целью справедливого разрешения спора и снижения экономических (трансакционных) издержек. В пользу предоставления этой защиты говорит еще один подход к пониманию добросовестного владения - онтологический. В статье доказывается, что с этой точки зрения владение должно оцениваться как элемент не только фактической, но и правовой реальности. А следовательно, оно должно быть защищено правовыми средствами. Автор считает, что для этого не обязательно признавать добросовестного владельца собственником.

Ключевые слова: владение, добросовестность, виндикация, Конституционный Суд РФ, право собственности, вещное право.

Four Points of View Regarding bona fide Possession

G. Gadzhiev

Gadzhiev Gadis, Judge of the Constitutional Court of the Russian Federation, Doctor of Laws.

Last year's ruling of the Constitutional Court of the Russian Federation on the complaint of A.N. Dubovets (No. 16-P dated June 22, 2017) develops its previous legal positions on the nature of bona fide possession and the balance of interests of a bona fide possessor and the owner. The author shows that a purely civil approach to understanding bona fide possession leads to unsatisfactory results, preventing resolution of the entire potential range of conflicts. Possessors are exposed to the claims of private individuals and government agencies. The constitutional understanding of bona fide possession should take into account not only the private interest of the owner, but also public interest. The latter may manifest itself in the need to protect a bona fide possessor with a view to fair resolution of a dispute and reduction in economic (transaction) costs. Another approach to understanding bona fide possession - the ontological approach - counts in favor of providing this protection. The article proves that from this perspective, possession should be assessed as an element of not only the actual, but also the legal reality. Therefore, it must be protected by legal means. The author believes that to this effect, it is not necessary to declare a bona fide possessor the owner.

Key words: possession, good faith, vindicatio, Constitutional Court RF, ownership, property law.

1. Один из самых известных юристов человечества, уроженец Финикии Ульпиан в Дигестах утверждал, что юристы занимаются истинной, не притворной философией (Дигесты, 1.1). Е.В. Спекторский, безусловно, вершина в русской философии права Серебряного века, заметил по поводу этого высказывания Ульпиана, что юристы действительно постоянно затрагивают философские проблемы, но занимаются они ими по большей части бессознательно, как бессознательно изъяснялся г-н Бурден из знаменитой комедии Мольера. По убеждению этого автора, каким бы банальным ни казалось незначительное дело в суде, даже оно может быть построено на предпосылках чисто философского значения и притом величайшей глубины; в деятельности суда есть и этика, и метафизика, и даже теория познания - словом, вся философия.

Думаю, что почитаемый мной замечательный русский философ права прав. Попробую аргументировать этот тезис на примере Постановления КС РФ от 22.06.2017 N 16-П, принятого по жалобе А.Н. Дубовца, которым признана частично неконституционной норма п. 1 ст. 302 ГК РФ, поскольку в этой своей неконституционной части с учетом сложившейся судебной практики добросовестные владельцы недвижимости (жилых помещений), зарегистрировавшие свое право как право частной собственности, не имели возможности защитить свои права в тех случаях, когда истцом по виндикационному иску выступает публично-правовое образование, а объектом исковых требований является выморочное имущество, которое по причине непринятия необходимых мер по фиксации прав

Статья: Четыре точки зрения на добросовестное владение

на него органами публично-правовых образований выбыло из сферы их контроля и посредством цепочки трансакций оказалось в руках добросовестных приобретателей. Смысл состоявшегося решения КС РФ понятен - появляется, как кажется на первый взгляд, исключение из общего правила о виндикации в том модусе нормы п. 2 ст. 302 ГК РФ, когда собственником является публично-правовое образование.

На мой взгляд, дело по жалобе Дубовца интересно тем, что при его разрешении сначала судами общей юрисдикции, а затем Конституционным Судом РФ эти суды исходили из четырех точек зрения, порой антонимичных. При этом совершался своеобразный переход из одного регистра знаний в другой, подобно тому, как, играя на музыкальных инструментах, можно менять регистры. Такого рода регистрами или системами аргументации являются: 1) внутренняя логика гражданского права, которой пользовались суды общей юрисдикции; 2) логика конституционного права, основанная на конституционных принципах; 3) аргументация на основе идей онтологии права; 4) экономико-правовая аргументация, использующая познавательные структуры права и экономики.

Суды общей юрисдикции принимали решения, пользуясь известным юридическим силлогизмом, налагая конкретные положения ГК РФ на обстоятельства дела. Конституционный Суд РФ свои аргументы вывел не из конкретных норм ГК РФ, а из конституционных принципов, применение которых в силу их абстрактности и предельной обобщенности отличается от применения конкретных отраслевых норм. Помимо сугубо конституционно-правовых аргументов, использовались идеи онтологии права и права и экономики, которые являлись своего рода способом верификации предполагаемых выводов. Итак, суды общей юрисдикции обратились к внутренней логике только одной отрасли права, а Конституционный Суд, пользуясь тем, что применение конституционных принципов превращает конституционное право в когнитивно открытую, незамкнутую подсистему российского права, субсидиарно использовал метаюридические доводы.

Решения судов общей юрисдикции и КС РФ оказались диаметрально противоположными: если первые не предоставили правовую защиту добросовестным владельцам жилья, то КС РФ, напротив, такую защиту дал, при этом он исходил из того, что защита предоставляется имущественному праву, а не некоему фактическому состоянию, в котором оказались добросовестные владельцы.

Сложившаяся парадоксальность правовой ситуации дает пищу для размышлений. Прежде всего отмечу, что сложившиеся парадоксы в праве и их разрешение, как и в математике, обычно приводят к продвижению, развитию права. Материалы дела А.Н. Дубовца позволяют высказать предположения, объясняющие, почему в условиях нормативной замкнутости системы гражданского права, необходимости применять только формально признанные источники для принятия решений суды общей юрисдикции пришли к одному решению, а КС РФ, погрузив оспоренное положение п. 2 ст. 302 ГК РФ в более сложный контекст норм конституционного права, - к другому.

Главной своей целью я считаю обсуждение нескольких возникающих методологических проблем. Первая из них состоит в том, что в нашей доктрине отсутствует деление юридических дел на ординарные, сложные и особо сложные; подобного рода классификация должна основываться на юридических критериях. Так, критерием отнесения к группе особо сложных дел могла бы быть обнаруженная коллизия правовых интересов, которые с точки зрения действующего гражданского права являются равноценными, поскольку нормы права не позволяют обнаружить элементы иерархии между ними. Допустим, права мажоритарных и миноритарных акционеров являются равноценными, но при этом часто антонимичными. Когда возникает коллизия бинарных правовых интересов и судам приходится делать по сути аксиологический, а не правовой выбор, возникает особо сложное для разрешения дело.

Вторая методологическая проблема связана с допустимостью погружения применяемой нормы гражданского права не только в контекст норм системы этой отрасли права (простая контекстуальность), но и в контекст норм конституционного права (сложный юридический контекст). Само по себе латинское слово contextus переводится как "тесная связь", а более точный перевод - нечто тесно сплетенное. Я думаю, что идея права во многом носит сложный контекстуальный характер, что означает, что смысл нормы может зависеть от нескольких разных контекстов, относящихся не только к разным отраслям права, но порой и к разным областям социальных наук, объединяемых только тем, что они изучают сферу должного, т.е. установленные социумом нормы. Это могут быть этические, экономические или культурные нормы. Для гражданского права особо важна связь нормы с экономическим контекстом, с экономической нормативностью. Это предмет новой научной дисциплины, и я попробую на примере комментируемого решения КС РФ показать полезность погружения нормы гражданского права в контекст экономической нормативности.

Конечно, контекстуальные связи имеют разную степень обязательности. Если внутриотраслевые и

Статья: Четыре точки зрения на добросовестное владение

межотраслевые связи (имея в виду необходимость учета конституционных положений) императивны, то учет метаюридического контекста желателен, чрезвычайно информативен, но с учетом закрытости правовой системы носит субсидиарно-необязательный характер. Гипотеза, которую я рискну высказать, состоит в том, что цивилистическая методология дает сбои в тех случаях, когда меняется природа социальных конфликтов и возникает необходимость в парадигмальных изменениях моделей правовой защиты, предоставляемой интересам лиц, которые раньше не считались носителями имущественного права. В таких случаях не будет зазорным попробовать применить те методы познания, которые известны онтологии права, конституционному праву и такой новой межотраслевой дисциплине, как право и экономика.

2. С учетом вышесказанного попробую описать все четыре точки зрения на проблему добросовестного владения, начиная с цивилистической. С помощью простейшей навигации в системе норм вещного права мы обнаружили, что владение может быть неотъемлемым элементом права собственности, входя в его содержание (ст. 209 ГК РФ). Однако в ст. 234 ГК РФ владение представляет собой нечто отдельное от права собственности - то ли состояние фактического порядка, то ли право, предшествующее возникновению права собственности в силу добросовестного открытого и долговременного владения. Более подробно об этой проблеме лучше порассуждать в той части статьи, которая посвящена онтологико-правовой точке зрения. Вне всякого сомнения, в комментируемом решении КС РФ добросовестное владение находится в оппозиции к праву частной собственности.

Пока же достаточно ограничиться констатацией факта существенного расхождения между цивилистическим и конституционно-правовым подходом к добросовестному владению в ситуации предъявления виндикационного иска. Приняв Постановление от 21.04.2003 N 6-П по делу о проверке конституционности п. 1 и 2 ст. 167 ГК РФ (далее - Постановление N 6-П), Конституционный Суд перенес извечную цивилистическую проблему в область конституционно-правовой квалификации. Как известно, с точки зрения российского гражданского права владение добросовестного приобретателя не является субъективным вещным правом.

Цивилистический подход к добросовестному владению, соприкоснувшись с идеями конституционного права, перешел из статического в динамическое состояние. Достаточно посмотреть на то, как Верховный Суд РФ менял свои подходы к интерпретации ст. 302 ГК РФ, особенно при толковании такого реквизита этой статьи, как "выбытие помимо воли собственника", в тех случаях, когда таким собственником оказывается не частное лицо, а публично-правовое образование. Воля последнего выражается его органами, и в связи с этим возникает необходимость иметь целостное представление о надлежащих способах выражения воли публично-правовыми образованиями. Требование целостности означает, думаю, учет и тех концептов о способах выражения воли публично-правовых образований, которые разрабатываются в административном и конституционном праве. Понятно, что воля государства является обычной юридической фикцией, но в способах выражения воли не должно быть противоречивых подходов в разных отраслях права.

Первый в перечне основных начал гражданского законодательства (п. 1 ст. 1 ГК РФ) - принцип равенства участников регулируемых гражданским законодательством отношений, который, как известно, предполагает эквивалентность при взаимообмене, описываемую с помощью закона стоимости. Это явление экономической нормативности, которое детерминирует гражданско-правовое регулирование. В частности, в нормативное содержание принципа равенства входит императив, адресованный законодателю, - требование взаимосвязанного обоснования правовых последствий правового регулирования. Это значит, что, регулируя имущественные отношения, нормотворческий орган государства должен отдавать отчет в том, что, наделяя материально-правовыми или процессуально-правовыми преимуществами одну сторону такого отношения, он тем самым существенно затрагивает интересы другой стороны.

Гражданско-правовой принцип равенства выступает в таком случае проявлением более абстрактного конституционного принципа справедливости. Таким образом, в частном праве с учетом экономической нормативности применяется принцип взаимного обоснования правовых последствий в процессе правового регулирования. Тонкий баланс интересов сторон может быть грубо нарушен даже путем изменения стандартов или бремени доказывания. В связи с этим заслуживает внимания краткий анализ того, как менялась позиция Верховного Суда РФ в отношении бремени доказывания добросовестности владельца. Сначала была высказана правовая позиция, согласно которой "приобретатель признается добросовестным, если докажет, что при совершении сделки он не знал и не должен был знать о неправомерности отчуждения имущества продавцом, в частности, принял все разумные меры для выяснения правомочий продавца на отчуждение имущества" (п. 38 Постановления Пленума ВС РФ, Пленума ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав"). Однако уже в том же 2010 г. в конкретных делах появился иной стандарт доказывания, поскольку ВС РФ предложил исходить из того, что

Статья: Четыре точки зрения на добросовестное владение

добросовестный приобретатель не должен доказывать добросовестность приобретения имущества, поскольку в силу п. 5 ст. 10 ГК РФ при осуществлении гражданских прав разумность действий и добросовестность участников гражданских правоотношений предполагаются (Определение ВС РФ от 02.11.2010 N 5-ВПР10-55). В Обзоре судебной практики, утвержденном Президиумом ВС РФ от 01.10.2014, Верховный Суд вновь поддержал позицию судов, опирающихся на п. 38 совместного Постановления от 29.04.2010. Затем п. 133 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25 было установлено, что требование о возложении бремени доказывания добросовестности на последнего приобретателя, содержащееся в п. 38 Постановления от 29.04.2010, применению не подлежит.

При неизменном тексте норм правовая позиция Верховного Суда по вопросу о том, кто и что должен доказывать при предъявлении виндикационного иска, несколько раз менялась. Между тем этот правовой вопрос имеет серьезную экономическую "подкладку", поскольку изменение стандартов и бремени доказывания оборачивается серьезными трансакционными издержками. Достаточно возложить на добросовестного приобретателя бремя доказывания чистоты всех промежуточных сделок, как будет нарушен баланс интересов, а по сути, будет заведомо известно, что победителем в процессе при предъявлении виндикационного иска публично-правовым собственником окажется непременно истец, даже если он своей безучастностью и бездействием по оформлению, фиксации своего права собственности способствовал выбытию недвижимости из владения с помощью мошеннических действий.

Цивилистическая логика привела в конечном счете к тому, что, толкуя реквизит ст. 302 ГК РФ "выбытие помимо воли", суды не соблюдали принцип взаимного обоснования правовых последствий. Вместо сбалансированного обсуждения субъективной стороны действий публичного собственника исследование признаков его вины не осуществлялось, а все риски утратить имущество возлагались на добросовестного приобретателя. Эта цепочка рассуждений опирается на аксиоматическое основание в виде необходимости справедливого распределения рисков между публичным собственником и добросовестным приобретателем. Но тогда вполне может быть поставлен резонный вопрос об истинности аксиомы: равноценны ли правовые интересы публичного собственника и добросовестного приобретателя? В том модусе нормы п. 2 ст. 302 ГК РФ, когда публичный собственник своевременно не проявил должной заботливости и рачительности доброго хозяина, а добросовестный приобретатель зарегистрировал в реестре прав свое право частной собственности, трудно не признать равноценность для суда притязаний спорящих сторон. Они находятся в конституционно-правовом режиме равенства перед судом (ч. 1 ст. 19 Конституции РФ).

Условно обозначенная мной цивилистическая точка зрения может опираться на своего рода аксиому цивилистики, согласно которой добросовестный владелец "всегда является незаконным" <1>. Вполне допускаю подобные цивилистические аргументы, но вместе с тем хочу обратить внимание на те издержки, к которым приводит их эксплуатация. Итак, если с одной стороны конфликта полноправный собственник, а с другой - незаконный владелец, у которого нет никакого права, то в спорных случаях, возникающих при трактовке слов о выбытии имущества из владения собственника помимо его воли, появляется искушение отдать предпочтение интересам собственника, защитить абсолютное вещное право. Но такая заданность препятствует реализации задачи правосудия, понимаемого как справедливое, а не в его формальном проявлении. Следовательно, императив конституционного принципа справедливости требует осуществления справедливого правосудия. Цивилистический подход, выработанный Верховным Судом РФ, обнаруживает свои слабые стороны, поскольку мешает судам охватить и справедливо разрешить все многообразие, весь возможный спектр возникающих на практике конфликтов между публичным собственником и добросовестным владельцем, которым может оказаться любое частное лицо.

--------------------------------

<1> Виндикация у добросовестного приобретателя. Еще одно исключение? // Закон. 2017. N 7. С. 24 (автор комментария - К.И. Скловский).

3. Теперь обратимся к конституционно-правовой точке зрения на добросовестное владение. Прежде всего полагаю, что расхождение между цивилистическими и конституционно-правовыми представлениями о содержании права собственности, добросовестного владения вполне допустимо.

Подключение потенциала конституционного права для определения оптимального объема правовой защиты добросовестных приобретателей предполагает, что нормы гражданского права о добросовестных приобретателях (как, впрочем, и многие другие), помимо внутриотраслевых связей (внутриотраслевая контекстуальность), находятся и в контексте норм конституционного права. Такая межотраслевая контекстуальность подразумевает влияние конституционных принципов на нормы частного права, т.е. последовательную конституционализацию частного

Статья: Четыре точки зрения на добросовестное владение

права. Любимый юристами (и математиками) образ баланса предполагает поиск точки равновесия. И если иметь в виду глубинные, тектонические сдвиги в частном праве, то современное гражданское право регулирует имущественные отношения в диапазоне, составляемом двумя крайними точками, - это чисто рыночная экономика и государственно-регулируемая экономика.

Если визуализировать процесс конституционализации гражданского права, то, характеризуя соотношение между нормами конституционного права, ориентированными на регулирование экономических отношений, и нормами частного права, уместно использовать образ зонтика: под сенью конституционных норм может находиться весьма значительное количество частноправовых норм. Обильное включение в текст Конституции РФ понятий, традиционно относящихся к области гражданского права, вовсе не означает, что процесс одновременного участия в механизме правового регулирования гомогенных норм конституционного и гражданского права (о чем не устает напоминать в своих работах Ф. Быдлински) не всегда предполагает совпадение интерпретаций норм этих двух отраслей права. Вполне возможны ситуации, когда суды общей юрисдикции, применяя нормы гражданского права только с учетом внутриотраслевого контекста, не учитывают одновременное регулирование соответствующих отношений нормами конституционного права либо принимают во внимание конституционно-правовые концепции.

Весьма показательным в этом отношении является изменение концепции права частной собственности на участок земли, произошедшее в Германии в конце XX в. под влиянием решения Федерального конституционного суда (ФКС) Германии (1981 г.). Это дело о подземных водах. Податель конституционной жалобы владел щебеночным карьером вблизи Мюнстера, и он в течение десятилетий извлекал подземную воду с помощью артезианских скважин, расположенных на его земле, и использовал ее для промывки гравия. Затем был принят закон, которым право использования подземных вод было ограничено в связи с тем, что они находились около водозаборов Мюнстера. Поскольку использование карьера создавало угрозу для водозабора, собственнику земельного участка было отказано в выдаче лицензии на извлечение вод, находящихся под землей на его участке. И тогда он обратился с иском о возмещении ущерба. Дело дошло до Верховного суда Германии, который пришел к выводу о том, что Закон о внутренних водных ресурсах не соответствует положениям ст. 14 Основного Закона о защите права частной собственности, и поэтому обратился с запросом в ФКС <2>.

--------------------------------

<2> См.: решение Первого Сената от 15.07.1981 - 1 Bvl 77/78 // Избранные решения Федерального конституционного Суда Германии. М., 2018. С. 677.

Верховный суд Германии исходил из традиционного гражданско-правового понимания права собственности, т.е. учитывал только внутриотраслевой контекст, и поэтому пришел к выводу о том, что необходимо применять ст. 905 ГГУ, в которой установлено, что право собственности на земельный участок распространяется на пространство над поверхностью и на предметы, находящиеся в недрах земли, и, таким образом, право частной собственности включает в свое содержание и право распоряжения подземными водами.

ФКС не согласился с таким толкованием, указав, что обратившийся суд придерживался позиции, в соответствии с которой право собственности включает в себя любое возможное и экономически оправданное использование этой собственности, содержание которой определяет ст. 903 ГГУ ("Собственник вещи в пределах, когда это не противоречит закону и правам третьих лиц, вправе поступать с вещью, как считает необходимым, и исключает возможность для третьих лиц препятствовать ему").

С точки зрения обратившегося суда, Закон о водных ресурсах означает экспроприацию собственности вследствие нарушения в данном случае частной сферы.

ФКС пришел к выводу, что правовая позиция, в соответствии с которой право собственности, предусмотренное ст. 903 ГГУ, имеет преимущество над публичным правом, противоречит Основному Закону. Суд посчитал, что концепция собственности, гарантированной Конституцией, должна выводиться из самой Конституции. Эта концепция в конституционном смысле не может быть выведена из норм текущего законодательства, уровень которого ниже, чем Конституция, равно как и границы конкретных гарантий собственности не могут быть определены только на базе частноправового регулирования.

Основной закон возлагает на законодателя задачу определения права собственника таким образом, чтобы защитить интересы индивида и общества. Законодатель несет двойную ответственность: во-первых, он создает нормы частного права, определяющие защиту собственности; во-вторых, он должен защитить общественные

Статья: Четыре точки зрения на добросовестное владение

не может приводить к ограничению правомочий собственника. ВС РФ полагал, что ссылка на норму о добросовестности неуместна, поскольку она исключается при проявлении покупателем неосмотрительности при заключении сделки, безразличия к состоянию автомобиля и его цене. Президиум ВС РФ разъяснил, что приобретение права на автомобиль само по себе не порождает обязанность органов ГИБДД допустить его к участию в дорожном движении и зарегистрировать его, а положения ст. 302 ГК РФ неприменимы, поскольку признание добросовестным приобретателем является одной из форм защиты приобретателя от притязаний собственника, предъявляющего иск об истребовании своего имущества из чужого незаконного владения. Эта норма, по мнению Президиума ВС РФ, регулирует отношения собственности, участниками которых органы ГИБДД не являются.

Конституционный Суд исходил из того, что нормативное содержание конституционного принципа добросовестности включает в себя правовые императивы, детерминированные экономической нормативностью, в частности требованием экономии на трансакционных издержках, а также экономическим принципом, в силу которого необходимо выяснять, для какой из сторон сделки издержки несения риска будут минимальными, а также какие стимулы для обеих сторон создаст обращение взыскания на автомобиль добросовестного приобретателя. Добросовестный приобретатель лишается купленного им автомобиля, государство получит сумму полагающихся таможенных платежей.

Поскольку в рассматриваемом деле гражданин Р.А. Чижов являлся седьмым собственником автомобиля и с момента перемещения транспортного средства через границу Российской Федерации прошло значительное время, можно предположить, что для государства непоступление соответствующих платежей в бюджет вряд ли явится ощутимой потерей. В противном случае факт неуплаты таможенных платежей был бы выявлен гораздо раньше. В то же время для приобретателя подержанного автомобиля утрата имущества, скорее всего, приведет к значительному снижению уровня благосостояния.

Конституционно-правовое содержание принципа добросовестности, учитывающее рациональность экономической логики, и подсказало решение в пользу добросовестного приобретателя. При этом КС РФ, возложив риск неуплаты таможенных платежей на государство, позаботился и о создании надлежащих стимулов для приобретателей подержанных автомобилей, которые должны в момент приобретения товара проявить "необходимую степень заботливости и осмотрительности" и постараться получить сведения о прохождении транспортным средством процедуры таможенного оформления, если издержки получения этой информации не слишком высоки.

По сути, эти же аргументы были использованы КС РФ в Постановлении от 22.06.2017 N 16-П по делу о проверке конституционности ст. 302 ГК РФ в связи с жалобой А.Н. Дубовца.

Думаю, целесообразно напомнить и о тех решениях КС РФ, в которых поэтапно формировалось конституционно-правовое видение права добросовестного владения, причем, несмотря на то, что работа над модернизацией раздела ГК РФ о вещных правах затормозилась.

Обратим внимание на Постановление КС РФ от 08.06.2010 N 13-П по делу о проверке конституционности п. 4 ст. 292 ГК РФ в связи с жалобой четырнадцатилетней В.В. Чадаевой, которая проживала с родителями в квартире, принадлежащей на праве собственности ее отцу. В 2007 г. он, находясь в заключении, продал квартиру другому гражданину, а тот в свою очередь - третьему гражданину. Суды общей юрисдикции отказали В.В. Чадаевой в оспаривании сделок, заключенных отцом-собственником, и удовлетворили иск о ее выселении, правомерность которого КС РФ поставил под сомнение. Как заметил К.Ю. Молодыко, де-факто это было дело о виндикации вещи у добросовестного оплатного приобретателя, притом что В.В. Чадаева не была собственником квартиры и у нее отсутствовали основания приобрести право собственности путем приватизации, т.е. у нее было только временное право пользования <3>. В своем мнении по делу я пытался обратить внимание на то, что КС РФ имеет дело с поиском равновесия в весьма сложном балансе между временным правом пользования и правом собственности добросовестного приобретателя квартиры. Сложность этого баланса все же проявилась в том, что вывод КС РФ о несоответствии п. 4 ст. 292 ГК РФ Конституции РФ в той его части, которая определяет порядок отчуждения жилого помещения, в котором проживают несовершеннолетние члены семьи собственника данного жилого помещения, если при этом затрагиваются их права, и в той мере, в какой это регулирование не позволяет обеспечить эффективную защиту лиц, которые формально не отнесены к находящимся под опекой, законодатель не смог учесть до сих пор <4>.

--------------------------------

Статья: Четыре точки зрения на добросовестное владение

<3> См.: Молодыко К.Ю. Виндикация в практике Конституционного Суда Российской Федерации и судебной статистике // Вестник Санкт-Петербургского университета. Право. 2017. Т. 8. Вып. 2. С. 229.

<4> Тем не менее, хотя в п. 4 ст. 292 ГК РФ так и не удалось внести изменения, суды общей юрисдикции руководствуются Постановлением КС РФ.

По-настоящему этапным оказалось Постановление N 6-П, хотя в этом деле КС РФ не проверял конституционность ст. 302 ГК РФ. Для того чтобы придать приоритет праву собственности, сложилась судебная практика, основанная на применении ст. 167 ГК РФ о недействительности сделки, которая создавала видимость того, что может существовать так называемая конкуренция способов защиты прав. В самом упрощенном виде спор выглядел так: реституция или виндикация? Обычно под конкуренцией исков юристы понимают допускаемую законом возможность выбрать вид иска для защиты нарушенного права собственности - вещно-правовой или обязательственно-правовой. Сама по себе широта предоставляемых способов защиты права собственности является элементом того, что считается моделью абсолютной защиты права собственности. Допустима ли конкуренция исков собственника к добросовестному приобретателю? Избранный судами общей юрисдикции способ обхода такого способа защиты, как виндикационный иск, путем признания цепочки трансакций последовательно недействительными основан на застарелых предубеждениях цивилистов, состоящих в том, что право частной собственности является абсолютным при абсолютистском понимании понятия абсолютности. А между тем допущение ограничения виндикации вещи собственником по ст. 302 ГК РФ не позволяет создавать абсолютистскую модель защиты права собственности.

Абсолютистская модель плоха тем, что она изначально исключает поиск баланса интересов. К описанному предубеждению стоит добавить и сохраняющееся как реликт юридического сознания убеждение, что право публичной собственности должно защищаться более интенсивно, нежели право частной собственности, несмотря на конституционный принцип равной защиты этих прав (ч. 2 ст. 8 Конституции РФ).

Вамериканской теории права используется образ (метафора) "плоды отравленного дерева". В тех случаях, когда основное доказательство в процессе получено незаконно, все последующие умозаключения, содержащиеся в приговоре, являются опороченными. По аналогии суды общей юрисдикции исходили из того, что если недействительна первая сделка, то в силу старой римской максимы "Никто не может передать больше прав, чем он сам имеет" и все последующие сделки являются "отравленными", т.е. недействительными.

Врезолютивной части Постановления N 6-П зафиксировано, что положения ст. 167 ГК РФ в их конституционно-правовом истолковании означают, что они не могут распространяться на добросовестных приобретателей. По сути, КС РФ защитил интересы добросовестных приобретателей квартир. При этом незаметно был разрешен важный доктринальный вопрос: можно ли рассматривать этот интерес как вещное право? КС РФ оказался включенным в многолетнюю цивилистическую дискуссию о том, является ли добросовестное владение правом или же это фактическое состояние <5>. Из Постановления N 6-П очевидно следует, что все же речь идет об имущественном праве, принадлежащем добросовестному приобретателю.

--------------------------------

<5> См.: Гаджиев Г.А. О субъективном имущественном праве добросовестного владельца // Актуальные проблемы науки и практики коммерческого права. М., 2005. С. 271.

При этом КС РФ не высказался в пользу безусловного приоритета имущественного права добросовестного приобретателя, обеспечиваемого с помощью норм ст. 302 ГК РФ об ограничении виндикации. В п. 3 мотивировочной части (абз. 1) Постановления N 6-П подтверждается, что Гражданский кодекс РФ - в соответствии с вытекающими из Конституции РФ основными началами гражданского законодательства (п. 1 ст. 1 ГК РФ) - не ограничивает гражданина в выборе способов защиты нарушенного права и не ставит использование общих гражданско-правовых способов защиты в зависимость от наличия специальных, вещно-правовых способов; граждане и юридические лица в силу ст. 9 ГК РФ вправе осуществить этот выбор по своему усмотрению.

Право на выбор способа государственной защиты прав и свобод можно вывести и из основного содержания конституционного права, предусмотренного ст. 45 Конституции РФ.

Какие же основные конституционно-правовые аргументы использовал КС РФ в решении по жалобе А.Н. Дубовца? Как и в решении по жалобе Р.А. Чижова, в этом деле развивается правовая позиция, основанная на

Статья: Четыре точки зрения на добросовестное владение

принципе правового государства: риск ошибок и просчетов, допущенных при таможенном оформлении иномарки органами публично-правовых образований, должно нести само государство, а риск потери имущества частных лиц, возникший в результате таких ошибок, не может переноситься на граждан.

Право частной собственности гарантируется правом на судебную защиту, которая должна быть не формальной, а полной и эффективной, справедливой, т.е. отвечать критериям пропорциональности и соразмерности, с тем чтобы был обеспечен баланс прав и законных интересов всех участников гражданского оборота. Возможные ограничения федеральным законом прав владения, пользования и распоряжения должны отвечать требованиям справедливости, быть адекватными, пропорциональными, соразмерными и не затрагивать существо, основное содержание данных конституционных прав. Конституционные принципы юридического равенства, справедливости и вытекающие из них критерии добросовестности участников правоотношений действуют и в сфере гражданского оборота, а поэтому под действие этих принципов подпадают имущественные права лица, владеющего вещью на законных основаниях, включая ее добросовестного приобретателя. Конституционный принцип добросовестности нашел свое закрепление и в гражданском законодательстве, а используемое в п. 1 ст. 302 ГК РФ оценочное понятие "добросовестный приобретатель" определено в самой норме - это приобретатель, который не знал и не мог знать, что лицо, у которого приобретено имущество, не имело права его отчуждать.

Поэтому, когда с иском об истребовании недвижимого имущества к добросовестному приобретателю, который в установленном законом порядке указан как собственник имущества в Едином государственном реестре недвижимости, обращается публично-правовое образование, не может не учитываться специфика интересов, носителем которых оно является. Особенности дел этой категории, исходя из необходимости обеспечения баланса конституционно значимых интересов, могут обусловливать иное распределение неблагоприятных последствий для собственника и добросовестного приобретателя, нежели установленное в ст. 302 ГК РФ.

Итак, КС РФ обнаружил конституционно-правовой дефект в п. 2 ст. 302 ГК, состоящий в том, что, во-первых, это положение не учитывает те особенности, когда собственником является публично-правовое образование, а во-вторых, распределение рисков должно осуществляться справедливо, учитывая как субъективную добросовестность владельца недвижимости, так и субъективную сторону поведения публичного собственника.

У государства в некоторых случаях нет никаких разумных причин использовать ограничительные правовые средства, предполагающие большее вмешательство. А средства, подразумевающие менее серьезное вмешательство, лучше соответствуют как частным интересам, так и интересам государства <6>. В целях определения баланса интересов суды должны учитывать факт бездействия публично-правового образования как участника гражданского оборота, не оформившего в разумный срок право собственности, что в определенной степени создает предпосылки к его утрате, в том числе посредством выбытия соответствующего имущества из владения данного публичного собственника в результате противоправных действий третьих лиц. Поэтому при регулировании гражданско-правовых отношений между собственником выморочного имущества и его добросовестным приобретателем справедливым было бы переложение неблагоприятных последствий в виде утраты такого имущества на публично-правовое образование, которое могло и должно было предпринять меры по его установлению и надлежащему оформлению своего права. В правовом государстве пренебрежение требованиями разумности и осмотрительности при контроле над выморочным имуществом со стороны публично-правового собственника (в лице компетентных органов) не должно влиять на права добросовестных приобретателей жилых помещений.

--------------------------------

<6> Ученые характеризуют такую юридическую оптимизацию как правовой эквивалент принципа оптимальности В. Парето, выведенный в отношении теории экономики благосостояния. См.: Шлинк Б. Пропорциональность к проблеме баланса фундаментальных прав и общественных целей // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. N 2. С. 56 - 76.

4. В решении КС РФ содержится еще один нецивилистический аргумент, заимствованный из арсенала Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ). Это своего рода взвешивание публичного интереса публично-правового образования и частного интереса добросовестного владельца.

Публичный интерес в правовых позициях ЕСПЧ характеризуется как общий, абстрактный, интерес, в то время как интерес добросовестного владельца конкретен. Первый состоит в получении выморочного имущества - квартиры в целях предоставления жилого помещения по договору социального найма лицам, нуждающимся в

Статья: Четыре точки зрения на добросовестное владение

улучшении жилищных условий, он может быть удовлетворен за счет иного жилого помещения. Интерес публично-правового образования, которое истребует с помощью виндикационного иска выморочное жилое помещение для передачи очередникам, не персонифицирован и этим существенно отличается от интереса конкретного собственника - гражданина (любого частного лица), который истребует выбывшее из его владения жилое помещение.

Трудно догадаться о принадлежности этого аргумента к области научных знаний, которая называется "право и экономика", но это действительно так. В связи с этим кратко охарактеризую экономико-правовую точку зрения на добросовестное владение.

Прежде всего в праве и экономике принцип доброй совести рассматривается как правовая гарантия экономии на одной из разновидностей трансакционных издержек - информационных и судебных издержек <7>. Одной из насущных причин включения принципа добросовестности в гражданское законодательство является экономия на совокупных (общественных) трансакционных издержках, относящаяся к публичным целям. Поэтому принцип добросовестности является частью программы публицизации частного права. Обладание статусом добросовестного приобретателя должно помочь сэкономить на информационных и судебных издержках. Вот почему в определении по жалобе Р.А. Чижова КС РФ признал его добросовестным владельцем и избавил в связи с этим от бремени проверки чистоты всех предшествующих сделок, разойдясь с правовой позицией Президиума ВС РФ, который полагал, что на граждан, приобретших нерастаможенные иномарки, даже в случае их добросовестности должны возлагаться значительные издержки, связанные с невыполнением обязанностей публичной власти по обеспечению публичной достоверности регистрации автомобилей.

--------------------------------

<7> См.: Cooter R., Ulen T. Law and economics. London: 2011; Schafer H.-B., Ott C. The economic analysis of civil law. Cheltenham, 2005.

Оценивая тот вариант решения проблемы, который предложил Конституционный Суд РФ, Т.М. Сырунина обратила внимание на то, что с точки зрения экономики вопрос касается распределения риска, возникающего в результате ненадлежащего таможенного оформления транспортного средства: поскольку неизвестно лицо, переместившее автомобиль на территорию РФ, бремя риска распределяется между добросовестным приобретателем и государством. Если бы Российская Федерация встала на сторону добросовестного приобретателя, то риск недополучения таможенных платежей был бы возложен на государство. И наоборот, поддержание позиции судов общей юрисдикции означало бы возложение соответствующего риска на покупателя, не участвовавшего в процедуре таможенного оформления автомобиля. Экономическая теория при этом подсказывает, что в целях максимизации общественного благосостояния риск должен возлагаться на ту сторону, которая с наименьшими издержками будет нести его бремя (cheapest risk bearer). Кроме того, возложение на ту или иную сторону имущественного обременения будет эффективным, если при этом для участников правоотношений будут созданы правильные (с точки зрения общества) стимулы <8>.

--------------------------------

<8> См.: Сырунина Т.М. Перспективы и сложности применения судами экономического анализа права при разрешении споров // Сравнительное конституционное обозрение. 2011. N 4. С. 87 - 88; Гаджиев Г.А. Легитимация идеи "права и экономики" (новые познавательные структуры для гражданского права) // Вестник гражданского права. 2017. N 6. С. 143.

Я считаю, что категория добросовестности не является чисто правовой, природа этого понятия гибридна в том смысле, что в нем присутствуют элементы разных идеальных реальностей - экономического, юридического и этического мира понятий. У добросовестности три грани, при этом юристы фокусируются на юридической, экономисты - на экономической, а философы - на этической. Это утверждение относится к области онтологии как раздела философии. Если добросовестность гибридна, то тогда взятый с точки зрения юридической своей грани принцип добросовестности воздействует на правовое регулирование в сцеплении с другими социальными нормами, включая экономические и этические. Издержки и необходимость их минимизации являются основной познавательной структурой права и экономики. Одновременно это и содержание теоремы Р. Коуза, относящейся к описанию экономической нормативности.

Понимание того, что добросовестность в объективном смысле представляет собой неразрывное, слитное