Глава 8. Проблема триады.
Скловский согласен с Рубановым А.А. в том, что триада не имеет универсального значения, само право собственности (а не правомочия, которые недостаточны для характеристики содержания ПС) носит абсолютный характер. На основе рассуждений Рубанова делается вывод о случайном, в значительной мере, появлении триады в современном ГК.
Триада не решает ряд насущных проблем в ГП – например, вообще невозможно объяснить природу происхождения денег (особенно, безналичных) с позиций триады.
История триады:
Римское право не передало Средневековью ни понятия собственности как набора правомочий, ни тем более (как частный случай) идеи триады. Это - всецело продукт европейской средневековой юриспруденции. К этому выводу пришли несколько исследователей, но самым сильным аргументом автор считает приведенную Смириным сентенцию Яволена: "Всякая дефиниция в гражданском праве опасна, ибо мало такого, что не могло бы быть опровергнуто". С заключением В.М. Смирина вполне согласуется и замечание В.А. Савельева, исследовавшего тот же предмет: "Римскому праву не присуще понимание права собственности посредством перечисления его основных правомочий".
Причины интерпретации собственности как перечня правомочий:
Средневековье считается "эпохой всеобъемлющего формализма и ритуала", страдающей "страстью к классификации", причем "каждое свойство видится как нечто самостоятельное". Даже неполное и недостоверное знание обязательно разбивалось на детально разграниченные, иерархически выстроенные части, рубрики, разделы, определения + популярная идея «тройственного членения».
Социальная причина – у римлян была свобода и несвобода. У варваров-европейцев с развитием феодализма происходило дробление свободы. "Средневековое общество - общество, знающее широкий диапазон градаций свободы и зависимости. Для него не характерно единое и ясно определенное понятие свободы. Эти понятия относительны, нет ни полной свободы, ни полной несвободы". Поэтому нет и абсолютного, всеобъемлющего права.
Автор утверждает, что как только, следуя жизни и истине права, мы обнаруживаем нетождественность, пестроту разных владений и пользований у разных лиц в зависимости от степени присвоения ими вещи, то вся ценность триады, в тот же момент рассыпается сама собой, и остаются лишь связанные с нею затруднения и неудобства (мол, беда правомочий в том, что «все богатство реальных правоотношений сводится к разным вариантам незатейливой мозаики из трех одинаковых камешков, а гибкость и многозначность жизни подменяется неодушевленными схемами»).
Практический пример – проблема с размещением рекламы на стенах зданий. Имеются попытки применить к этим отношениям конструкции владения или "пользования внешней частью стены" и с их помощью либо применить, либо отказаться от применения аренды. Еще большие трудности возникают в дискуссиях о возможной кондикции вследствие несанкционированного размещения рекламы, если подходы к ней отыскиваются через анализ объема "пользования" собственника и тем самым выяснения того, что собственник "потерял".
А вот если бы ПС использовалось, как абсолютно право, то ПС бы распространялось и на внешние стены, причем собственник не обязан мотивировать полноту своего права собственной потребностью в рекламе.
Скловский решает наиболее известную в проблематике триады задачу об аресте вещи (сохраняется ли ПС, что происходит с правомочиями), отмечая сначала два момента:
утрата собственником возможности владеть, пользоваться и распоряжаться вещью в этом случае не означает возникновения этих прав у иных лиц; вопрос может возникнуть лишь относительно распоряжения, но он легко устраняется: право продажи вещи с торгов вытекает, конечно, не из ареста, а из судебного решения (или иного акта с исполнительной силой).
у органа власти, осуществляющего арест и изъятие вещи, имеются относительно этой вещи полномочия только административного характера, но никак не частные (гражданские) права.
Иными словами, утрата собственником указанных возможностей в полном составе триады не означает приобретения их иными лицами, а это в значительной мере лишает ценности всю концепцию триады, которая, по строгой логике, должна сохранять где-то существование, пока сохраняется и право собственности.
Автор считает, что здесь нужно подходить с той точки зрения, что собственность – это продолжение личности человека, ее собственника (потому что арест направлен в первую очередь осуществление лицом определенных действий с помощью имущества, а не на имущества).
Со времен Древнего Рима (архаическое право), когда должника убивали кредиторы, в сознании людей укоренились архетипы, образы, представления о признания лица нарушителем, виновным, как о смерти. С развитие юридического прогресса смерть заменилась рабством (хотя чтобы человека казнить, сначала его лишали свободы, поскольку нельзя казнить свободного – сильно сомневаюсь, скорее всего, Скловский несет бред, вернее ссылается на бред Фрейденберга), рабство затем заменилось лишением статусов, определенных возможностей, привилегий. Но общая идея смерти сохранилась.
И замена неисправного должника государством, и применение к нарушителю частного права уголовных санкций восходят к единой исходной ситуации утраты лицом социального существования, а эта утрата моделирует еще более древнюю утрату им всякого существования.
Следовательно, юридическая суть ареста имущества - игнорирование публичной властью, а значит и обществом основных юридических качеств должника и, прежде всего, возможности волеизъявления себя в своих вещах.
Вывод: при аресте имущества собственник лишается не трех или иного числа возможностей воздействия на вещь. Происходит качественное изменение в его отношениях к вещи, в каких бы количественных показателях эти отношения ни выражались . С момента ареста воля собственника в отношении вещи игнорируется обществом, лишается всякого эффекта. Поэтому прекращается и реализация собственника в вещи, а возможная реализация вещи на торгах - это уже не его реализация. До этого момента связь собственника с вещью не рвется лишь постольку, поскольку в ней еще воплощена его личность, его прежняя деятельность, которая никем иным не может быть заменена, пока вещь не отчуждена.