!!Экзамен зачет 2023 год / Гримм_Д.Д._К_учению_об_объектах_прав

К УЧЕНИЮ ОБ ОБЪЕКТАХ ПРАВ

Д.Д. ГРИММ

I. Вступительные замечания

По справедливому замечанию Беккера <1> "понятие объекта прав разработано римлянами не более удовлетворительно и в настоящее время представляется не менее спорным, чем понятие субъекта прав".

--------------------------------

<1> Bekker. System des h. Pandektenrechts. I. § 20. Стр. 61.

1. Общий недостаток современной доктрины - отсутствие разграничения конкретных отношений и абстрактных типов - отражается и на постановке настоящего учения, и прежде всего в смысле невыдержанности терминологии. В другом месте <2> мы уже имели случай заметить, что "как конкретные отношения, конкретные субъективные права, так и абстрактные типы отношений, абстрактные типы прав мыслятся состоящими из субъектов и объектов: мы одинаково говорим о субъектах и объектах отдельных конкретных прав, напр. данного конкретного права собственности, залога и т.д., и о субъектах и объектах права собственности, залога и т.д. вообще. Между тем ясно, что эти термины в первом случае имеют совершенно иной смысл и значение, чем во втором: субъекты и объекты конкретных жизненных отношений, конкретных субъективных прав сами представляют собой известные конкретные, реальные величины, которые могут оказывать известное воздействие на окружающее их и на которые может быть оказано воздействие. Наоборот, субъекты и объекты абстрактных типов отношений, прав in abstracto, сами суть абстракции, - ближе, это абстрактные же типы соответствующих элементов отношений, для которых установлены известные характерные, юридически существенные признаки".

--------------------------------

<2> См. мою статью "К учению о субъектах прав" в "Вестнике права" за ноябрь 1904 г. Стр. 164 и сл.

Итак, термин "объект права" служит не только: 1) для обозначения конкретных объектов, характеризующихся известными юридически существенными признаками, благодаря которым они подходят под тот или иной абстрактный тип объекта прав (напр., под тип движимых или недвижимых вещей, делимых или неделимых, главных или принадлежностных вещей и т.д. и т.д.), но также 2) для обозначения соответствующих абстрактных типов объектов прав (напр., когда мы в законе или в догматическом курсе определяем общее понятие вещи, понятие оборотных и внеоборотных, главных и принадлежностных, простых и сложных вещей, universitas facti u universitas и т.д. в смысле возможных разновидностей объектов прав).

Неудобства этой невыдержанности терминологии сказываются особенно резко, как будет показано ниже, в учении о совокупностях вещей (universitates facti) и об имущественных массах (universitates juris), а также в учении о т.н. нематериальных благах.

2. Но этого мало. Как в применении к конкретным отношениям, так и в применении к абстрактным типам термин "объект прав" служит не только для обозначения подлежащего элемента конкретного отношения или абстрактного типа, но также для обозначения того результата, на достижение которого направлено данное конкретное отношение или который имеет быть достигнут установлением соответствующего абстрактного типа.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на ходячее разграничение вещных и обязательственных прав. Первые характеризуются обыкновенно как права непосредственного господства над вещью, вторые - как права на чужие действия. Соответственно с этим объектом первых признаются вещи, объектом вторых - действия. Нетрудно видеть, что термин "объект прав" употребляется при этом не в одинаковом смысле. В первом случае (в применении к вещным правам) он означает тот элемент отношения, который подвергается воздействию субъекта ради достижения того или иного результата; так, напр., объектом права собственности является участок, который обрабатывается собственником; результат, на который направлена обработка, может заключаться в зависимости от времени года и разных других обстоятельств в посеве хлеба или в сборе урожая, в сооружении какой-нибудь постройки или в сносе таковой и т.д. и т.д.; во всяком случае этот результат, который имеет быть достигнут путем использования участка, строго отличается от самого участка.

Напротив, когда мы говорим, что объектом обязательственных требований являются те или иные действия третьих лиц, то термин "объект", очевидно, не обозначает элемента отношения, а то, к чему отношение должно привести, что от него ожидается как результат его. В самом деле, отношение как таковое возможно между лицами A и B, но не между лицом A и действием лица B,

ибо, не говоря уже о том, что действие неотделимо от личности, совершающей его, оно, пока оно не совершено, вообще не есть in rerum natura, не представляет собою какой-нибудь реальности, чего-либо уже существующего, а лишь нечто возможное, могущее иметь место в будущем. Между тем воздействие можно оказывать только на то, что уже находится in rerum natura.

Поэтому действие другого лица никоим образом не может служить элементом отношения.

А раз это так, то говорить о чужих действиях как объектах обязательственных прав никоим образом не следует: подобная характеристика лишь содействует смешению понятий.

То же самое mutatis mutandis следует сказать и относительно тех попыток характеристики обязательственных прав, которые усматривают сущность их в обязанности должника к доставлению чего-либо кредитору (то, что немцы называют Pflicht zu einer Leistung). Правда, Leistung, между прочим, может быть направлена на доставление какой-нибудь реальной вещи, которая как таковая составляет элемент (или, точнее, один из элементов) подлежащего отношения. Но самый акт доставления, в котором, собственно, и усматривается сущность обязательственного отношения, предполагая совершение известных действий, несомненно, относится к будущему времени и поэтому элементом наличного отношения сочтен быть не может. Поэтому и Leistung неправильно называть объектом отношения <3>.

--------------------------------

<3> Другую область, в которой наблюдается то же смешение объекта в смысле элемента отношения с объектом в смысле результата, на достижение которого направлено отношение, составляют т.н. права личности и тесно связанные с ними права на т.н. нематериальные блага. Об этом будет речь ниже.

3.Для довершения путаницы понятий говорят не только об объектах (субъективных) прав, но

иоб объектах права (в объективном смысле), Objekte des Reichts в противоположность Reichtsobjekte. Это, очевидно, чисто метафорический способ выражения. Понимают под этим, с одной стороны, то, что с точки зрения критического наблюдателя составляет или уже составило предмет юридической регламентации, т.е. соответствующие массовые социальные отношения, с другой стороны, то, что имеет быть достигнуто подлежащей регламентацией, результаты, к которым она стремится и которые мыслятся в виде особых, подлежащих охране абстрактных правовых благ, как-то: честь, свобода, неприкосновенность личности и имущества, святость брака, незыблемость существующего политического или социального строя и т.д. и т.д.

Эта последняя терминология особенно распространена в доктрине публичного права вообще и уголовного права в особенности. В доктрине гражданского права некоторые из названных правовых благ, как-то: честь, свобода, неприкосновенность личности, вместе с тем в качестве нематериальных благ рассматриваются как объекты особой категории субъективных прав, т.н. прав личности (Personlichkeits-rechte): так говорят об особом праве на жизнь, на честь, на свободу...

4.Подводя итоги всему сказанному, мы вынуждены констатировать полное отсутствие ясного понимания интересующего нас термина "объект прав". A priori ясно, что невыдержанность терминологии должна была повлечь за собою путаницу понятий и по существу настоящего учения. В этом окончательно должен будет убедить нас обзор литературы вопроса, к которому мы теперь

иобращаемся.

II.Литература вопроса

I.Савиньи не останавливается ближе на понятии объекта прав. Лишь вскользь он характеризует объект юридических отношений как "то, что через посредство них (т.е. юридических отношений) собственно подчиняется нашей воле" <4>.

--------------------------------

<4> System d. h. rom. Rechts. Т. I. § 58. Стр. 386 (со ссылкой на Пухту).

Гораздо подробнее трактует об этом Пухта <5>. Он начинает с того, что "всякое право есть господство над предметом, который в силу этого права подчиняется воле управомоченного лица". В частности, он различает: 1) право на собственную личность (Recht an der eigenen Person), куда он относит и право владения; 2) право на вещь, предполагающее полное или частичное подчинение вещи; 3) право на действие другого лица или обязательство; 4) право на другую личность вне нас (как-то: potestas, manus, mancipium); наконец, 5) право на вошедшую в нас личность (Recht an einer in uns ubergegangenen Person), т.е. право наследования. Таким образом,

согласно учению Пухты возможными объектами прав признаются: собственная личность, вещи, чужие действия, чужая личность, существующая отдельно от нас, чужая личность, вошедшая в нас.

--------------------------------

<5> Cursus der Institutionen. Т. II.8. Стр. 60 - 63. Ср. т. I.8. § 30. Стр. 47 и сл.

Классификация Пухты вызывает целый ряд возражений: достаточно отметить, что он, причисляя к объектам прав наряду с лицами и вещами также действия, явно смешивает объекты в смысле элементов отношений с объектами в смысле результатов, на достижение которых отношения направлены; сверх того он выделяет в качестве самостоятельного объекта "личность, вошедшую в нас", т.е., попросту говоря, лиц умерших, выбывших раз и навсегда из числа реальных субъектов и объектов.

II. Одну из первых попыток разобраться в установившейся сбивчивой терминологии сделал Унгер, который обсуждает вопрос об объектах прав в связи с вопросом о предмете частных прав <6>. "Выражение "предмет права" (Gegenstand des Rechtes), - говорит он, - благодаря различному смыслу, которым обладает термин "предмет" вообще, служит для обозначения нескольких существенно отличных друг от друга понятий". В частности, он различает следующие комбинации.

--------------------------------

<6> Unger. System des osterr. Allgem. Privatrechts. I.4. § 59. Стр. 499 и сл.

Во-первых, говорит он, "субъективное право есть власть, которую имеет одна воля над другими волями: в силу признанного за нами права воля других лиц подчиняется нашей воле. И вот, поскольку всякое господство предполагает нечто, что господствует, и нечто, над чем господствует, и поскольку то, над чем господствует, в качестве объекта господства составляет предмет его (das Beherrschte als das Objekt der Herrschaft Gegenstand derselben genannt), можно сказать, что общим предметом всякого права является воля третьих лиц".

Во-вторых, продолжает Унгер, "выражение "предмет" часто обозначает и то, на что нечто направлено (dasjenige, worauf etwas gerichtet ist)". В этом смысле, поясняет он, говорят, напр., о действии как о предмете обязательственного права и даже о (полном или частичном) господстве над телесной вещью как о предмете вещного права. "В этом смысле предмет означает то, что человек при посредстве (своего) права в состоянии достигнуть, что в силу своего права он может предпринять или чего он может потребовать от других, т.е. в этих случаях предмет означает то же,

что иначе обозначают словом "содержание" (in diesen Fallen bedeutet Gegenstand dasjenige was man sonst mit dem Ausdruck Inhalt bezeichnet)". Так, действие составляет содержание обязательственного права, господство над телесной вещью составляет содержание вещного права и т.д.

Наконец, в-третьих, "выражение "предмет права" в совершенно особом смысле употребляется для обозначения субстрата, над которым ближайшим образом и непосредственно проявляется покоящееся на праве и охраняемое правом физическое господство. Здесь предмет права означает подчиненные нашему физическому господству объекты чувственного мира, т.е. (телесные) вещи, над которыми человек осуществляет свое господство". О предмете в этом смысле, замечает Унгер, можно говорить только в применении к вещному праву: "...ни у какого другого права не имеется такой отдельный от воли третьих лиц, самостоятельный субстрат, над которым могли бы проявиться наша власть и господство". "Неправильно поэтому говорить, - прибавляет Унгер, - хотя это часто и делается, будто в обязательственном праве непосредственным предметом права является действие, в вещном праве - вещь. Дело в том, что действие нельзя ставить в один ряд с вещью, так как оно не есть реально существующий субстрат, над которым могли бы быть проявлены власть или господство... В обязательственном праве нет вовсе субстрата права, действие составляет предмет права лишь постольку, поскольку над предметом понимают содержание права..."

Переходя затем к анализу понятия "объект права", Унгер отмечает, что и этот термин не имеет установившегося значения <7>. "Некоторые прилагают выражение "объект права" только к (телесным) вещам, но в большинстве случаев этот термин служит для обозначения как (телесных) вещей, которые составляют субстрат нашего физического и юридического господства, так и действий (бестелесных предметов прав), которых мы в силу нашего права можем требовать от других".

--------------------------------

<7> Там же. Стр. 501.

В приведенных рассуждениях Унгера содержится немало ценного. Правда, попытка разграничения понятий "предмет" и "объект" прав по существу своему не может быть признана удачной. Поскольку термин "предмет права" служит для обозначения того же, как и термин "объект права", он представляется излишним; поскольку он означает то же, что и термин "содержание права", употребление его грозит постоянным смешением понятий. Можно также спорить против утверждения Унгера, будто одни только вещные права обладают реальным субстратом, над которым проявляется надлежащее господство, он при этом упускает из виду, что таким реальным субстратом наряду с вещами могут служить и лица, в частности те лица, от которых требуется совершение известных действий.

обязательственного права, характеризуется как предмет обязательственного права". К этому Виндшейд прибавляет: "...было бы весьма желательно, если бы оказалось возможным устранить употребление одного и того же термина в различном смысле (Mehrdeutigkeit) путем введения новых терминов, но таких терминов не имеется. Ввиду этого остается лишь одно: обращать внимание на указанное различие в смысле и предупреждать от опасности употребления этого термина незаметно то в одном, то в другом смысле".

--------------------------------

<8> Lehrbuch. 7-е изд. I. § 38. <9> См.: Там же. I. § 48а.

<10> "Dass auch das Recht an einem fremden Recht zwar zum unmittelbaren Gegenstand das Recht, aber durch dieses Recht hindurch als ferneren Gegenstand die Sache, an welcher das Recht stattfindet, und, wenn man als Gegenstand des personlichen Rechts die verpflichtete Person bezeichnen will, auch diese Person hat".

<11> Там же. I. § 137. Учение о "понятии и юридически существенных различиях вещей" является предпосылкой у Виндшейда учению о вещных правах, составляя в систематическом отношении первую главу этого учения.

<12> Там же. II. § 252. Прим. 1.

Таким образом, и Виндшейд в конечном результате приходит к признанию того, что в учении об объекте или предмете прав нет твердо установившейся терминологии, напротив, одни и те же термины употребляются в различном смысле. Правда, он непосредственно устанавливает это положение только в применении к учению о предмете обязательственных прав. Но то, что верно по отношению к этому специальному учению, не менее верно по отношению к общему учению о предмете или объекте прав вообще, в состав которого входит и названное специальное учение. Лучшим доказательством этого является отсутствие сколько-нибудь определенной постановки всего этого учения у самого Виндшейда и вытекающая отсюда отрывочность, неясность и неточность отдельных его рассуждений о предмете прав, рассуждений, не объединенных какими-нибудь определенными руководящими положениями.

Весьма характерную постановку интересующего нас вопроса мы встречаем у Дернбурга. Замечательная способность этого ученого обходить неудобные проблемы сказывается и в данном случае. С внешней стороны все обстоит благополучно: после отдела о субъектах прав следует отдел, озаглавленный "von den Rechtsobjecten" <13>. Но напрасно мы бы стали искать под этим заглавием само учение об объектах прав. Дернбург не дает даже простого определения этого понятия, а ограничивается изложением учения о вещах, которые он в данном месте, видимо, отождествляет с объектами прав. При такой постановке вопроса весьма понятно, что Дернбург избегает также касаться по существу вопроса о "праве на право". Останавливаясь на нем в связи с изложением учения о quasi ususfractus <14>, он просто замечает, что "допущение понятия права на право не может быть признано логически невозможным. Другой, однако, вопрос: знает ли римское право подобные права на права? Это не может быть доказано. Римское право ограничивает вещные права кругом телесных вещей". Также свободно он обходит общую проблему там, где ему приходится касаться предмета обязательственных отношений. По этому поводу оно замечает <15>: "Предметом обязательства в зависимости от точки зрения, которую занимают, считается или действие, к которому лицо обязано, или личность должника, или воля его или его имущество, или, наконец, то, что имеет быть исполнено. В практической жизни, однако, предметом обязательства считают, пропуская все промежуточные звенья, исключительно только то, что подлежит исполнению". К этому прибавляется успокоительное заявление, что с такой постановкой вопроса согласны и римские юристы...

--------------------------------

<13> Pandecten. I. 7-е изд. Стр. 154 и сл.

<14> Там же. I. § 249. Пр. 8. Begrifflich "unmoglich" kann also das Recht am Rechte nich sein. <15> Там же. II. § 23. Стр. 67.

IV. Нам нет нужды приводить дальнейшие примеры аналогичного отношения к интересующей нас проблеме: их не перечесть <16>. Мы предпочитаем перейти к тем из новейших писателей, у кого встречаются серьезные попытки выбраться из всей этой путаницы и прийти к тем или иным определенным положениям. В этом отношении из романистов обращают на себя внимание Беккер и Регельсбергер.

--------------------------------

<16> Ср., напр., Wendt, Lehrbuch der Pandecten, который отождествляет понятия объекта прав и вещи. Стр. 65. Заглавие; Baron, Pandecten, у которого термин "объект прав" вовсе не встречается; Bruns (Eck - Mitteis), das Pandectenrecht в Encyclopadie der Rechtswissenschaft Holtzendorf, 6-е изд. Kohler, т. I, стр. 318, который ограничивается установлением факта, что термин "предмет прав" употребляется в весьма различном смысле, обозначая то лиц и вещи, над

которыми приобретается юридическое господство, то действия, которые лицо имеет право совершать, то обязанность третьих лиц, а в обязательственных отношениях также действия должника и даже вещи, которые кредитор имеет получить при посредстве обязательства.

Вот основные положения Беккера <17>: 1) следует прежде всего признать, что возможны права без объекта; 2) римское право допускает в качестве объектов прав только телесные предметы, лиц и вещи; современное право сверх того знает и бестелесные вещи. Кроме того, и права могут служить в известном смысле объектами прав... Эти основные положения в ряде особых приложений (Beilagen) подвергаются более детальной разработке.

--------------------------------

<17> System d. Pandectenrechts. I. § 20. Стр. 61 и сл.

Из приведенных положений следует прежде всего остановиться на первом. Беккер утверждает <18>, что "противоположение прав, имеющих определенный объект, и прав безобъектных (Rechte an einem Objekt und ohne Objekt) покоится на непосредственном восприятии. Никто прежде всего не усомнится в том, что собственность, jus possessionis, patria potestas суть права, имеющие определенный объект, и что право гражданства, jus honorum и jus suffragii, testamenti factio и т.д. лишены объекта". При ближайшем анализе, продолжает Беккер, возникает, правда, ряд сомнений, напр., что именно in concreto составляет объект данного права, напр., в применении к обязательствам личность ли должника или его действие; имеет ли данное право один объект или два, напр., в обязательстве личность и имущество должника; обладают ли известные права, напр. отрицательные, объектом или нет. "Но за всем тем сущность противоположения сохраняет полную определенность (aber trotz alledem bleibt dem kern des Gegensatzes seine handfeste Haltbarkeit)".

--------------------------------

<18> Там же. I. § 18. Стр. 50. Прилож. III.

Нетрудно убедиться, что в основе этого положения о существовании особой категории безобъектных прав лежит явное смешение понятий: Беккер не отличает права в смысле известного конкретного отношения от права в смысле известной абстрактной способности. Конкретное отношение столь же немыслимо без объекта, сколь оно немыслимо без субъекта: где нет субъекта и объекта, там нет и не может быть реального отношения. Напротив, абстрактная способность или, точнее, правоспособность (общая или специальная), служа лишь сокращенным обозначением известной суммы юридических фактов, юридически существенных признаков, которыми характеризуется данный субъект как таковой, независимо от того, в каких специальных отношениях он состоит in concrete <19>, конечно, не предполагает определенного объекта. Такое именно значение имеют безобъектные права Беккера: "право" гражданства, "право" избирать и быть избираемым, "право" составления завещаний и т.д. - все это не права, а элементы правоспособности, которыми лишь предрешается, в каких пределах те или иные конкретные отношения, в которые вступают подлежащие субъекты, могут приобрести юридическое значение.

--------------------------------

<19> См. об этом мою статью "К учению о субъектах прав" в "В. пр." за ноябрь 1904 г. Стр. 166 - 167.

Таким образом, мысль о существовании безобъектных прав столь же несостоятельна, как и мысль о существовании бессубъектных прав.

Обращаясь затем к перечню возможных объектов прав, даваемому Беккером, мы видим, что в одном месте <20> он сводит их к четырем рубрикам: объектами могут быть лица (в сфере чисто личных и семейственных прав), лица и имущества или одни только имущества (в сфере обязательственных прав), телесные вещи (в сфере вещных прав) и, наконец, бестелесные вещи или нематериальные блага. В другом месте <21> он различает телесные предметы, т.е. лиц и вещи, и бестелесные предметы; сверх того в качестве возможных объектов прав упоминаются, не без колебаний, также права.

--------------------------------

<20> System. I. § 25. Стр. 76. <21> См.: Там же. § 20. Стр. 62.

В том и в другом перечне уже не встречаются действия в качестве объектов прав: зато наряду с телесными вещами упоминается категория бестелесных вещей. Относительно последних Беккер замечает <22>, что "уразумение сущности этих бестелесных вещей связано с особыми затруднениями. Очевидно, мы стоим лицом к лицу с новым и своеобразным субстратом человеческого юридического господства". Такие неопределенные фразы, конечно, мало разъясняют сущность дела.

--------------------------------

<22> Там же. § 20. Прилож. 1. Стр. 63.

Гораздо определеннее и точнее формулирует свои мысли Регельсбергер <23>. Сказанное им едва ли не лучшее, что мы встречаем в литературе по вопросу об объектах прав.

--------------------------------

<23> Pandekten. I. § 94. Стр. 357 и сл.

Он прежде всего отмечает, что термины "объект прав" или "предмет прав" имеют несколько значений. Говорят как об объекте юридических норм, так и об объекте субъективных прав.

Объект прав и в последнем смысле служит для обозначения различных вещей: иногда им обозначается вещь, которая в силу права подчинена господству правообладателя, иногда то, на что право направлено. Так, объектом в применении к обязательствам называют и самое доставление чего-либо (die Leistung), и телесный предмет, имеющий быть доставленным. Правильнее, однако, замечает Регельсбергер, называть то, на что право направлено, содержанием его и сохранить выражение "объект права" для обозначения предмета господства (Gegenstaud der Beherrschung) того, с чем в нашем представлении право связано.

Установив, таким образом, точный смысл основного понятия "объект прав", Регельсбергер дальше замечает, что возможными объектами прав являются вещи и лица. В частности, лицо является предметом юридического господства в области семейственных и обязательственных отношений. Правда, последнее не является общепризнанным. Предметом обязательственных отношений одни считают (имеющее быть исполненным) действие, другие - волю, третьи - имущество должника.

Однако первая теория смешивает цель с предметом (verwechselt das Ziel mit dem Gegenstand). Против второй следует возразить, что воля не имеет обособленного от носителя ее бытия: раз связана моя воля, я связан. Что касается третьей теории, то независимо от того, что встречаются обязательства неимущественного характера (von nicht vermogensrechtlichem Jnhalt), нельзя не заметить, что хотя обязательственное право и охватывает в настоящее время активное имущество должника, однако связь эта все же весьма слаба и никоим образом не минует личности должника, а устанавливается лишь через посредство личности его (geht immerhin durch die Person des Schuldners hindurch).

В новейшем праве в круг объектов прав вступили сверх того бестелесные продукты духовной деятельности (die unkorperlichen Schopfungen der geistigen Thatigkeit), именно научные и художественные творения, изобретения, образцы и модели. "Эти продукты с момента производства их приобретают некоторое самостоятельное бытие, допускают обособленную хозяйственную эксплуатацию, могут быть сделаны предметом передачи, и в отношении их юридическая охрана становится столь же возможной, сколько они в ней нуждаются" <24>.

--------------------------------

<24> Там же. Стр. 359.

Далее Регельсбергер останавливается на вопросе о том, мыслимы ли права на права или, иначе, могут ли права быть признаны объектами прав. Он высказывается против этого. Мы имеем в таких случаях (напр., при ususfructus nominus, pignus nominis, pignus pignoris и т.п.) "проявления правомочия на установление своеобразных вещных или обязательственных прав, родственного правомочию собственника на установление ограниченных вещных прав" <25>.

--------------------------------

<25> Там же. Стр. 360. Wie haben in den genannten Rechten Ausflusse einer Befugniss zur Begmndung eingenartiger dinglicher oder obligatorischer Rechte vor uns, verwandt der Befugniss des Eigenthumers zur Bestellung von beschrankten Sachenrechten.

Наконец, он касается вопроса о том, может ли имущество быть рассматриваемо как объект прав. Он высказывается и здесь против подобной мысли. Имущество есть лишь правовое понятие

(Rechtsbegriff), но не объект прав (kein Rechtsobjekt) <26>.

--------------------------------

<26> См.: Там же.

Обращаясь к критической оценке приведенных положений Регельсбергера, нельзя прежде всего не отметить логической стройности и последовательности хода развития его мыслей, чем его теория столь выгодно отличается от других теорий. Он не довольствуется простым констатированием факта, что термин "объект прав" употребляется в различных смыслах, не довольствуется также механическим перечнем различных значений этого термина. Он указывает, какой технический смысл и почему именно этот, а не иной смысл следует придавать данному термину; он анализирует дальше круг возможных объектов прав и строго очерчивает его в

соответствии с принятой им исходной точкой, всюду, хоть и вкратце, мотивируя свой взгляд, объясняя, почему он смотрит так, а не иначе. Нигде нет неясных, расплывчатых фраз, везде точные, ясные положения.

Можно, конечно, спорить против отдельных пунктов, и в частности против допущения особой категории "бестелесных продуктов духовной деятельности". Мы к этому еще вернемся. Но все же в общем теория Регельсбергера представляет громадный шаг вперед: он в значительной мере расчистил путь для правильного построения учения об объектах прав. В этом его весьма большая заслуга.

V. Для полноты можно указать еще на своеобразную теорию московского профессора Соколовского <27>, который, впрочем, непосредственно касается только вопроса об объектах вещных прав. Задавшись целью выяснить влияние античной философии на римскую юриспруденцию и римское право в указанной области, Соколовский до того увлекся построениями античных философов о соотношении между формой и материей, между идеей и реальным бытием, что сам поддался их влиянию. По его мнению, объектами прав, и в частности вещных прав, являются, с одной стороны, телесные вещи, с другой стороны, понятия. Вот как он обосновывает это положение <28>: "...все, что подчиняется воле правоспособного субъекта, носит название "res". Область, которую обнимают эти объекты, весьма обширна, их главный признак конкретная определенность (die konkrete Bestimmtheit). Затем предметом господства может быть нечто существующее материально или в идее (etwas materiell oder begrifflich Existentes).

--------------------------------

<27> Sokolowski. Die Philosophie im Privatrecht. Подзаглавие: Sachbegriff und Korper in der klassischen jurisprudenz und der modernen Gesetzgebung.

<28> Там же. Стр. 28.

Ибо, - продолжает Соколовский, - человеческая воля подчиняет себе не только одно телесное, но в особой степени понятия, так как именно они создаются и разграничиваются в представлении индивида и содержатся только в нем (Denn der menschliche Wille ordnet sich nicht nur das Korperliche unter, sindern in einem besonderen Grade die Begriffe, weil gerade sie in der Vorstellung des Individuums geschaffen und begrenzt werden, hier allein ihren bestand haben)". Дальше следуют указания на то, как античная философия, и в частности Аристотель, мыслила соотношение между миром идей и миром чувственных восприятий. "Оба мира, мир тел и мир идей, теснейшим образом связаны друг с другом. Ибо хотя в процессе становления единичной телесной вещи материя является первичным (элементом), все же по существу (dem Bestande und Wesen nach) ей предшествует форма или идея вещи". В заключение приводится известное изречение Аристотеля: "Дом отнюдь не существует ради кирпичей и камней, а, напротив, они (т.е. кирпичи и камни) существуют ради дома".

И в дальнейшем изложении телесные вещи и понятия всюду упоминаются как две самостоятельные категории объектов прав, притом отнюдь не с точки зрения одних только римских юристов, но и с точки зрения самого автора. Достаточно указать на следующие слова его <29>: "...реализм понятий (Begriffsrealismus), который наше изложение отстаивает, некоторым современным юристам может показаться странным. Ведь мы приходим к положению, что и понятия, которые сами не суть телесные предметы, а лишь имеют таковые в качестве субстрата, тем не менее могут служить объектами вещного господства или вещного права. С точки зрения частного права и они суть вещи - res". К этому Соколовский прибавляет, что, несмотря на кажущуюся парадоксальность этого вывода, не следует противиться ему, тем более что он встретил признание и в Гражданском уложении Германской империи.

--------------------------------

<29> Там же. Стр. 400.

Понятно, что с этой точки зрения момент телесности имеет лишь второстепенное значение. Ведь недаром, замечает автор <30>, ныне формулируется положение, что "все явления природы могут быть подведены под понятие энергии". Это понятие может помочь окончательному разрешению проблемы, содержащейся в понятии субстанции. Понятие материи представляет лишь препятствие на этом пути: "Возможно, - прибавляет к этому автор, - что господствующее мнение еще не возвысилось до этого простого взгляда, во всяком случае, однако, одностороннее выдвигание материи или телесного никем ныне уже не поддерживается. Т.к. вещное право имеет своей задачей урегулировать человеческое господство над окружающей нас природой соответственно объективным нормам (entsprechend den objektiven Normen zu regeln). Всякая естественная реальность, которую человеческая воля подчиняет себе, представляется подходящим объектом длительного господства. Единственное конкретное предположение составляет здесь определенность и ограниченность предмета (Bestimmtheit und Begrenzheit des Gegenstandes)". "В самом деле, - вопрошает дальше наш автор, - обладает ли телесное особыми свойствами, которые придают ему в большей степени или даже исключительно способность

служить вещному правообороту? Является ли прежде всего протяженность (die Ausdehnung im Raum) необходимым условием человеческого господства? К юридической сфере принадлежат такие предметы, к которым это (условие) неприложимо. Правда, такие объекты, благодаря существующей доселе узкой точке зрения, находили не в вещном праве, но зато все же в других областях" <31>.

--------------------------------

<30> Там же. Стр. 402. <31> Там же. Стр. 403.

Итак, понятия обладают такою же реальностью, как и телесные вещи, это для Соколовского вне спора.

Любопытно, что при всем том Соколовский все же признает, что излагаемые им римские учения "покоятся на таком миросозерцании, которого мы уже не в состоянии принять. Основание, - говорит он дальше, - по которому мы переросли эту метафизику, состоит, однако, не в огромных успехах современного естествознания и его экспериментального метода, а в обогащении наших философских знаний. Великая и вечная мысль Канта, противоположение вещи самой по себе "ее" явлению, стала неограниченным элементом нашей духовной жизни. Ни самая вещь, ни ее элементы не имеют для нас того простого значения, исходя из которого ее рассматривали и подвергали обсуждению древние" <32>.

--------------------------------

<32> Там же. Стр. 304.

Но если это так, то, естественно, возникает вопрос: как может автор так некритически, так догматически прямолинейно проповедовать и рекомендовать современной юриспруденции "реализм понятий", весьма понятный в свое время, но совершенно не укладывающийся в рамки нашего современного миросозерцания? Ведь по меньшей мере следовало сделать попытку самостоятельного теоретико-познавательного обоснования этого реализма понятий, раз уже автор считал, что он имеет самостоятельную ценность и право на дальнейшее существование даже после исчезновения того общего миросозерцания, на почве которого он вырос. Вместо этого автор заявляет, что для нас понятие "идея вещи" "уже не составляет первичного бытия в противоположность телесному явлению, но все же мы противополагаем его физической вещи в качестве эмпирического назначения (als empirische Zweckbestimmung), в качестве представления, которое эмпирически (erfahrungsgemass) определяет границы и употребление целого. В этом, в perfectio rei, в perpetuus usus, мы, несмотря на различные точки отправления, вновь соприкасаемся с древними" <33>. "Таким образом, - резюмирует Соколовский, - с точки зрения современного взгляда понятие распространяется не на саму вещь, а на ее положение в обороте" <34>. Короче, понятие вещи отождествляется с хозяйственным назначением ее, с целью, для которой эта вещь служит средством. Эта цель является самостоятельной реальностью наряду с самой вещью, она может служить самостоятельным объектом прав! Дальше некуда идти в смешении понятий! В результате таких построений только и может получиться глубокая двойственность, глубокое противоречие: то, что в лучшем случае имеет значение исторического фактора, проливающего свет на известные взгляды, на известные формулы римских юристов, тому приписывается абсолютное значение, забвение его ставится в упрек современной юридической мысли.

--------------------------------

<33> Там же. Стр. 366. <34> Там же. Стр. 367.

Кстати сказать, и упрек-то в отсутствии реализма понятий совершенно незаслуженный. Нам думается, что если уже упрекать в чем-либо современную юридическую мысль, то следует направить упрек как раз в обратную сторону: не о забвении "реализма понятий", а о чрезмерном все еще преклонении перед ним следовало бы повести речь. Этот реализм понятий, вера в слова и установившиеся технические обороты, до сих пор является одним из главных тормозов для поступательного хода развития науки права: он виною тому, что до сих пор при изучении правовых явлений придерживаются неправильных, ненаучных приемов исследования, игнорируют реальную действительность, конкретные жизненные отношения и вместо этого прямо начинают с анализа соответствующих абстрактных типов, презюмируя совершенно незаконно и ненаучно соответствие подлежащих терминов в установившемся их смысле и значении, подлежащих застывших общих понятий, с реальными явлениями, отражением которых они являются.

Нигде мы не встречаем столько облыжных "реальностей", как в науке права. Нет, можно сказать, той абстракции, которая не была бы превращена путем самой грубой, самой примитивной объективации в самостоятельную реальность. Начиная от воли в качестве самостоятельной душевной способности, переходя отсюда к праву, объективному и субъективному, которые постоянно рассматриваются как особые, самостоятельные силы, способные самостоятельно

действовать, возникать и исчезать, обращаясь от прав к государству, которое равным образом мыслится как самостоятельное существо, и кончая разного рода общественными организмами, бестелесными вещами, universitates facti и т.д. и т.д., мы всюду встречаемся все с тем же реализмом понятий. И вот этот-то злосчастный реализм понятий, от которого мы никак отделаться не можем, нам рекомендуют теперь чуть ли не как последнее слово науки, встречающиеся в доктрине робкие и нерешительные попытки отрешиться от него хотя бы в применении к отдельным частным вопросам клеймятся как проявления отсутствия надлежащего философского понимания.

К тому же хоть бы сам Соколовский был последователен в своем поклонении реализму понятий. Но и этого нет. С одной стороны, исходя из того, что объектами прав могут служить и понятия, он считает, напр., самостоятельным объектом прав universitas facti <35> и идеальные части вещей (partes pro indiviso) <36>, а с другой стороны, он отрицает значение самостоятельного объекта за выделенным имуществом. "Выделенное имущество - наследство, dos или peculium - не есть совокупная вещь (Sachgesammtheit), так как оно обнимает в качестве составных частей не только телесные субстраты, но также права и требования. Поэтому здесь остается лишь обсуждать отдельные res corporales, которые входят в состав его как самостоятельные объекты виндикации" <37>. Но, во-первых, еще вопрос: не имеют ли и "права" и "требования" телесного субстрата в таком же смысле, как "стадо" или "инвентарь"? Во-вторых, ведь сам же Соколовский находит, что телесность не является необходимым условием человеческого господства вообще и вещного господства в частности. Мало того, он прямо утверждает, что к юридической сфере относятся предметы, которые не удовлетворяют требованию телесности, - правда, он их не перечисляет, но ведь это и не нужно, - ходячая категория "бестелесных вещей" достаточна известна. В результате получается явная непоследовательность, которая прямо указывает на то, что дело не в реализме понятий, а в чем-то другом, именно в терминологии, в способе выражения подлежащих источников, которым придается неподобающее (между прочим, и с точки зрения основных посылок теории самого Соколовского) значение. Действительно, вышеприведенное рассуждение заканчивается самой обыкновенной ссылкой на изречение Юлиана (I. 56 D. d. R. V. 6. 1), который признает vindicatio gregis, но высказывается против vindicatio peculii: отсюда вывод, что grex составляет самостоятельный объект прав, а peculium - нет.

--------------------------------

<35> См.: Там же. Стр. 49 и сл., стр. 383 и сл. <36> См.: Там же. Стр. 417, 424 и сл.

<37> Там же. Стр. 58.

В этом отношении весьма характерно и то, что в другом месте, рекомендуя свой реализм понятий, Соколовский для большей убедительности замечает, что и Гражданское уложение Германской империи в известных случаях (именно в применении к universitates facti) признает объектами прав понятия <38>. Не говоря уже о том, что это вовсе не может считаться доказанным, нельзя не задать вопроса: неужели же та или иная редакция, тот или иной способ выражения источников способны служить основанием для разрешения чисто теоретического вопроса о том, что может быть признано объектом прав? Ведь папская непогрешимость не распространяется на гражданские кодексы и их авторов. Рассуждать иначе - значит допускать явную petitio principii.

--------------------------------

<38> См.: Там же. Стр. 400.

Ввиду всего изложенного мы приходим к выводу, что теория Соколовского построена на совершенно несостоятельных посылках и сама грешит тем, в чем автор так часто и многословно (и, надо сказать, не без основания) обвиняет современную юриспруденцию, - именно отсутствием настоящего философского понимания <39>.

--------------------------------

<39> Насколько сам автор, несмотря на прочтение им целого ряда философских книг, слаб в области философии, явствует, между прочим, из его своеобразного понимания Канта. На стр. 304, отметив кантовское противоположение вещи самой по себе "ее" явлению (die Unterscheidung des Dinges an sich von seiner Erscheinung), он дальше замечает: "...вещь, материя сама по себе по причине своей абстрактности (vermoge seiner Abstraktheit) есть нечто недоступное для нашего конкретного уразумения (etwas unserer konkreten Auffassung Entrucktes), идеальность трансцендентальна, реальность эмпирична. Явление же вещей (die Erscheinung der Dinge) покоится на субъективных формах нашего интеллекта, только при помощи их эмпирический объект становится распознаваемым для нас (nur mittelst ihrer wird der empirische Gegenstand erkennbar).

Однако эти субъективные формы интеллекта, которые определяют формы и качества всех явлений (welche die Formen und Qualitaten aller Erscheinungen bestimmen), принципиально не приближают нас к сущности вещи и поэтому в принципе не могут иметь значение абсолютного критерия". В этих немногих словах содержится целый ряд грубых ошибок: 1) говоря о противоположении вещи "ее" явлению, Соколовский implicite допускает, что между тем и другим