!Учебный год 2023-2024 / человек экономический Вайзе

THESIS, 1993, вып. 3

Петер Вайзе

HOMO ECONOMICUS И HOMO SOCIOLOGICUS:

МОНСТРЫ СОЦИАЛЬНЫХ НАУК

Peter Weise. Homo economicus und homo sociologicus :

Die Schreckensmänner der Socialwissenschaften // Zeitschrift für Sociologie. April 1989, Jg.18, H.2, S.148–161.

© Peter Weise, 1989

Перевод В.И.Рубцова

1.ВВЕДЕНИЕ

Оразличии образов человека в социологии и экономической теории напи- сано довольно много; нет недостатка и в попытках синтезировать эти две кон-

цепции (см., например: Lesourne, 1977; Schtröbe and Frey, 1980; Opp, 1985; Franz, 1986). Много мыслей высказано также о рынке и социальных нормах, как о механизмах, регулирующих поведение людей в обществе (см., например: Cooter, 1984). Но лишь очень небольшая часть литературы посвящена сравнению этих механизмов, и лишь в отдельных работах на основе этого сравнения дела- ются выводы относительно образа человека, отвечающего требованиям социаль- ных наук (одно из таких исключений – работа Elias, 1977).

Теоретики-обществоведы наделили своих модельных людей – homo economicus и homo sociologicus – такими способностями, которые позволяют им выжить лишь в равновесном мире, но не в мире нестабильности. Если несколько заострить формулировку, то мир постоянно приспосабливается к данным ста- бильным потребностям homo economicus, в то время как homo sociologicus с то- ропливым послушанием приводит свои потребности в согласие с данными и ста- бильными требованиями системы; следовательно, оба живут в состоянии равно- весия с окружающим их миром. Социальная взаимозависимость выступает для них соответственно лишь в форме анонимного воздействия рынка или мер при- нуждения: в качестве людей они не могут воспринимать друг друга. Это ведет к фатальным последствиям, когда в нестабильной ситуации им приходится иметь дело друг с другом, и когда homo economicus оказывается вынужденным подчи- няться принуждению в форме социальных норм, а homo sociologicus, наоборот, получает свободу действий на рынке. В таких случаях оба, как правило, стано- вятся монстрами социальных наук.

2.СОЦИАЛЬНЫЕ НОРМЫ И РЫНОК КАК КООРДИНИРУЮЩИЕ

МЕХАНИЗМЫ

Удивительно, насколько различны методы, которыми пользуются социологи и экономисты, анализируя проблемы социальной упорядоченности и взаимозависи- мости. Если по мнению социологов все, что не нормируется, является неупорядо- ченным и дисфункциональным, то экономисты утверждают, что все организован- ное нерыночным способом – неэффективно и малопроизводительно. Этому разли- чию во взглядах на социальный порядок соответствуют лежащие в основе этих на- ук образы человека: homo sociologicus разучивает, интернализирует и играет свои роли с тихой радостью субъекта, для которого нет большего удовольствия, чем ми- нимизировать разницу между должным и существующим; homo economicus с пре- великим удовольствием максимизирует свою полезность и изыскивает все новые

115

THESIS, 1993, вып. 3

возможности для удовлетворения своих потребностей. Не шизофреник ли человек в социальных науках? Или, быть может, он составляет небольшую группу, осно- ванную на разделении труда, и является диадой, а не монадой?

Пусть этот схематичный набросок неточен и несправедлив, однако нельзя сказать, что он ошибочен. Поэтому неудивительно, что дискуссия между социо- логами и экономистами после обмена первыми приветственными словами: «нор- ма, санкции, роли», с одной стороны, и «рынок, цена, предпочтения» – с другой, идет с большим трудом, а если все же ее удается организовать, то экономист с усмешкой наблюдает, как тяжело социологу в узком кругу экономических идей, в то время как последний ошеломленно следит за быстрыми, но неправильными телодвижениями экономиста в сложной социологической постройке. Можно ли им помочь? Может быть. Однако для этого необходимо, наконец, провести точ- ное сравнение координации, осуществляемой через социальные нормы, с коор- динацией, осуществляемой через рынок, чтобы иметь возможность вскрыть раз- личия и общие моменты между ними. Тогда могло бы стать понятно, почему и в чем именно различны положенные в основу этих наук человеческие образы.

Социальная взаимозависимость означает одновременно общественное со- трудничество и противостояние. В мире, характеризующемся редкостью благ, из-за этого возникают проблемы с осуществлением координации и разрешением конфликтов, или короче – проблемы социального порядка. Социальная взаимо- зависимость настолько многообразна, что представляется бесперспективным пытаться точно воспроизвести ее. В этом случае некоторые принципиальные со- ображения могут помочь найти по крайней мере приблизительно верные форму- лировки. Если ту же социальную взаимозависимость рассматривать с точки зре- ния порядка, то обнаруживаются только два варианта координации взаимоза- висимых и переплетающихся видов человеческой деятельности, при которых че- ловек защищен от произвола других людей:

1)действия, которые каждый должен совершать в определенной ситуации, заранее предписываются;

2)разрешаются все действия, но всем пострадавшим от них должен быть возмещен ущерб.

В первом случае предполагается, что если человек оказался в определенной ситуации, то его действия предписаны самой этой ситуацией. Во втором слу- чае люди, желающие совершить какое-либо действие, вправе сделать это, если договорятся о полноценной компенсацией с теми, кого эти действия могут за- тронуть. Первое мы в дальнейшем будем кратко называть координацией с по- мощью норм, а второе – координацией с помощью рынков. Сравнение обеих возможностей выявляет некоторые существенные различия и некоторые об- щие моменты и позволяет понять, почему социологи и экономисты в основу своих теорий положили разные механизмы социального упорядочения и при- думали для них различные человеческие образы.

Обычно под нормой понимают: общепризнанное правило, имеющее обяза- тельную силу; привычное, отвечающее ожиданиям состояние; требуемое дей- ствие или бездействие. С помощью норм определенные действия из множества возможных становятся обязательными для исполнения или неисполнения все- ми членами общества, эти действия нормируют и стандартизируют общест- венные отношения. Благодаря этому и обеспечивается гарантия порядка: во- первых, как уверенность в ориентации: каждый знает, на что имеет право он сам и другие люди; во-вторых, уверенность в результатах: каждый знает, во что обойдется нарушение нормы ему и во что обойдется это другим (см.: Geiger, 1964, S.101ff). Зная нормы, каждый член общества может судить о воз- можном поведении других членов общества в определенной ситуации и благо- даря этому планировать свои действия с учетом стабильно ожидаемой реакции других и чувствовать себя уверенно перед ней. Нормы задают параметры по- ведения людей; знание норм координирует это поведение.

116

THESIS, 1993, вып. 3

На макроуровне возникает порядок социальной взаимозависимости, когда оп- ределенные действия оказываются значительно более вероятными, чем другие, а определенные ситуации требуют соответствующих поступков. Для члена общества на микроуровне это означает, что норма обязывает его вести себя определенным образом. Предписывая это, норма ставит индивида перед альтернативой: соблю- дать требования нормы или идти на риск подвергнуться санкциям. Поскольку пе- ред этой альтернативой стоят все индивиды, то в случае полного применения нор- мы каждый индивид будет вести себя одинаково и a priori будет знать, как поведет себя другой. Таким образом, люди уравниваются в своем поведении.

Но благодаря этому они приобретают все же некоторую автономию, со- стоящую не в том, что они могут свободно действовать – это как раз не допус- кается, а в том, что они имеют защиту от произвольных действий других. Та- кие действия предотвращаются угрозой санкций, которые должны обладать достаточной устрашающей силой.

Если теперь представить себе мир, в котором все действия координируются нормами, и рассмотреть равновесный вариант, т.е. когда каждый индивид со- блюдает все нормы и все нормы стабильны, то очевидно, что человек в этом смоделированном мире должен полностью приспосабливаться к нему и избе- гать санкций. В своих действиях все люди становятся одинаковы. Поэтому для описания модели этого мира достаточно таких понятий, как нормы, санкции, роли, взаимодействия; понятия, относящиеся к самому человеку, оказываются избыточными. Сам человек может отсутствовать, его заменяют доводы разума

иожидания: перед нами функционирующий homo sociologicus, о котором до конца не знаешь, существует ли он вообще, тихий квартирант нормированных помещений, предоставляемых обществом в зависимости от выполняемых функций (пример такого подхода см. в: Luhmann, 1972).

Рынки координируют действия, когда два партнера по сделке обмениваются ценностными эквивалентами и каждый возмещает каждому затраченные уси- лия, оплачивая цену товара; цена является средством для обеспечения ценност- ной эквивалентности обмена. Благодаря тому, что каждый компенсирует труд каждого, возникают взаимные стимулы совершать желаемые обоими действия. Поскольку члены общества в ценностном отношении взаимно согласуют свое по- ведение, возникает тенденция к равной оценке одинаковых действий: альтерна- тивные действия приобретают для всех членов общества равную рыночную цен- ность. Тем самым люди уравниваются в оценке их действий.

Равная для всех оценка альтернативных действий создает гарантию порядка: каждый человек информирован о допустимых, получивших ценностную оценку альтернативных действих, которые могут быть осуществлены в обществе, и по- этому может свободно выбирать между этими альтернативами. Человек автоно- мен: он может свободно выбирать и, поскольку он имеет право на возмещение, он может предотвратить нежелательные для него действия. Предпосылкой для автономии является достаточность ресурсов, которыми он располагает.

Представьте себе мир, в котором все действия координируются через рынки

иравновесные цены, и станет очевидным, что человек в этом смоделированном мире полностью автономен, свободен в своих поступках и основывает свои дей- ствия только на своем собственном выборе. Люди различны в своих действиях, но в оценках действий они одинаковы. Для описания модели этого мира необхо- димы понятия, которые характеризуют индивида: его предпочтения, его имуще- ственное состояние. Перед нами свободно действующий homo economicus, кото- рый эгоцентрически, без каких-либо чувств ненависти и любви, реализует свои представления о выгоде и поддерживает с себе подобными лишь эквивалентно-

ценностные отношения (см.: Arrow and Hahn, 1971).

Эти не совсем строгие, но приниципиально важные рассуждения показыва- ют, по крайней мере приблизительно, различия и сходство координационных ме- ханизмов, основанных на нормах и рынках. Мы показали также, насколько им-

117

THESIS, 1993, вып. 3

плицитные образы человека в каждом случае соответствуют механизму упорядо- чения общества. Теперь мы наверняка уже не так удивимся тому, что социологи и экономисты имеют столь различные взгляды на общество и сталкиваются с большими трудностями в дискуссиях между собой «об оптимальном выборе из числа несуществующих альтернатив». Ведь если начать с действия или взаимо- действия как фундаментального понятия, то это ставит нас на путь, ведущий к координации действий через нормы и к исчезновению человека из теоретиче- ских конструкций: упорядочению подлежат сами действия и взаимодействия. Если же, наоборот, начать с самого человека, то приходится давать его изобра- жение и обосновывать его действия: необходимо упорядочить избираемые чело- веком действия. Координация с помощью норм и избыточный homo sociologicus, с одной стороны, и координация с помощью рынков и свободно действующий homo economicus – с другой, являются конструкциями, логично следующими из описан- ных нами различных концепций. Поэтому, чтобы подготовить почву для совмеще- ния обоих подходов, нам необходимо рассмотреть не только взаимодействия с точ- ки зрения норм, но и самого человека. Этому и посвящен следующий раздел.

3. САНКЦИИ, ЦЕНЫ И ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ДЕЙСТВИЯ

Homo sociologicus и homo economicus воплощают собой две крайности: homo sociologicus полностью интернализирует внешние, внеиндивидуальные нужды и ценности, они становятся его первым «Я» и определяют его благополу- чие; homo economicus обладает внутренней способностью к оцениванию, кото- рая совершенно независима от оценок других людей. Критерием деятельности homo sociologicus является реакция других людей на его действия. Критерий деятельности homo economicus – его собственная функция полезности. Можно было бы также сказать: homo sociologicus действует в соответствии с усвоен- ными им нормами общества, homo economicus – в соответствии с собственны- ми внутренними нормами1. Почему homo economicus ничего не интернализи- рует, а homo sociologicus не имеет никаких собственных представлений о сво- их предпочтениях?

Причина кроется в различных функциях, которые приходится выполнять соответствующим типам человека. Homo economicus взаимодействует с себе подобными только через рынки и цены, другие взаимные влияния отсутству- ют, действия определяются как обмен товарными квантами и согласовывают- ся с помощью цен. Каждый отдельный homo economicus упорядочивает свои действия, т.е. спрос и предложение товаров, на основе своей шкалы предпоч- тений; она позволяет дать действиям, уже охарактеризованным с помощью цен, субъективную оценку. Можно было бы также сказать, что люди принуж- дают друг друга, наносят ущерб или осуществляют власть друг над другом только через посредство цен, а не самими своими действиями. В то же время влияние товаров ограничивается тем, что благодаря их полезным функциям люди отдают им предпочтения. В противоположность этому homo sociologicus взаимодействует с себе подобными более сложным образом: он ждет от других людей определенных действий, дает им это понять и настаивает на том, чтобы

1 Здесь обсуждаются только наиболее общие человеческие образы двух со- циальных наук, а не те мысленные существа, которые создаются ad hoc для решения определенных частичных задач и по мере необходимости обознача- ются как изобретательные, зрелые, сложные, альтруистические и т.д. Ничего принципиально не меняет и то обстоятельство, что экономист оставляет в функции полезности свободную клеточку для учета поведения других людей, а социолог с помощью интеракционной теории ролей объясняет распростране- ние общественных ценностей.

118

THESIS, 1993, вып. 3

эти действия предпринимались. С помощью подобных взаимодействий и осу- ществляется давление, которое определяет поведение homo sociologicus. В то время как homo economicus воспринимает определенные действия как товары и осуществляет свободный обмен, homo sociologicus подвергается проникаю- щему ситуационному давлению.

Если он проявит слабость, то последует реакция со стороны других, ведь его поведение измеряется их ожиданиями. Различия в реакции зависят от значи- мости допущенных им отклонений для каждого из «оценщиков». Если речь идет об обычном поведении, к которому все привыкли, и если допущенные откло- нения причиняют другим лишь незначительный ущерб, то другие люди могут быть шокированы, возмущены или просто удивлены необычным поведением, но не прилагают более серьезных усилий для того, чтобы вернуть отступника на правильный путь. В подобном случае точнее было бы говорить о привычке, этикете, условности, обычае, но ради простоты я объединяю все эти понятия под рубрикой нормы. Если соблюдение нормы имеет существенное значение для других, то они усилят свою ответную реакцию и в какой-либо форме на- кажут нарушителя.

Норма ставит каждого перед альтернативой: вести себя согласно предъяв- ляемым требованиям или идти на риск ответной реакции. Этот риск состоит в том, что потерпевшие и другие члены общества могут подвергнуть нарушителя санкциям. Но одновременно каждый человек является членом реагирующей группы, если норму нарушает кто-то другой. Поэтому индивид оказывается в двойной роли. Он ожидает и требует как соблюдения норм, так и санкций в отношении их нарушителей2.

Какие мотивы и причины делают вероятным соблюдение норм? Здесь пре- жде всего надо сказать о чувстве неуверенности и мотиве подражания. В не- определенной ситуации человек не знает ни всех альтернативных действий, ни их последствий; он учится, ищет и повторяет вновь и вновь действия, наиболее подходящие для данной ситуации; так формируется грамотное, привычное, рутинное поведение. Одновременно он наблюдает за другими людьми и пере- нимает их лучшие действия. Когда подобные индивидуальные действия пере- растают в единый для общества тип поведения при определенной ситуации, то этот тип поведения уже является нормой. Подражание самому себе и другим повышает, таким образом, вероятность определенных действий в отношении других, нормирует эти действия и тем самым одновременно увеличивает цену отклонений в поведении.

Далее следует мотив реакции на действия человека: другие реагируют либо одобряя их, либо осуждая; ожидаемые последствия этих реакций побуждают индивида либо соблюдать норму, либо не соблюдать. И наконец, есть мотив ин- тернализации: ценность одобряемых всеми действий завышается, и они вво- дятся в душевное пространство человека в качестве морали; теперь он счита- ется не только с ожидаемыми последствиями нарушения нормы (мотив реак- ции), но и испытывает чувство стыда при неправильном собственном поведе- нии, даже если нет никакой реакции со стороны кого-либо другого (см., на-

пример: Elias, 1977).

Человек, следовательно, может действовать в согласии с нормой, потому что предписанное действие, согласно его функции полезности, вообще является выгодным (норма как необязывающее ограничение); потому что он автомати- чески всегда так действует (норма как привычное рутинное правило); потому что он боится санкций (норма как принудительное ограничение); потому что он считает это своим долгом или ощущает необходимость действий (норма как

2 В больших обществах санкции в важнейших случаях обычно институцио- нализированы и монополизированы, вследствие чего норма становится пра- вом.

119

THESIS, 1993, вып. 3

мораль и этика). Вытекающие отсюда альтернативные издержки не дают на- рушать нормы.

В чем же различие между санкцией и ценой? Обе они увязывают действия с альтернативными издержками; в этой общей констатации не найти никакого различия. Однако норма говорит: «Это действие запрещается» или «Это действие рекомендуется», и угрожает санкцией за невыполнение запрета или рекоменда- ции. Санкция, таким образом, есть назначенные альтернативные издержки со- вершения неразрешенного действия. В противоположность этому цена есть на- значенные альтернативные издержки осуществления разрешенного действия, т.е. совершить действие можно, если будет уплачена требуемая цена. В первом случае ожидается, что определенное действие не будет совершено (или, наоборот, будет совершено); для придания веса этому ожиданию за ослушание грозят санкциями. Во втором случае действие в принципе разрешено; его можно осу- ществить, если заплатишь определенную цену. Для санкции первичен ее эффект устрашения, для цены – ее эффект возмещения.

Это различие, однако, слишком тонко для такого экстремального человече- ского типа, как homo economicus3. Поскольку он как бы изолирован от осталь- ных людей, поддерживает с ними только отношения обмена и располагает со- вершенно независимой от других людей функцией полезности, то все ограни- чительные моменты сводятся для него к издержкам, которые он сравнивает со своей личной выгодой. Он подсчитывает ожидаемые стоимостные значения соответствующих показателей и принимает рациональные решения: совер- шать или не совершать такие действия, как нарушение обязательств, обман, воровство, развод, уклонение от налогов, оскорбление, убийство и т.д.4 На его взгляд, это совершенно корректно, поскольку он не имеет никаких внутренних оценок, возникающих из социальной взаимозависимости: чувства стыда и страдания чужды ему. Мораль – фетиш, проповедуемый философами; этика – ограничение, налагаемое на простофиль; социализация в детстве – осталась в далеком прошлом; мир – огромный универмаг. Однако, стоп! Как оценивает homo economicus действия других людей? «Все наносящие ущерб действия других людей не должны иметь места»! А как этого достичь? «Все товары и действия должны быть защищены точно сформулированными правами собст- венности, чтобы всегда было гарантировано полное возмещение ущерба»! Но оба эти тезиса справедливы только тогда, когда каждый полностью придержи- вается прав собственности, читай – норм, т.е. не видит никакого увеличения выгоды в убийстве и воровстве. Тем самым подобные действия сразу же вы- черкиваются из поведенческого репертуара, т.е. четко определяются ситуаци- онные условия совершения действий5.

Иначе обстоит дело с homo sociologicus: его личность совершенно «засоциа- лизирована», перегружена и придавлена социальными требованиями, которые он полностью интернализировал, завысив тем самым их ценность. Он враща- ется в мире добронравия, морального долга, пристойности, добродетели, ожи- даний, предъявляемых окружающими, запросов общественной системы, стыда и страданий – и знает только санкции за нарушение норм: эндогенно- психические и экзогенно-штрафные. На призыв действовать согласно собст- венным представлениям о пользе при условии возмещения ущерба другим он отвечает: «Кто я такой, чтобы свободно действовать?» После такой реакции проникнутые сочувствием социологи вообще выпускают этого субъекта из поля зрения теории – они вполне обходятся и без него.

3Оно слишком тонко и для Беккера (Becker, 1976).

4Всеми этими сферами овладел экономический империализм и передал их для заселения homo economicus.

5Поэтому некоторые авторы призывают к минимальному по размерам, но сильному государству.

120

THESIS, 1993, вып. 3

Мы вновь приходим к выводу, что экономический анализ, основанный на фигуре homo economicus, и социологический анализ, который исходит из су- ществования homo sociologicus, действительно являются двумя противополож- ными точками зрения. В то время как первая сводит все социальные явления к действиям как бы изолированных индивидов и не учитывает других соци- альных взаимосвязей, вторая объясняет индивидуальные действия давлением социальной взаимозависимости, не допуская, что последняя, в свою очередь, возникает из общения между отдельными людьми. Почему бы не изобразить человеческий тип, охватывающий оба этих крайних типа в качестве специаль- ных случаев, как, например, homo socioeconomicus?6 К этому вопросу я обра- щаюсь в следующем разделе.

4. HOMO SOCIOECONOMICUS В РОЛИ КООРДИНАТОРА

Но чем оснастить этого homo socioeconomicus, какие свойства приписать ему, чтобы эта теоретическая модель индивида была адекватна как для социологов, так и для экономистов? В литературе имеется много ответов, но почти все они сводятся к наделению «человека социальных наук» психологическими чертами, т.е. к увеличению числа промежуточных переменных* и к допущению некоторых иррациональных видов поведения (см. Hogarth and Reder, 1986). Тем самым со- циальные взаимодействия и их координация отчасти переносятся внутрь инди- вида: сложность межчеловеческого общения объясняется сложностью внутрен- ней жизни человека. Однако для понимания социальных взаимозависимостей это имеет значение лишь в том случае, если «человек социальных наук» обладает способностью согласовывать свои действия с другими людьми. Если между людьми существуют взаимные связи, то можно говорить о социальной взаимоза- висимости в широком смысле. Рассмеяться кому-либо в лицо, выпить бутылку пива (которую, следовательно, не сможет выпить никто другой), добиться фи- нансирования общественного блага (вынуждая другого платить вдвойне), нару- шить правила уличного движения, закурить, окликнуть, ущипнуть или оскорбить кого-либо и т.д.– все эти действия являются примерами того, что люди, живущие в социальной взаимозависимости друг от друга, постоянно вторгаются в жизнь других людей. Но тогда ни один человек уже не может равнодушно относиться к действиям других, так как эти действия оказывают более или менее серьезное позитивное или негативное воздействие на благополучие каждого человека. Со- стояние, при котором никто не считается с последствиями своих действий для других людей,– наверняка самое неупорядоченное и неудовлетворительное. Каж- дый хотел бы, чтобы другой человек совершал определенные действия и не со- вершал других. Благодаря взаимному согласованию, изучению, имитации и конформизму возникает запрещение или разрешение действий, и в первую оче- редь таких, которые одинаково затрагивают всех людей, так что их интересы не расходятся (прежде всего сюда относится защита собственной жизни) (см. Appadurai, 1986). Это означает, что возникают нормы, которые запрещают или тре- буют определенных действий от каждого отдельного человека и соблюдение ко- торых должно находиться под контролем.

Таким образом, норма упорядочивает социальные взаимозависимости, за- прещая или рекомендуя определенные действия и давая им тем самым нега- тивную или позитивную оценку: уютное попыхивание сигаретой подпадает под запрет курения, роскошная езда по левой стороне дороги противоречит правилам дорожного движения, попытка облегчить другому бремя собственно-

6 Это выражение использует О.Нейло (Neuloh, 1980).

* Имеются в виду психологические переменные (мнения, ожидания, настрое- ния), определяющие связь между объективными переменными. – Прим. ред.

121

THESIS, 1993, вып. 3

сти квалифицируется как воровство, вольные высказывания о Боге считаются богохульством и т.д. (крайним случаем здесь является законченный тупица, жизнь которого полностью упорядочена). Это означает, что все лица должны совершать или не совершать определенные действия, причем замена не допус- кается: никто, к примеру, не имеет права чаще ездить слева, если он меньше курит, или больше красть, если он почтительно высказывается о Боге. Норми- руется действие само по себе, независимо от человека. Если действия не под- чиняются нормам и регулируется только возмещение ущерба, то ситуация иная. Могут быть выбраны любые комбинации действий, если они доступны данному лицу и если другие лица получают компенсацию.

Исходя из того, что нормой обусловлено действие само по себе, независимо от человека, некоторые социологи сделали быстрый, но явно неправильный вывод о том, что «человек вообще не имеет значения; если нормы существуют, то они соблюдаются». Однако этот вывод неправилен по двум причинам. Во- первых, нет такой альтернативы: норма действует, если ее соблюдают, и не действует, если не соблюдают (и, вероятно, действует наполовину, если ее со- блюдают наполовину). Норма изменяет альтернативные издержки – и именно это обусловливает ее действенность. Во-вторых, норма не просто существует или не существует. Норму создают сами люди совместными усилиями, изменяя и стабилизируя для каждого человека альтернативные издержки – никакого неземного «системного духа» для этого не требуется7. Но это означает, что тот, кто связывает координирующую роль норм с образом homo sociologicus, кото- рый выполняет все нормы, но сам их не создает, в действительности отстаи- вают экстремистскую теоретическую позицию.

Из постулата о свободном выборе и тезиса о том, что в условиях рыночной координации все лица изменяют свои действия до тех пор, пока их субъектив- ные альтернативные издержки не уравниваются с объективными альтернатив- ными издержками, которые, в свою очередь, создаются всеми людьми совмест- но, экономисты сделали вывод об оптимальности рыночной координации, т.е. о том, что после достижения равновесия ни один человек не может улучшить свое положение при неизменном благополучии других людей. Если равенство между субъективными и объективными альтернативными издержками отсутствует, т.е. если норма о возмещении не соблюдается стопроцентно, и если, следовательно, случаются обман и воровство и предпочтения меняются на основе социальной взаимозависимости, то рыночная координация не обязательно должна быть оп- тимальной. Если при анализе подобных ситуаций продолжать использовать мо- дель homo economicus, у которого функция полезности совершенно не зависит от других людей, то это тоже будет экстремистской теоретической позицией. Оба эти образа человека как бы формируют методологию или способ исследований социологов и экономистов. Социологи удовлетворены, если обоснованию подда- ется неизменное; это, по их мнению, объясняет, почему человек должен вести се- бя так, как он себя ведет. Экономисты базируют свое объяснение на том, что все неизбранные альтернативы хуже избранных; это, по их мнению, объясняет, по- чему человек хочет себя вести так, как он себя ведет. Социолог предпочитает да- вать объяснение с позиций «все или ничего» и пытается ответить на вопрос: «Ка- кие обстоятельства побуждают человека делать именно то, что я наблюдаю?» Экономист предполагает, что все поддается субституции, и пытается ответить на вопрос: «Насколько ненаблюдаемые на практике действия должны были быть хуже наблюдаемых, чтобы человек выбрал именно последние?» Вследствие этого словарь социолога содержит такие понятия, как функция, необходимость, при- нуждение, структура и т.п., а словарь экономиста – эффективность, оптимиза-

7 Ср., например, с положениями, выдвинутыми Эгером и Вайзе (Eger und Weise, 1986). Хотя обычно в социологии норма обосновывается взаимодействием людей, но вид нормы выводится из общественных ценностей, которые, в свою очередь, обосновываются неиндивидуалистически. См. также Graumann, 1972.

122

THESIS, 1993, вып. 3

ция, выбор, равновесие и т.п. В то время как homo sociologicus не мог бы дейст- вовать иначе, homo economicus не хотел бы действовать иначе. В то время как сограждане homo sociologicus заставляют его сплачиваться в надындивидуальное сообщество силы, оказывающее на него давление своим ожиданием определен- ных действий от него, homo economicus воспринимает своих сограждан как кон- курентов в борьбе за редкие ресурсы. Но разве эти подходы достаточны для обоснования сосуществования людей в обществе? Разве как homo sociologicus, так и homo economicus не слишком враждебны к окружающим и не проявляют слишком мало желания к сотрудничеству?

Действительно, реальный человек имеет одно свойство, которого нет у его специфических условных «коллег»: он обладает способностью согласовывать свое поведение со своими согражданами. Это может происходить в форме четких до- говоров, скрытых соглашений, бесед, жестов и мимики. Следовательно, действия можно разделить на две группы; к одной относятся действия, направленные на удовлетворение потребностей, а ко второй – направленные на координацию по- ведения. В отдельно взятых случаях иногда трудно провести точное разграниче- ние, но в принципе это деление осуществимо. «Человек социальных наук», в от- личие от homo sociologicus и homo economicus, согласует поведение со своими согражданами, а не просто уступает давлению со стороны системы или занима- ется эгоцентристским сравнением альтернатив. Этот персонаж будет называться в дальнейшем homo socioeconomicus. Он имеет в своем распоряжении, по суще- ству, два вида действий: те, что направлены на удовлетворение потребностей, и те, что направлены на координацию поведения (см.: Stutzel, 1972 [1952]; Peter, 1953, S.92).

Рассмотрим простейший случай: два лица обмениваются товарами или ме- няют товар на деньги. При этом возникают две проблемы, которые должны ре- шить партнеры по сделке. Первая проблема – нужно ли вообще совершать обмен; вторая проблема – соотношение обмениваемых товаров. У каждого из партнеров смешанные мотивы. С одной стороны, их общие интересы совпадают, поскольку через соглашение они оба могут улучшить свое положение, если достигнут опти- мальных по Парето договоренностей; с другой стороны, их интересы противопо- ложны, поскольку при окончательном оформлении соглашения приходится де- лать выбор из нескольких оптимальных по Парето договоренностей – и здесь вы- игрыш одного означает упущенную выгоду другого. Сотрудничество и конкурен- ция существуют здесь рядом друг с другом.

Для того чтобы обмен состоялся, он должен улучшить положение обоих партнеров по сравнению с их прежним состоянием (состоянием статус-кво). Это последнее определяется оценкой исходных позиций, т.е. пользы, получае- мой при исходных условиях, без обмена, и выгод в результате обмена с други- ми партнерами. Если оба партнера считают, что в случае обмена они выигра- ют больше, чем оставаясь на исходных позициях или вступая в обмен с други- ми партнерами, то первая проблема решена: обмен между обоими этими парт- нерами выгоден для каждого из них. У обоих имеется конкретная заинтересо- ванность в сделке со специфицированным партнером. Различная величина упущенной выгоды в случае срыва сделки и способ ведения переговоров игра- ют определяющую роль в установлении менового соотношения, т.е. в действи- тельном достижении оптимальной по Парето договоренности, и тем самым в решении второй проблемы – распределении возможных выгод от сделки.

Из всего этого вытекает, что отношения обмена реализуются только в том случае, если для обоих партнеров их субъективные оценки того, что они хотят получить, выше субъективных оценок того, что они отдают при обмене. Когда обменами занимается много лиц, то процесс обмена может перерасти в такое состояние, при котором никто не сможет найти себе еще более выгодного партнера. В предельном случае для каждого участника обмена не имеет значе- ния, с кем и что он обменивает: между товарами сохраняется одинаковое ме-

123

THESIS, 1993, вып. 3

новое соотношение независимо от того, кто их обменивает; меновые альтерна- тивы одинаковы для всех лиц; оптимальное по Парето состояние достигается для всех. В предельном случае субъективные оценки у всех людей, вступающих в обмен, равны меновым соотношениям. Тогда заключение соглашений пере- стает иметь смысл, так как условия обмена становятся одинаковы для всех лиц

ивсе люди взаимозаменимы в качестве партнеров по обмену. Меновые отно- шения анонимны; повсюду установлено равенство соответствующих предель- ных норм замещения и трансформации.

Тенденция к установлению равновесия в обменах между партнерами, кото- рым нужно договориться, усиленная существованием арбитража, базируется, по существу, на том, что друг друга находят такие партнеры, чья заинтересо- ванность в данной конкретной сделке сравнительно велика. При постоянстве внешних условий заинтересованность в конкретной сделке уменьшается и в конечном счете сходит на нет; но в неравновесном мире заинтересованность в данной конкретной сделке сохраняется. Это означает, что людям не безразлич- но, с кем они имеют дело, и что им нужно обладать способностью и желанием сотрудничать, чтобы договориться с другими людьми.

Иначе обстоит дело с человеком, который существует в равновесном мире. Поскольку все альтернативные действия имеют для него в предельном случае ту же или более низкую ценность, чем выбранные им, то его вполне устраива- ют действия, направленные на удовлетворение потребностей. Окружающие его внешние условия как бы сами собой a priori упорядочиваются наилучшим образом. Они состоят для него исключительно из товаров и цен; другие люди не имеют никакого значения. Каждый человек максимизирует удовлетворение потребностей, и всякое общение с другими людьми отпадает. Этим человеком равновесного мира является homo economicus; он признает лишь те действия, которые направлены на удовлетворение потребностей.

Когда исследователь использует эту неоклассическую модель для анализа дей- ствительности, он явно или неявно исходит из двух предпосылок. Во-первых, до- пускается, что распределительный и организационный процессы протекают бес- конечно быстро, в результате чего homo economicus всегда остается в состоянии равновесия, выбирает истинно оптимальный набор товаров и никогда не торгу- ется. Во-вторых, из человека делают чистого носителя потребностей, поскольку пренебрегают иной частью его личности, а именно способностью заключать со- глашения о сотрудничестве с другими людьми. Короче говоря, задаются две ха- рактеристики времени и минимальные свойства личности: бесконечно быстрое приспособление окружающего мира к потребностям человека, бесконечно мед- ленное изменение самих этих потребностей, а также изображение человека как эгоцентричного носителя потребностей. Это позволяет повсюду видеть свобод- ный выбор, оптимальность, эффективность и равновесие.

Итак, homo economicus – это homo socioeconomicus, который разучился об-

щаться с другими людьми и живет исключительно ради максимально возмож- ного удовлетворения своих имеющихся в данный момент потребностей. А как обстоит дело с homo sociologicus? Предположим, встречаются двое людей. Вме- сто того чтобы обмениваться товарами, они начинают говорить о том, что ка- ждый из них обязан делать и не делать. Они договариваются не перебивать друг друга, не убивать, не воровать, не щипать, не оскорблять, не обманывать

ит.п. Короче говоря, они быстренько заново составляют десять заповедей и согласовывают кодекс правил, который должен действовать всякий раз, когда они встретятся. Они договариваются об определенном порядке, который обес- печивает им некоторую надежную систему ориентиров и результатов. Предпо- лагается, что этот порядок прежде всего будет защищать то, чему невозможно или очень трудно найти замену, например собственную жизнь, жизнь и благо- получие родных, имущество и, может быть, честь и достоинство. То, что менее важно или легче поддается замене, остается за пределами общего порядка и в значительно большей мере регулируется соглашениями ad hoc. Таким образом,

124