РАО «ЕЭС России» закончило свое существование. Реформа электроэнергетики проведена под интересы крупного частного капитала. Она обременена серьезными рисками, которые могут ударить не только по потребителям, но и по самим инвесторам
Этот день настал. 6 июня остановлены торги акциями РАО «ЕЭС России», 1 июля компания перестанет существовать. Реформа энергетической монополии, фактически запущенная аж в 1999 году (именно тогда о ней и заговорили в РАО), завершилась.
Если совсем кратко охарактеризовать эту реформу, то ее можно назвать весьма удачной. Стоимость некоторых сделок по приватизации отдельных компаний превысила 800 долларов за гигаватт мощности, что примерно в три с половиной раза превосходило уровень капитализации РАО ЕЭС (240 долларов за гигаватт на последний день торгов). Только на счетах Федеральной сетевой компании и ГидроОГК оказалось около 8 млрд долларов, собранных в результате приватизации отрасли. Это позволяет надеяться, что уже в самое ближайшее время начнутся мощные инвестиционные вливания в обновление и строительство новых сетевых мощностей (крупные капиталовложения в строительство новых ГЭС пока откладываются). Покупатели генерации обременены обязательствами по инвестстроительству новых мощностей — и тут вроде все безоблачно. Фондовые спекулянты и миноритарии тоже довольны. Их не обидели в ходе реформы, дали заработать. Кажется, что реформа проведена прекрасно и горизонт впереди светел и чист.
РЕКЛАМА
Но что-то не дает нам расслабиться. Главный вывод, который должен быть сделан по итогам реформы, не для всех очевиден и обычно не всегда акцентируется комментаторами. Он таков: государство не справилось с реорганизацией советской энергетики управлением ею и приняло сознательное решение переложить бремя проблем в частные руки, навсегда сбросив с себя ответственность за дальнейшие события. Но частный капитал не замечен в склонности к благотворительности. Это значит, что финансовая тяжесть решения проблем, опутывающих электроэнергетику, очень быстро будет переложена на потребителя — такова природа капитала.
Внедрение частного капитала в инфраструктурную отрасль — это скорее благо, нежели порок. Особенность момента в том, что масштаб этого проникновения настолько велик, что не имеет аналогов в западной практике. А значит, не имеет аналогов и сложность прогнозирования рисков негативного поворота в развитии событий и методов их предотвращения. Агенты капитала неизменно будут использовать слабости системы себе во благо (для извлечения дополнительной прибыли или, как вариант, уменьшения рисков). Тонкое одеяло устойчивости, которые советские стратеги соткали вокруг единого энергетического хозяйства, будут тянуть в разные стороны интересы уже отдельных игроков. Если где и было тонко — обязательно порвется.
Мы почти уверены, что команда Анатолия Чубайса, реализовавшая реформу РАО, не занималась «деталями» вроде прогнозирования и предотвращения рисков реформы. Зачем? Ведь еще более сложное мероприятие, реформирование советской экономики в ходе приватизации, в начале 90-х Чубайс проводил, не задумываясь о негативных последствиях. Результат оправдывает средства.
Мы дождались главного — завершения реформы РАО. Энергетическая монополия почила в бозе. Пора подумать о том, что и как надо сделать, чтобы волна, ею поднятая, не накрыла нас с головой.
Пришло время говорить о рисках реформы.
Тридцать три реформы
Есть один вопрос, который каждый аналитик, занимающийся реформой РАО ЕЭС, неоднократно задавал сам себе. Почему реформа была проведена именно так, а не каким-то другим способом? Вопрос совсем не праздный. Планов реформирования отрасли со всеми ответвлениями и вариантами были десятки. Почему же реформаторы пришли к тому, что есть? Ответы на эти вопросы позволят приблизиться к пониманию сути рисков, вносимых реформой в отрасль.
Для начала напомним, как выглядела электроэнергетическая отрасль до начала реформы. Во-первых, это было само РАО «ЕЭС России», которое помимо почти всех магистральных сетей напрямую владело частью энергомощностей и, самое главное, контролировало 71 АО-энерго. Во-вторых, это были эти самые АО-энерго, компании, полностью управлявшими всем электросетевым хозяйством в отдельных регионах, за исключением магистральных сетей и атомных станций. В-третьих, атомные станции, которые в силу своей специфики были, остаются и, видимо, еще надолго останутся отдельными самостоятельными образованиями.
Когда Анатолий Чубайс понял, что энергетике нужны огромные вливания и решить проблемы сможет лишь частный капитал (см. «Ее не спасет никто, кроме частных инвесторов»), главные элементы реформирования стали очевидными, можно сказать, каноническими — по учебнику. Нужно выделить основную монопольную инфраструктурную составляющую, то есть магистральные сети, — это раз. Нужно создать конкурентное поле, настрогав из активов бывшей монополии отдельные компании, — это два. Но для достижения всех этих целей вполне можно было ограничиться существующей структурой отрасли. Судите сами.
Выделение магистральных сетей в единую компанию в рамках РАО — дело техники, никаких согласований с миноритариями и вообще с кем бы то ни было не нужно. (Исключением является, разве что, частная «Иркутскэнерго», которая напрямую владеет магистральными сетями на своей территории. Надо сказать, что эта проблема с «Иркутскэнерго» не решена до сих пор.) Далее, реорганизовывать РАО, чтобы поделить активы, тоже фактически не нужно, они уже есть в виде АО-энерго. Их приватизация автоматически решала бы проблему создания крупнооптового рынка электроэнергии (заметим, что проблема создания этого рынка не решена до сих пор, сейчас доля поставок по нерегулируемым государством ценам составляет лишь 25%). Множество энергодефицитных АО-энерго были бы вынуждены бороться друг с другом за энергию энергоизбыточных, а энергоизбыточные — конкурировать друг с другом за платежеспособный спрос со стороны энергодефицитных АО-энерго. Если потребовалось бы изжить еще и региональный монополизм, можно было выделить из АО-энерго местные распределительные сети. В общем, имевшейся к 1999 году организационной структуры отрасли вполне хватило бы для проведения реформы и приватизации. В силу почти полной готовности объектов для распродажи объектов на все про все хватило бы года. Вместо этого операция «реформа РАО» с момента ее фактического старта в 2000 году затянулась аж на восемь лет. Что же так не понравилось реформаторам, раз они не решились пойти по-простому, естественному пути, а взялись кардинально перекраивать отрасль?
Единственное и вполне содержательное соображение таково. При описанном выше «естественном» подходе появилось бы довольно много компаний, обремененных серьезными проблемами. Найти на них покупателей было бы крайне трудно. Это энергодефицитные регионы с большой долей бюджетных потребителей. Как правило, это экономически депрессивные регионы, такие как Дагестан, Курганская и Калужская области, в 90-х регулярно наращивавшие долги за потребленную энергию. Приватизация по схеме «АО-энерго» взвалила бы необходимость разбираться с этими проблемными территориями на плечи государства. Для главного реформатора Чубайса, взявшего на себя решение вороха проблем энергетики, это было все равно что расписаться в полной профнепригодности. Поэтому был выбран иной вариант реформы.
Новый подход предполагал похожие действия, однако появление «отстойников» не планировалось. Грубо говоря, все активы РАО и подконтрольных ей АО-энерго сваливались в одну кучу. Из них выуживались магистральные сети, которые образовывали отдельную и полностью подконтрольную государству компанию. Точно так же в отдельные госкомпании собирались лучшая гидро- и теплогенерация для системных нужд. Все прочее должно было быть раздроблено на такое количество компаний, чтобы на каждую из них уже можно было найти покупателя.
Разговоры о реформе начались в 1999 году и уже к середине 2000 года фактически привели ее к главному этапу — что и как конкретно делить и кому продавать. Тут-то все и застопорилось. Почему для решения этой простой, казалось бы, задачи потребовалось столько времени? Объяснить это можно только тем, что в ходе первоначального поиска потенциальных стратегических инвесторов в электроэнергетику ответственные менеджеры РАО поняли, что будущие покупатели разнородны по своим устремлениям и хотят разного. Кому-то нужны и необходимы мазутные ТЭЦ. Кому-то — крупная генерация в разных регионах, кому-то в отдельном районе. Иным требуется доступ к газовым станциям и т. п.
Восемь долгих лет шла подготовительная, то тщательно конспирируемая, то почти публичная дискуссия по согласованию интересов, пока наконец не определился состав финального турнира. Оценить накал этой борьбы можно хотя бы по тому факту, сколько времени на это потребовалось Чубайсу при всей его пробивной способности. Ставки в какой-то момент оказались настолько высоки, что из списка участников гонки за энергоактивами были почти полностью изжиты спекулянты, рассчитывавшие сыграть на недооцененности этих активов и заработать на их быстрой перепродаже. Почти все крупнейшие инвесторы отрасли оказались инвесторами стратегическими или по меньшей мере долгосрочными. У каждого или почти у каждого была своя бизнес-линия, которая может им позволить окупить запредельные расходы на покупку ТГК и ОГК и обещанные государству крупные инвестрасходы. Иначе просто никак. Невозможно представить, что инвесторы в здравом уме и твердой памяти пошли бы на сделки при их окупаемости из чистой прибыли приобретаемого актива за 100 или 700 лет (см. таблицу 1).
Один из главных фактов, прямо указывающих на длительную схватку за ту или иную схему дележа энергоактивов, — появление в ходе реформы РАО трех спецкомпаний, «Норильского никеля», «Газпрома» и СУЭК. Право на их создание получили голосовавшие на собрании акционеров РАО ЕЭС против реформы. Вряд ли можно заподозрить именно эти компании в нежелании реформы отрасли. Голосовали против они лишь потому, что это давало им дополнительные возможности удовлетворить свои особые интересы. Фактически они получили причитающиеся им акции ТГК и ОГК раньше всех. И тем самым — инструмент прямого контроля за ходом реформы и защиты своих будущих огромных инвестиций.