Статья: Орган юридического лица как его представитель (Кузнецов А.А.) ("Вестник экономического правосудия Российской Федерации", 2014, N 10)

Документ предоставлен КонсультантПлюс www.consultant.ru Дата сохранения: 14.02.2018

ОРГАН ЮРИДИЧЕСКОГО ЛИЦА КАК ЕГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬ <1>

А.А. КУЗНЕЦОВ

--------------------------------

<1> Автор выражает благодарность А.В. Егорову, Е.В. Бибиковой и Д.В. Новаку за высказанные в ходе доработки настоящей статьи критические замечания и предложения. В то же время за любые ошибки и недочеты работы отвечает исключительно автор.

Александр Анатольевич Кузнецов, доцент кафедры общих проблем гражданского права РШЧП, магистр юриспруденции (РШЧП), кандидат юридических наук.

В свете реформы раздела ГК РФ, касающегося юридических лиц, анализируются последствия применения к органам юридического лица норм о представительстве.

Ключевые слова: орган юридического лица, представитель.

Отечественное корпоративное право, несмотря на относительно недолгую историю, уже имеет свои вечные темы для дискуссии, одной из которых является спор о юридической квалификации положения органов юридического лица. Сам термин "орган юридического лица" отсылает к теориям юридического лица, в том числе и к органической теории <2>, заставляя именно там искать обоснование этого понятия.

--------------------------------

<2> На связь понятия органов юридического лица с органической теорией указывал, например, В.А. Рясенцев. См.: Рясенцев В.А. Представительство в советском гражданском праве (напеч. по докт. дисс. 1948 г.) // Представительство и сделки в современном гражданском праве. М., 2006. С. 170 и сноски там же.

Собственно говоря, такой подход обычно и избирается российскими учеными при исследовании правового статуса органов юридического лица: от книги к книге, из статьи в статью мигрируют ссылки на одни и те же работы авторов дореволюционного и советского периодов, содержащие анализ соответствующих теорий <3>.

--------------------------------

<3> См., напр.: Козлова Н.В. Правосубъектность юридического лица. М., 2005. С. 321 - 342; Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. М., 2008. С. 277 - 280; Тарасенко Ю.А. Юридическая личность корпораций в связи с проблемой юридической природы некоторых корпоративных актов // Корпоративное право: Актуальные проблемы теории и практики / Под общ. ред. В.А. Белова. М., 2009. С. 293 - 294; Тычинская Е.В. Договор о реализации функций единоличного исполнительного органа хозяйственного общества. М., 2012. С. 15 - 27; Горбунов Е.Ю. О природе исполнительного органа в контексте теорий юридического лица // Вестник гражданского права. 2013. N 2. С. 5 - 19.

В отечественной доктрине привязка вопроса о природе органа к теориям юридического лица служила сильным щитом против любых попыток подступиться к изучению вопроса и оспорить саму целесообразность существования какого-то отдельного понятия для обозначения лиц, имеющих право действовать от имени юридического лица. Ведь, попытавшись пойти по пути изучения теорий юридического лица, исследователь неизбежно запутывается в хитросплетениях доктринальных измышлений о "субстрате юридического лица" или его отсутствии, которые в великом множестве породила европейская (преимущественно немецкая) юриспруденция на протяжении XIX - начала XX в., а вслед за ней и советская доктрина. В результате автор вынужден опираться на зыбкую почву умозрительных конструкций юридического лица, а в худшем случае изучение вопроса подменяется набором обязательных цитат, венчающихся лозунгом, провозглашающим, что "органы - это часть юридического лица".

На наш взгляд, такой подход к анализу правового статуса органа в настоящее время выглядит во многом искусственным и препятствует аргументированной дискуссии.

Присущая теориям юридического лица известная доля схоластичности затрудняет обсуждение, поскольку аргументация сторонников концепции органа как самодостаточного понятия во многом недоступна для рационального восприятия. Так, в отечественной литературе читатель может почерпнуть сведения о классификации органов на "волеобразующие" и "волеизъявляющие" и даже ознакомиться с весьма образными описаниями того, как протекают волевые процессы юридического лица <4>. Познавательная ценность таких описаний, сопровождающихся туманными определениями ("волевые акты внутреннего характера", "внутриорганизационная деятельность"), не вполне очевидна <5>.

--------------------------------

<4> Ср.: Черепахин Б.Б. Органы и представители юридического лица (напеч. по одноимен. публ.: Ученые записки ВНИИСЗ. М., 1968. Вып. 14) // Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 470 ("Волевым актам руководящего органа юридического лица, представляющего последнее во внешних отношениях, в том числе при совершении сделок, предшествуют и сопутствуют волевые акты внутреннего характера, в которых проявляется деятельность всего коллектива работников юридического лица и коллективов его подразделений"); Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 280 ("...процесс формирования такой воли также происходит в результате внутриорганизационной деятельности органов юридического лица. Например, воля хозяйственного общества на совершение крупной сделки может быть выражена вовне его единоличным исполнительным органом (генеральным директором) только после выполнения необходимых требований к внутриорганизационной процедуре ее образования, заключающихся в соблюдении особого порядка одобрения такой сделки").

<5> В худшем случае это способно привести к заблуждению о том, что так называемые волеизъявляющие органы лишь доносят волю, сформированную "волеобразующими" органами. Ошибочность таких рассуждений справедливо раскритикована в литературе (см.: Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 48 - 50). Вопрос соподчинения органов между собой действительно имеет место, но его разрешение вовсе не требует обращение к туманной классификации волеобразующих/волеизъявляющих органов. Ранжирование представителей путем наделения одного из них правом давать указания другим вполне допустимо и в рамках классического представительства.

Юридическое лицо в зависимости от предпочтений каждого конкретного исследователя именуется фикцией, коллективным субъектом, точкой прикрепления прав и обязанностей и т.д., характеризуя одну или несколько черт юридического лица, выделяемых соответствующим автором.

В рамках такого подхода легко забыть, что сами по себе эти теории создавались под влиянием значительного количества факторов общественной жизни конкретного исторического периода. Например, теория фикции, помимо прочего, была удобна для обоснования разрешительной системы регистрации юридических лиц (ведь фикция должна быть признана государством), тогда как теория реальности юридического лица, напротив, подходила для объяснения либерального явочного порядка регистрации, востребованного в Германии в эпоху промышленного капитализма конца XIX в., на что справедливо обращали внимание некоторые советские правоведы <6>. Иными словами, соответствующие теории позволяли решать вполне практические задачи, стоявшие в то время на повестке дня.

--------------------------------

<6> См.: Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве: понятие, виды, государственные юридические лица. М., 1947. С. 78; Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 172.

Кроме того, нужно учитывать, что все эти теории создавались в условиях отсутствия законодательной ясности и господствующего доктринального мнения по вопросу о том, что есть субъект права, поэтому каждая из теорий юридического лица неизбежно несла отпечаток теорий о субъекте права, в понимании которого в разное время на первое место ставились воля, интерес и т.п. <7>.

--------------------------------

<7> Краткий обзор позиций о понятии субъекта права, см.: Братусь С.Н. Указ. соч. С. 20 - 26.

Сейчас в зарубежном праве при решении конкретных практических проблем нет привязки к какой-то одной теории юридического лица <8>. Интересно отметить, что и отечественные правоведы в последнее время признают, что эти теории носят схоластический характер и не имеют значимого влияния на законодательство и правоприменительную практику <9>.

--------------------------------

<8> См.: Zimmer D. Legal personality // VOC 1602-2002: 400 Years of Company Law / E. Gepken-Jager, G. van Solinge, L. Timmerman (ed.). Deventer, 2005. P. 269.

<9> См.: Суханов Е.А. Сравнительное корпоративное право. М., 2014. С. 18. Однако насколько мы можем судить из содержания работы, отрицание значимости теорий юридического лица не привело автора к пересмотру своих воззрений в отношении органа юридического лица.

Следовательно, теории юридического лица не могут служить серьезной опорой для выводов о юридической квалификации органов юридического лица.

В конечном счете можно поддержать прагматичный подход А.В. Егорова, который указывает, что главную роль играют не доктринальные выкладки, а практические последствия той или иной теории, и если теория "директор-орган" приводит к несправедливым правовым последствиям, это серьезный сигнал о том, что она не вполне годится, так как нельзя заниматься формализмом <10>.

--------------------------------

<10> См.: Егоров А.В. Комментарий к Постановлению Президиума ВАС РФ от 16.06.2009 N 17580/08 // Правовые позиции Президиума ВАС РФ: избр. постановления за 2009 г. с комментариями / Под ред. А.А. Иванова. М., 2012. С. 220. При этом автор приводит в пример признание сделки, заключенной при злонамеренном соглашении представителя с другой стороной, недействительной в соответствии со ст. 179 ГК РФ, которая в редакции, действовавшей до 01.09.2013, по буквальному тексту не позволяла оспорить сделку, совершенную директором. Заметим, что судебная практика допускала применение этой нормы для оспаривания сделки, совершенной директором (см.: Постановление Президиума ВАС РФ от 28.05.2013 N 15036/12; п. 10 информационного письма Президиума ВАС РФ от 10.12.2013 N 162).

Важно понимать, что квалификация органов как представителей имеет не просто доктринальное значение, а является без преувеличения первостепенным вопросом для будущего гражданского оборота, так как в России предпринимательская деятельность в абсолютном большинстве случаев ведется посредством юридических лиц.

Реформа ГК РФ затронула в том числе и раздел о юридических лицах. Для нас представляет интерес новая редакция п. 1 ст. 53 ГК РФ: "Юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, действующие от его имени (пункт 1 статьи 182) в соответствии с законом, иными правовыми актами и учредительным документом". Следовательно, законодатель наконец-то недвусмысленно указал на то, что лица, осуществляющие полномочия органов юридического лица, являются представителями.

Все это дает хороший повод для того, чтобы в рамках настоящей работы обобщить и разобрать аргументы в пользу концепции органа юридического лица как самостоятельного понятия, господствующей в отечественной доктрине более полувека. Кроме того, полагаем важным проанализировать последствия того, что к органам юридического лица будут применимы нормы о представительстве.

Анализ аргументов против признания органа юридического лица представителем

1. Как правило, в ходе дискуссии о природе органов первым приводят аргумент о том, что в отличие от представителей органы юридического лица являются не самостоятельными субъектами, а лишь его частью и их действия - это действия самого юридического лица <11>.

--------------------------------

<11> Такая позиция, в частности, воспроизводится и в одном из наиболее известных учебников по гражданскому праву (см.: Гражданское право. Общая часть: учеб. в 4 т. / Под ред. Е.А. Суханова. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2008. Т. 1. С. 240 (автор раздела - Е.А. Суханов)). В целом подобная аргументация упоминается в отечественных учебниках по гражданскому праву уже более полувека с небольшими вариациями (см.: Советское гражданское право / Под ред. Д.М. Генкина. Т. 1. 1950. С. 157 (автор раздела - С.Н. Братусь); Советское гражданское право / Под ред. В.П. Грибанова и С.М. Корнеева. Т. 1. М., 1979. С. 145 (автор раздела - Б.И. Пугинский); Советское гражданское право / Под ред. О.С. Иоффе, Ю.К. Толстого и Б.Б. Черепахина. Т. 1. Л., 1971. С. 101 (автор раздела - В.А. Мусин)).

Использование этого аргумента обусловлено представлением юридического лица в виде реального субъекта - организации, где лица, осуществляющие полномочия органа, действуют в качестве ее части. Например, В.А. Рясенцев говорит о том, что лица, составляющие орган, являются частью "общественного единства" <12>. Между тем рассуждения об организации или общественном единстве при всей своей образности не дают четкого объяснения, почему действия одного субъекта (лица, а в случае коллегиального органа - нескольких лиц), порождающие юридические последствия для другого субъекта (юридического лица), не могут считаться представительством в том смысле, как оно понимается в отечественной доктрине и законодательстве.

--------------------------------

<12> См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 173, 175.

Можно ли за счет умозрительных манипуляций превратить самостоятельного субъекта (директора, члена коллегиального органа) в часть юридического лица и таким образом отказаться от решения проблем? На наш взгляд, нет. Стремление доказать реальность юридического лица либо найти какое-то иное объяснение этому феномену не может изменить реальность физических лиц, участвующих в отношениях.

Институт представительства как раз и сформировался в ответ на потребность в регулировании отношений, когда один субъект, выполняя экономическую роль посредника, получает возможность создавать своими действиями юридические последствия для другого субъекта. Выработанная в рамках этого института система норм направлена на установление сложного баланса интересов во взаимоотношениях трех сторон: представителя, представляемого и третьего лица.

Того факта, что со стороны представляемого выступает юридическое лицо, как бы каждый конкретный ученый ни определял его сущность, недостаточно, чтобы полностью отвергнуть все решения, предлагаемые институтом представительства <13>. Действия представителя также можно считать действиями представляемого в том смысле, что на последнего возлагаются юридические последствия действий представителя (п. 1 ст. 182 ГК РФ) <14>. Для этого нет необходимости в отождествлении органа с самим юридическим лицом. По этой же причине неубедителен довод о том, что участником правоотношения является юридическое лицо, а не орган <15>. Представитель также не становится участником правоотношения, порождаемого совершенной им сделкой.

--------------------------------

<13> Сторонники теории органа как явления, отличного от представительства, насколько нам известно, так и не объяснили должным образом игнорирование отдельной правосубъектности лица, осуществляющего полномочия органа. Особенно это заметно в работе В.А. Рясенцева, где автор вместо искомого объяснения приводит рассуждения об отношениях разных групп людей к средствам производства и цитирует В.И. Ленина, а дальше просто воспроизводит как аксиому: "орган юридического лица есть неотделимая от него часть, не имеющая самостоятельного значения" (Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 173 - 175).

<14> См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 87; Байгушева Ю.В. Сущность представительства // Очерки по торговому праву. Вып. 16. Ярославль, 2009. С. 29, 32 - 34. Отметим, что Ю.В. Байгушева тем не менее придерживается мнения, что орган не является представителем (см.: Байгушева Ю.В. Указ. соч. С. 52 - 53).

<15> См.: Черепахин Б.Б. Волеобразование и волеизъявление юридического лица (напеч. по одноимен. публ.: Правоведение. 1958. N 2) // Труды по гражданскому праву. М., 2001. С. 306.

Выдвигаемое иногда возражение о том, что за органом нет никакой другой воли, не может служить опровержением представительской теории <16>. Подобное положение дел мы можем наблюдать, например, в ситуации с представительством недееспособных и малолетних, т.е. в классических случаях так называемого законного представительства.

--------------------------------

<16> См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 185 - 186.

Наличие или отсутствие юридически признаваемой законом воли представляемого не является квалифицирующим признаком представительства. На возможность квалификации органов юридического лица в качестве законных представителей обращали внимание в советской литературе еще в первой половине XX в. <17>. Впрочем, в прямом смысле законным представителем может считаться разве что коллегиальный орган участников (учредителей), например общее собрание акционеров, потому что иные органы наделяются полномочиями по решению участников юридического лица, членов иного коллегиального органа (совета директоров) и т.п.

--------------------------------

<17> См.: Вольф В.Ю. Основы учения о товариществах и акционерных обществах. М., 1927. С. 125 - 126; Гражданское право / Под ред. М.М. Агаркова и Д.М. Генкина. Т. 1. М., 1944. С. 148 - 150 (автор раздела - С.Н. Братусь).

2. В доктрине неоднократно подчеркивалось, что отношения юридического лица с лицом, осуществляющим полномочия органа, ничем принципиально не отличаются от взаимоотношений двух самостоятельных субъектов.

Так, Г.В. Цепов справедливо обращает внимание на то, что единоличный исполнительный орган не является частью общества, поскольку противостоит ему в правоотношении по наделению полномочиями действовать от имени общества. При этом автор именует лицо, выполняющее функции директора, особым представителем общества (представителем в широком смысле).

Иногда в литературе также встречается мнение, что если полномочиями органа наделена управляющая компания, то последняя является отдельным субъектом. Однако мы склонны согласиться с теми авторами, которые считают, что нет никаких принципиальных различий между случаями, когда полномочия органа осуществляет физическое или юридическое лицо. Новая редакция ГК РФ в п. 3 ст. 65.3 на этот счет верно указывает: "В качестве единоличного исполнительного органа корпорации может выступать как физическое лицо, так и юридическое лицо". Таким образом, ликвидируются всякие основания для рассуждений об отличии ситуаций, когда полномочия единоличного исполнительного органа осуществляются управляющей компаний, от случаев, когда эти полномочия предоставлены физическому лицу.

3. Довод Д.В. Ломакина о том, что современное отечественное законодательство не признает органы самостоятельными субъектами гражданских отношений со ссылкой на п. 1 ст. 2 ГК РФ, противоречит логике, поскольку выдает следствие за причину. Ведь спор идет о том, можно ли считать органы каким-то особым явлением либо это просто физические или юридические лица, наделенные полномочиями действовать от имени юридического лица. В последнем случае очевидно, что органы и не должны упоминаться как отдельный вид субъектов.

Кроме того, Д.В. Ломакин полагает, что "орган юридического лица нельзя отождествлять с конкретными физическими лицами, из которых он состоит, поскольку факт изменения персонального состава органа сам по себе не влияет на действительность или недействительность юридических действий, совершенных ранее юридическим лицом посредством своего органа" <18>. Развивая эту мысль, он заключает, что возможна ситуация, когда в определенный момент орган юридического лица будет вообще лишен "людского субстрата": например, в период, когда избранный генеральный директор хозяйственного общества умер, а новый еще не избран, такая ситуация не затронет существование самого органа. При этом автор еще раз подчеркивает, что любое физическое лицо - это не сам орган юридического лица, а всего лишь субъект, совершающий действия по исполнению функций такого органа в строгом соответствии с его компетенцией <19>.

--------------------------------

<18> Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 281 - 282.

<19> См.: там же.

Очевидно, что автор отделяет понятие органа от лиц, осуществляющих полномочия этого органа. Следуя логике Д.В. Ломакина, мы придем к понятию органа как объема полномочий, закрепленных за соответствующим органом <20>. Однако это лишь свидетельство терминологической неясности в российской доктрине, где словом "орган" обозначают и лиц, осуществляющих соответствующие полномочия, и область полномочий, закрепленных за органом <21>. Д.В. Ломакин, понимая этот термин как объем полномочий, избегает ответа на вопрос о том, кем же являются лица, осуществляющие полномочия органа, в чем их отличие от представителей?

--------------------------------

<20> Верный момент, который можно усмотреть в этом аргументе, заключается в том, что возможность создания органов в некоторых случаях должна быть предусмотрена уставом (например, коллегиальные органы (правление или наблюдательный совет), дополнительный единоличный исполнительный орган (п. 1 ст. 53 ГК РФ)). В таких случаях можно говорить о том, что наделение лиц полномочиями членов этих органов проходит в два этапа: 1) внесение изменений в устав, где указывается возможность создания такого органа; 2) собственно наделение полномочиями. Однако это не является особенностью корпоративного права. Вполне мыслимо, чтобы в случае множества на стороне представляемых (например, в договоре простого товарищества) они сначала определяли порядок, в котором они будут предоставлять те или полномочия, а затем наделяли полномочиями определенных лиц.

<21> Напротив, Н.В. Козлова указывает, что органами юридического лица являются те физические лица, которые вырабатывают и осуществляют волю от имени юридического лица (см.: Козлова Н.В. Указ. соч. С. 351 - 352). Аналогичную позицию см.: Гражданское право / Под ред. М.М. Агаркова и Д.М. Генкина. С. 148 (автор раздела - С.Н. Братусь); Братусь С.Н. Указ. соч. С. 113 ("...органом являются те живые люди, которые вырабатывают волю общественного образования... органом, с нашей точки зрения, нельзя считать должность, определенную компетенцию и вытекающие из нее действия, которые выполняет должностное лицо").

Иные упомянутые аргументы Д.В. Ломакина также не опровергают представительскую теорию органа. Как известно, прекращение полномочий представителя не лишает юридической силы его действия, произведенные в период наличия таких полномочий (либо даже до момента, когда контрагент узнает о прекращении полномочий представителя (п. 2 ст. 189 ГК РФ)). По этой причине, говоря словами Д.В. Ломакина, "изменение состава органа" не повлияет "на действительность или недействительность юридических действий, совершенных ранее юридическим лицом посредством своего органа" <22>.

--------------------------------

<22> Критику этого аргумента Д.В. Ломакина см.: Вилкин С.С. Гражданско-правовая природа волевых актов коллегиальных органов юридического лица: дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2009. С. 25 (сноска 69).

4. Развернутый перечень аргументов против признания органов представителями был сформулирован в работе В.А. Рясенцева <23>. Часть из них уже подвергалась критике со стороны других авторов. Так, Г.В. Цепов верно замечает, что основание возникновения представительства не относится к числу его существенных признаков <24>. Это опровергает выдвинутый В.А. Рясенцевым довод о том, что орган и представитель разграничиваются по критерию источника легитимации <25>.

--------------------------------

<23> См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 185 - 186.

<24> См.: Цепов Г.В. Указ. соч. С. 187.

<25> См.: Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 185.

Иные доводы В.А. Рясенцева не более убедительны и также могут быть оспорены на том основании, что они не затрагивают каких-либо существенных признаков представительства. Так, автор указывает на то, что органы юридического лица создаются одновременно с образованием юридического лица, а представитель существует как субъект права и до его легитимации. Полагаем достаточным отметить, что момент возникновения полномочий никак не может служить опровержением того, что лицо является представителем.

Другой аргумент ученого заключается в том, что органы не существуют до создания юридического лица. По этому поводу Е.Ю. Горбунов замечает, что такая точка зрения противоречит позиции самого В.А. Рясенцева о том, что орган составляют живые люди <26>. Мы же считаем, что главное возражение заключается в том, что этот аргумент носит известную долю схоластичности. До наделения полномочиями соответствующих лиц еще нет органов юридического лица, что само по себе не может что-то доказывать или опровергать.

--------------------------------

<26> См.: Горбунов Е.Ю. О природе исполнительного органа в контексте теорий юридического лица. С. 13 - 14.

В.А. Рясенцев отмечает, что у органа нет отдельной правоспособности, дееспособности и интересов, отличных от интересов юридического лица. Неясно, на чем автор основывает это утверждение. Скорее это попытка подменить причину следствием. Если орган - это просто уполномоченное лицо (в случае коллегиального органа - несколько лиц), то утверждение В.А. Рясенцева неверно. Практика показывает, что лица, осуществляющие полномочия органов юридического лица, нередко используют свои полномочия против интересов юридического лица <27>.

--------------------------------

<27> Самый яркий пример такого рода - это совершение сделки директором с конфликтом интересов (см., напр.: Постановления ФАС Московского округа от 10.03.2004 N КГ-А40/1065-04; ФАС Западно-Сибирского округа от 15.01.2004 N Ф04/191-2632/А27-2003). Как отмечает А.В. Егоров, в наиболее распространенных организационно-правовых формах (акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью) выручают нормы о сделках с заинтересованностью, но в некоторых таких организационно-правовых формах аналогичных норм нет, и п. 3 ст. 182 ГК РФ мог бы стать неплохим подспорьем в борьбе со злоупотреблениями директоров (см.: Егоров А.В. Комментарий к Постановлению Президиума ВАС РФ от 16.06.2009 N 17580/08. С. 217).

Довод В.А. Рясенцева о том, что директор осуществляет также и фактические действия, тогда как представитель только юридические, может быть опровергнут тем, что совершение юридических действий всегда сопряжено с действиями фактического порядка <28>.

--------------------------------

<28> См.: Антимонов Б.С. Договор поручения // Курс советского гражданского права: отдельные виды обязательств. М., 1954. С. 283 - 284; Егоров А.В. Понятие посредничества в гражданском праве: дисс. ... канд. юрид. наук. М., 2002. С. 155 - 157; Тычинская Е.В. Указ. соч. С. 75.

5. Подводя итог, в качестве общего соображения можно сказать, что, как верно отмечает А.В. Егоров, предпочтение советской доктриной теории "директор-орган" могло иметь и идеологическую подоплеку, поскольку теория фикции юридического лица была заклеймена как буржуазная и в таких условиях представительская теория органа не могла получить серьезной поддержки <29>.

--------------------------------

<29> См.: Егоров А.В. Комментарий к Постановлению Президиума ВАС РФ от 16.06.2009 N 17580/08. С. 219 - 220.

Неубедительность аргументации против позиции "орган-представитель" заставляла некоторых авторов признавать, что орган представляет юридическое лицо. Так, Б.Б. Черепахин указывает, что "...в известном смысле можно считать, что и орган представляет юридическое лицо, которое в его лице совершает правомерные юридические действия: сделки, процессуальные действия и т.д. Однако ни в коем случае нельзя сказать, что орган представительствует от имени юридического лица" <30>. На наш взгляд, такая манипуляция словами не может служить серьезным аргументом и уж точно не позволяет опровергнуть юридическую равнозначность ситуаций "орган-юридическое лицо" и "представитель-представляемый".

--------------------------------

<30> Черепахин Б.Б. Органы и представители юридического лица. С. 472.

Примечательно, что многие авторы, провозглашая принципиальные отличия органа от представителя, тем не менее при разрешении сколько-нибудь значимых практических вопросов допускают применение норм о представительстве по аналогии <31>, что лишний раз заставляет сомневаться в обоснованности существования понятия "орган" как самостоятельной категории.

--------------------------------

<31> См.: Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 284 - 285; Горбунов Е.Ю. О природе исполнительного органа в контексте теорий юридического лица // Вестник гражданского права. С. 19.

Противопоставление представительской и органической теорий

юридического лица в наднациональном европейском

корпоративном праве <32>

--------------------------------

32 См.: Directive 2009/101/EC. URL: http://eur-lex.europa.eu.

В российской литературе получил определенную популярность довод о том, что европейские страны отказались от представительской теории в пользу органической, и такой выбор был отражен в так называемой Директиве о публикациях <33>. Вслед за Е.А. Дубовицкой, озвучившей этот довод, многие авторы использовали его, чтобы доказать, что директор не является представителем <34>.

--------------------------------

<33> См.: Дубовицкая Е.А. Европейское корпоративное право. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2008. С. 109 - 118.

<34> См.: Ломакин Д.В. Указ. соч. С. 278; Горбунов Е.Ю. О природе исполнительного органа в контексте теорий юридического лица. С. 16 - 17.

Думается, что верное само по себе утверждение о том, что в Директиве был сделан выбор в пользу органической теории, не может служить доказательством при обсуждении вопроса о природе органа юридического лица в российском праве. Е.А. Дубовицкая описывала противопоставление представительской и органической теорий применительно к ч. 1 ст. 9 Директивы (в ред., действовавшей до 2009 г.), которая устанавливала, что сделки компании являются действительными, даже если выходят за предмет ее деятельности (ultra vires). Говоря терминами российского права, речь шла о сделках, выходящих за пределы правоспособности юридического лица.

Действительно, применительно к коммерческим организациям европейские правопорядки ушли от принципа специальной правоспособности, поскольку он создавал угрозу для третьих лиц, так как сделка могла быть впоследствии оспорена как выходящая за пределы правоспособности, установленные уставом <35>. Также верно, что в определенном смысле принцип общей правоспособности являлся отходом от представительской теории, в соответствии с которой участники, как и в случае с любым представителем, способны ограничить круг сделок, которые уполномочен совершать директор <36>. Однако отсюда же следует, что переход от представительской теории к органической подразумевает прежде всего переход к принципу общей правоспособности. С точки зрения института представительства это означает, что директор обладает полномочиями на совершение любых сделок от имени компании.

--------------------------------

<35> См.: Cahn A., Donald D.C. Comparative company law: text and cases on the laws governing corporations in Germany, the UK and the USA. Cambridge, 2010. P. 313 - 315.

<36> См.: Roth G.H., Kindler P. The Spirit of Corporate Law. Core Principles of Corporate Law in Continental Europe. Munchen, 2013. P. 77 - 78.

Полагаем важным отметить, что объем полномочий (круг сделок, на заключение которых уполномочен директор) никак не может служить квалифицирующим признаком представительства, по крайней мере применительно к российскому праву (п. 1 ст. 182 ГК РФ). Поэтому утверждение, что директор является органом, означает лишь то, что, условно говоря, он всегда в силу закона обладает "генеральной доверенностью".

При принятии Директивы особый акцент был сделан на разделении отношений с лицами, осуществляющими полномочия органов, на внутренние (между компанией и органом) и внешние (с третьими лицами) <37>. При этом во внешних отношениях орган не связан никакими ограничениями <38>.

--------------------------------

<37> Отмечается, что это стало победой германской доктрины, тогда как для права большинства других стран такое разделение не было характерным (см.: Grundmann S. European Company Law: Organization, Finance and Capital Markets. ed. Antwerp, 2012. P. 158). О принципе разделения отношений с представителем на внутреннюю и внешнюю стороны см. также: Цвайгерт К., Кетц Х. Сравнительное частное право: в 2 т. Т. I. Основы. Т. II. Договор. Неосновательное обогащение. Деликт / пер. с нем. М., 2010. С. 434 - 435; Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 226 - 234; Варул П.А. Представительство и полномочия // Очерки по торговому праву. Вып. 15. Ярославль, 2009. С. 76 - 79; Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Обоснование полномочия добровольного представителя // Очерки по торговому праву. Вып. 17. Ярославль, 2010. С. 25 - 27.

<38> Если выражаться более точно, обсуждаемая Директива вовсе не исключает возможность ограничивать круг полномочий органа, а лишь устанавливает, что такие ограничения могут иметь место только в соответствии с национальными законами государств - членов ЕС, а также оговаривает необходимость защиты добросовестных третьих лиц. В соответствии с абз. 1 ч. 1 ст. 10 Директивы ограничения полномочий органа могут вытекать из национального закона (например, в большинстве стран слияние осуществляется только с согласия участников компании). В соответствии с абз. 2 ч. 1 ст. 10 Директивы национальным законом может быть установлено, что компания не будет связана действиями органа, выходящими за пределы предмета деятельности компании, закрепленного в учредительном документе, если будет подтверждено, что третье лицо знало о превышении органом своих полномочий или обстоятельства дела были таковы, что такое лицо не могло не знать об этом; при этом уточняется, что само по себе раскрытие учредительного документа не является достаточным доказательством осведомленности третьего лица об ограничении полномочий. Согласно ч. 3 ст. 10 Директивы национальный закон может допустить, что действовать от имени общества могут только все члены органа вместе, при этом соответствующее ограничение может быть противопоставлено третьим лицам при условии, что оно было надлежащим образом раскрыто в публичном реестре. В силу ч. 2 ст. 10 Директивы ограничение, установленное учредительным документом или решением компетентного органа, не может быть противопоставлено третьим лицам, даже если было раскрыто (см.: Grundmann S. Op. cit. P. 158 - 161). Как утверждает Ш. Грундман, автор одного из наиболее авторитетных трудов о наднациональном европейском корпоративном праве, несмотря на категоричность правил о неограниченных полномочиях органа все европейские правопорядки, в том числе Германии, предусматривают исключения для случаев, когда ограничения, установленные учредительным документом, были известны третьему лицу. Сюда относятся в первую очередь случаи сговора директора с противоположной стороной сделки - коллюзии (Ibid. P. 159, 162). Отмечается, что в Германии такого рода исключения были развиты исходя из принципа доброй совести (см.: Ault H.J. Harmonisation of Company Law In The European Economic Community // Hastings Law Journal. 1968 - 1969. Vol. 77. P. 102 (fn. 99)).

Подводя итог, мы можем сделать вывод, что так называемый выбор в пользу органической теории подразумевал закрепление принципа общей правоспособности и разделение отношений с органом на внешние и внутренние. Все это вполне укладывается в общее понятие представительства, закрепленное в российском праве (п. 1 ст. 182 ГК РФ). Поэтому едва ли правильно ссылаться на обсуждаемую Директиву в том смысле, что она отрицает за членами органа статус представителей.

Более того, в ст. 9 Директивы (ст. 8 Директивы в ред. до 2009 г.) понятие органа раскрывается через лиц, которые уполномочены представлять компанию ("the persons who, as an organ of the company, are authorised to represent it").