новая папка 2 / 48832

Бушуют волны на реке,

Зарница блещет вдалеке,

Итучи месяц застилают,

Ина туманных небесах,

Как бы забыты в облаках,

Две только звездочки мелькают.

Увы, душа ее мрачней Осенних бурь и мглы ночей!

Она у волн в раздумье села,

Склонила на руку лицо,

На Днепр, вздохнувши, посмотрела,

Сняла венчальное кольцо: "Свершилось всё, навек свершилось!

Истрашной клятвой, с новым днем,

Япоклянусь пред алтарем

Забыть всё то, чем сердце билось.

Кольцо мое... залог живой Меж: праха милого и мной,

Тебя ждала моя могила!

В тебе страдальца я любила,

И небесам (творец, прости!)

Кольца печали и любви В безумстве я б не уступила;

Но он, он сам в чудесном сне,

Он в эту ночь являлся мне;

Он мне сказал: "Покинь земное!

В любви есть тайное, святое,

Ей нет конца; и там я твой!"

То был не сон. И томны очи Искали небо в мраке ночи

Снадеждой, страхом и тоской;

Ибыло всё покрыто мглой.

Но вдруг из облака густого Над рощей месяц засиял;

Он так светил, он так играл,

Как радость сердца молодого;

Имрак ночной пред ним исчез,

Ина краю родных небес

Опять две звездочки мелькнули -

И в ярком свете утонули. "О, так и мы, душа с душой,

Утонем в радости святой!"

Иверой грудь ее дышала,

Ижертва тайная в мечтах...

Она кольцо к устам прижала...

Оно блестит, оно в волнах...

Вволнах! Но что ж? Рукой дрожащей

Впорывах сердца своего

Она из-под волны шумящей Хотела выхватить его;

Уже рука меж вод скользила;

Но руку, тихо заструясь,

Волна холодная отбила,

И, может быть, в последний раз,

Но слезы хлынули из глаз...

Имеж кустов тропинкой мшистой Она пошла к горе крутой

Искрылась вдруг в дали тенистой,

Как некий призрак гробовой.

13

Звон громкий, ветром разносимый,

Сзывает киевлян во храм:

Навек сегодня в жертве зримой Земное горе честной схимой Передается небесам.

И стар и млад с душой смятенной Идут смотреть обряд священный;

Все разом набожной толпой Теснятся в монастырь святой.

Как на стенах его высоких,

На мхом подернутых зубцах,

На переходах, на столбах Видна печать времен далеких!

Века исчезли, храм стоит,

Стоит незыблемый, огромный,

И сам, как вечность, тайный, темный.

Граненый ряд чугунных плит,

Под коим тлеет прах могильный;

Старинной живописи вид,

Одета длинной власяницей,

И лик под черной пеленой,

Она вошла; уже гробницей Взята от прелести мирской;

Стремяся к жертве невозвратно,

Посту, трудам обречена,

Перед налоем троекратно Распростиралася она;

Но, искушая страшной долей,

Ее спросил святой отец,

Стяжает волей иль неволей Суровый инокинь венец;

Он рек, да сердца правотою Отвергнет яд лукавых стрел,

Что вечный огнь ей будет мздою Иль светлый ангельский удел;

И за нее святые девы Молитвы теплые творят;

Уже раскаянья напевы К судье доступному летят.

_Что я? Кто я? Изгнанник рая.

В греховной бездне утопая,

Что жизнь и разум, и краса?

Цветок увядший, дым, роса.

Но он своей щедроты бездной,

Он, милосердый царь надзвездный,

Услышит вопль мой, он меня Спасет от вечного огня_.

Но вот и ножницы блеснули,

Невольно в храме все вздрогнули;

И старец их пред ней держал. "Возьми и даждь ми", - он сказал.

Она свой взор на них склонила,

Взяла и старцу возвратила;

В другой раз тоже, в третий раз...

Вдруг стон... И в храме раздалась Толпа - и отрок неизвестный,

Дрожащий, как она, прелестный,

Не смея воли дать словам,

Бежит... упал к ее ногам,

Целует, облил их слезами...

Увы, что с ней! Кто зрит сердца,

Тот видел всё; она очами Искала образа; с лица Холодный пот, как град, катился;

Но взор на образ устремился:

Безмолвно отрока она,

Душой молясь, благословляет И старцу ножницы вручает.

Он взял, - и жертва свершена;

И кудри темные, густые Летят на плиты гробовые;

Ипояс крепкий правоты,

Ириза дивная нетленья,

Ипокрывало чистоты,

Изнак блестящий искупленья -

Ей всё дано; она вняла,

Что мудрость вечная рекла: "Кто хочет царствия Христова,

Блаженства отрекись земного,

Ичрез долину слез и бед

Скрестом гряди ему вослед!"

Сей путь ее: и, ангел новый,

На небеса уже готовый,

Она стоит пред алтарем В руке с таинственным крестом.

_В житейском море зря волненье,

От бури гибельных страстей

Япритекла искать спасенья

Утихой пристани твоей_.

И ты, о свет незаходимый,

Божественный, непостижимый,

Отрада чистая сердец,

Небесный страждущих отец!

Привлек ты к пристани надежной Разбитый челн грозой мятежной;

Ты отдал жизнь, ты усладил,

Мечтанье правдой озарил;

И днесь в восторге упоенья,

Благословляя дни мученья,

К блаженству расцветая вновь,

Она уж там, где нет страданья,

Где брошен якорь упованья,

Где ты, и вечность, и любовь!

15

Летая думой вдохновенной В заветный мрак минувших дней,

Опять узнал мой дух смятенный Тревогу томную страстей.

Хоть светлый призрак жизни юной Печаль и годы унесли, -

Но сердце, но мечты, но струны?

Они во мне, со мной, мои.

Я вспомнил ночь, когда, томимый Тоской, ничем не отразимой,

В Печерской лавре я сидел Над той спокойною могилой,

Надеждам страшной, сердцу милой,

В которой прах священный тлел;

Она душе была порукой Неверной радости земной, -

И тень Натальи Долгорукой

Во тме носилась надо мной...

Примечание: Княгиня Наталья Борисовна Долгорукая была дочь фельдмаршала

графа Бориса Петровича Шереметева, знаменитого полководца во времена Петра I. Судьба князей Долгоруких, пользовавшихся необыкновенною доверенностию

императора Петра II, известна из российской истории. (Прим. И. И. Козлова.)