новая папка 2 / 18069

АФИНЕЙСКОМУ ВИТЯЗЮ

Сидевша об руку царя Чрез поприще на колеснице,

Державшего в своей деснице С оливой гром, иль чрез моря Протекшего в венце Нептуна, Или с улыбкою Фортуна Кому жемчужный нектар свой Носила в чаше золотой —

Блажен! кто путь устлал цветами

Иокурил алоем вкруг,

Илиры громкими струнами Утешил, бранный славя дух.

Испытывал своих я сил

Ипел могущих человеков; А чтоб вдали грядущих веков

Ярчей их в мраке блеск светил

Ия не осуждался б в лести,

Для прочности к их громкой чести Примешивал я правды глас, — Звучал моей трубой Парнас.

Но, ах! познал, познал я смертных, Что и великие из них Не могут снесть лучей небесных:

Мрачит бог света очи их.

Так пусть фортуны чада, Возлегши на цветах,

Среди обилий сада, Курений в облаках, Наместо чиста злата, Шумихи любят блеск; Пусть лира таровата Их умножает плеск, — Я руки умываю И лести не коснусь;

Власть сильных почитаю, — Богов в них чтить боюсь.

Я славить мужа днесь избрал, Который сшел с театра славы, Который удержал те нравы, Какими древний век блистал; Не горд — и жизнь ведет простую, Не лжив — и истину святую, Внимая, исполняет сам; Почтен от всех не по чинам;

Честь, в службе снисканну, свободой Не расточил, а приобрел; Он взглядом, мужеством, породой, Заслугой, силою — орел.

Снискать я от него Не льщусь ни хвал, ни уваженья;

Из одного благодаренья, По чувству сердца моего, Я песнь ему пою простую, Ту вспоминая быль святую, В его как богатырски дни, Лет несколько назад, в тени

Премудрой той жены небесной, Которой бодрый дух младой Садил в Афинах сад прелестный, И век катился золотой, —

Как мысль моя, подобно Пчеле, полна отрад, Шумливо, но не злобно Облетывала сад

Предметов, ей любезных, И, взяв с них сок и цвет,

Искусством струн священных Преобращала в мед, — Текли восторгов реки Из чувств души моей; Все были человеки В стране счастливы сей.

На бурном видел я коне В ристаньи моего героя; С ним брат его, вся Троя,

Полк витязей являлись мне! Их брони, шлемы позлащенны, Как лесом, перьем осененны,

Мне тмили взор; а с копий их, с мечей Сквозь пыль сверкал пожар лучей; Прекрасных вслед Пентезилее Строй дев их украшали чин; Венцы Ахилла мой бодрее Низал на дротик исполин.

Язрел, как жилистой рукой Он шесть коней на ипподроме

Вмиг осаждал в бегу; как в громе Он, колесницы с гор бедрой Своей препнув склоненье, Минерву удержал в паденье;

Язрел, как в дыме пред полком

Он, в ранах светел, бодр лицом, В единоборстве хитр, проворен, На огнескачущих волнах Был в мрачной буре тих, спокоен, Горела молния в очах.

Его покой — движенье, Игра — борьба и бег, Забавы — пляска, пенье И сельских тьма утех Для укрепленья тела. Его был дом — друзей.

Кто приходил для дела —

Не запирал дверей; Души и сердца пища Его — несчастным щит; Не пышные жилища — В них он был знаменит.

Я зрел в ареопаге сонм Богатырей, ему подобных, Седых, правдивых, благородных, Весы державших, пальму, гром. Они, восседши за зерцалом, В великом деле или малом,

Не зря на власть, богатств покров, Произрекали суд богов; А где рукой и руку мыли,

Желая сильному помочь, — Дьяки, взяв шапку, выходили С поклоном от неправды прочь.

Тогда не прихоть чли — закон; Лишь благу общему радели; Той подлой мысли не имели, Чтоб только свой набить мамон. Венцы стяжали, звуки славы, А деньги берегли и нравы,

Ивсякую свою ступень Не оценяли всякий день;

Хоть был и недруг кто друг другу, — Усердие вело, не месть:

Умели чтить в врагах заслугу

Иотдавать достойным честь.

Тогда по счетам знали, Что десять и что ноль; Пиявиц унимали, На них посыпав соль;

В день ясный не сердились, Зря на небе пятно,

Афинейскому витязю (стр. 240). Впервые — Изд. 1808 г., т. 2, стр. 76. Посвящено гр. А. Г. Орлову-Чесменскому (1737—1808). Ода написана в духе од древнегреческого поэта Пиндара (в рукописи названа «пиндарической»), воспевавшего победителей на Олимпийских играх. С этим связано и сопоставление А. Г. Орлова, славившегося своей силой и ловкостью, с древнегреческим атлетом — афинейским витязем.

Чрез поприще на колеснице. В 1762 г. Орлов вывез Екатерину II из Петергофа, где она была под присмотром, в Петербург. Там гвардейские полки присягнули ей.

Протекшего в венце Нептуна. Во время первой русско-турецкой войны Орлов командовал русским флотом. За разгром турецкого флота под Чесмой ему был присвоен титул «Чесменский».

Носила в чаше золотой. — «т. е. кому благоприятствовало счастие» (Об. Д., 667).

Примешивал я правды глас... Мрачит бог света очи их. «Читатели могут заметить, что во всех сочинениях автора множество правды и нравоучения». «Правда глаза колет: сколь ни хвалили его сочинения, но многим они были весьма неприятны, для чего он и терпел довольно неприятностей» (Об. Д., 667).

Шумихи любят блеск. «Это относится на всех любимцев императрицы, а паче на последнего, кн. Зубова, которые иногда и дрянные сочинения предпочитали лучшим, когда в первых их хвалили» (Об. Д., 668).

Который сшел с театра славы. Орлов вышел в отставку в 1774 г.

Из одного благодаренья. «Автор был уже сенатором и до отставного гр. Орлова не имел никакого дела, но написал сию похвалу ему из чувствования одной благодарности за то, что когда первый был гвардии Преображенского полка майором, а последний в том полку солдатом, то он ему, пришед без всякой протекции, сказал, что он обижен, что моложе его произвели в капралы, а он остается <рядовым>; то граф тотчас произвел его в капральский чин; сие было 1762 в Москве» (Об. Д., 668).

В его как богатырски дни. Т. е. до того, как Орлов вышел в отставку. Тут и далее (почти до конца оды) в ряде строк и строф Державин противопоставляет «первоначальные дни царствования— Екатерины II», когда, с его точки зрения, «как двор состоял, гвардия, так и сенат из людей видных, крепких как духом, так и телом» (Об. Д., 668), последующему периоду, когда руководить государством стали люди, подобные последнему фавориту императрицы, Платону Зубову, и его окружению.

На бурном видел я коне и далее. В этой строфе говорится о петербургской «карусели» (турнире) 14 июня 1766 г., предпринятой для того, чтобы «несколько развлечь россиян, между которыми начинали обнаруживаться неудовольствие и волнение» (см. Грот, 1, 767). Устроена карусель была по предложению Орловых. «Карусель» состояла из нескольких «кадрилей»; Григорий Орлов (фаворит императрицы) предводительствовал «римской кадрилью», Алексей — «турецкой» (Троя — город в Малой Азии, т. е. в Турции).

Пентезилея — царица амазонок, племени воинственных женщин (см. «Илиаду» Гомера). «С нею сравниваются здесь те девицы и дамы, которые были в кадрили, ездили на колесницах и снимали дротиками венцы» (Об. Д., 668).

Он шесть коней на ипподроме. Алексей Орлов отличался легендарной физической силой: он «мог удерживать шесть лошадей, скачущих во весь опор в колеснице, схватя оную за колесо» (Об. Д., 668).

Минерву удержал в паденье. «Гр. Орлов спас императрицу Екатерину от неизбежной смерти, когда в Царском селе на устроенных деревянных высоких горах катилась она в колеснице и выпрыгнуло из колеи медное колесо: граф, стоя на запятках, на всем раскате, спустя одну ногу на сторону, куда упадала колесница, а рукой схватясь за перилы, удержал от падения оную» (Об. Д., 669).

Его покой движенье и т. д. Орлов любил русские народные игры, пляски, песни, кулачный бой, бег, скачки и т. п. и был радушным хозяином.

Дьяки, взяв шапку, выходили. «10-я строфа изображает того времени сенаторов твердых и благородных истиною, в числе коих и брат Орлова граф Федор Григорьевич был прокурором. Хотя тогда бояре как человеки также хотели иногда помогать друг другу, но обер-секретари, взяв шапку, выходили с поклоном из присутствия, не подписав несправедливого приговора. Будучи в чрезвычайной силе, Орловы однако ж никогда не вмешивались в не принадлежавшие до них дела. С сего куплета начинается тонкая критика или ирония на последние дни правления императрицы, когда она от старости уже ослабла» (Грот, 9, 249).

Мамон. Маммона — бог богатства у древних. Здесь употреблено в значении «богатство», «состояние», «карман».

Пиявиц унимали. Державин считает, что в начале царствования Екатерины II «взятки строго наказаны были»; например, калужский воевода Мясоедов за взятки был привязан к позорному столбу, «а под конец царствования так послаблено сие злоупотребление, что можно сказать: на словах запрещалось, а на деле одобрялось» (Об. Д., 670).

Кубарить не любили. См. выше, стр. 379.

Тогда Кулибинский фонарь и т. д. Кулибин И. П. (1735—1818) — выдающийся русский самоучка механик. Известный «фонарь» его отличался тем, что светил на далекое расстояние от одной свечи, причем чем ближе к фонарю, тем слабее был свет. Этим сравнением Державин намекает на некоторых вельмож конца царствования Екатерины II, занимавших высокие государственные должности, но совершенно не пригодных к ним, например на генерал-прокурора сената А. Н. Самойлова, «который по фавору употреблен был во многие должности, будучи совсем неспособен, что время доказало» (Об. Д., 670). Самойлов был родственником Г. А. Потемкина, стал генерал-прокурором уже после смерти Потемкина и вскоре после того, как тяжело заболел бывший генерал-прокурор кн. А. А. Вяземский. Был уволен с должности генерал-прокурора вскоре по вступлении на престол Павла I.

Опрись о них, и — не солома. «Т. е. были подпорой государства люди твердые и не так, как Зубов, в то время подобный соломе, которая тотчас гнулась, кто на нее опирался, ибо часто случалось, что сам, приказывая что, не мог того поддерживать» (Об. Д., 671).

И ты, о милый Вакх! «Бог винограда и веселий, ибо гр. Орлов любил иногда русские увеселения» (Об. Д., 671).

Комментарий Я. Грота

Графу Алексею Григорьевичу Орлову, которого, по доблести его, по красоте, атлетической силе и ловкости, поэт представляет себе в виде древнего Грека.

В рукописи эта ода, как написанная в подражание славному фивскому лирику, названа пиндарической, и временем ея сочинения показан сентябрь 1796 г. (22 числа было коронование императрицы). Подражание Пиндару не ограничивается духом и содержанием оды, но распространяется в некоторой степени и на форму ея: от начала до конца она состоит из отделов, которые идут один за другим по три, как строфа, антистрофа и эпод. Впоследствии Державин перевел две оды Пиндара (см. под 1800 и 1804 г.). Желая воспеть графа А. Г. Орлова, он очень кстати вспомнил о Пиндаре, с героями которого, победителями на греческих играх, этот увенчанный лаврами атлет и любитель конских ристалищ представлял большое сходство, так что на него могли быть перенесены без всякой натяжки многие выражения Пиндара.

Граф Орлов-Чесменский (род. 1737 г.), третий из знаменитых пяти братьев, придававших такой блеск двору Екатерины II в первое время ея царствования, удалился в Москву после того, как брат его князь Григорий утратил свое значение, и жил там (под Донским монастырем) до самой смерти своей в 1808. В начале второй турецкой войны императрица предлагала графам Алексею и Федору принять снова участие в военных действиях на море, но по получении от них ответа она писала Потемкину 13 января 1788:

«Графы Орловы отказались ехать во флот, а после сего письменного отрицания по причине болезни, гр. Алексей Григорьевич сюда приезжал и весьма заботился о сем отправлении флота и его снабдении; но как они отказались от той службы, то я не рассудила за нужно входить уже во многих подробностей, но со всякой учтивостью отходила от всяких объяснений, почитая за ненужное толковать о том с неслужащими людьми. Потом просил пашпорт ехать за границу к водам, но не взяв оный уехал к Москве» (П. Лебедева Материалы).

Страстный охотник до лошадей и владетель знаменитых конских заводов, гр. Алексей Орлов, живя в этом городе, каждое воскресенье тешил народ перед своим домом скачками или бегами (Ср. выше, стр. 137, примеч. 13 к Фелице). По словам биографа его, Ушакова[22]), ряд домов, занятых Орловыми в Москве, «составил целую новую улицу, представлявшую редкое сочетание красот природы с прелестями вымысла, вкуса, богатства и ума». Лучшею характеристикой московской жизни Орлова может служить следующий отрывок из Записок современника (Жихарева, стр. 88), описывающий эпизод гулянья в Сокольниках 1 мая 1805 года: «... Вдруг толпа зашевелилась, и радостный крик: «Едет! едет!» пронесся по окрестности... Впереди, на статном, фаворитном коне своем, Свирепом, как его называли, ехал граф Орлов в парадном мундире и обвешанный орденами. Азиятская сбруя, седло, мундштук и чапрак были, буквально, залиты золотом и украшены драгоценными каменьями. Немного поодаль на прекраснейших серых лошадях ехали дочь его (известная Анна Алексеевна, кончившая дни в Юрьевом монастыре) и несколько дам, которых сопровождали А. А. Чесменской (побочный сын графа), А. В. Новосильцов, И. Ф. Новосильцов, кн. Хилков, Д. М. Полторацкий и множество других неизвестных мне особ. За ними следовали берейторы и конюшие графа, не менее сорока человек, из которых многие имели в поводу по заводной лошади в нарядных попонах и богатой сбруе. Наконец потянулись и графские экипажи, кареты, коляски и одноколки, запряженные цугами и четверками одномастных лошадей... Сказывают, что граф и не одним своим богатством и великолепием снискал любовь и уважение Москвичей, что он доступен, радушен и, как настоящий русский барин, пользуясь любимыми своими увеселениями, обращает их также в потеху народа и как будто разделяет с ним преимущества, судьбою ему предоставленные». На другой день была блестящая скачка,

после которой перед беседкою гр. Орлова пели и плясали цыгане. «По окончании всех этих проделок граф сел с дочерью в подвезенную одноколку, запряженную четырьмя гнедыми скакунами в ряд, ловко подобрал вожжи и, гикнув на лошадей, пустился во весь опор по скаковому кругу и, обскакав его два раза, круто повернул на дорогу к дому и исчез, как ураган какой. Смотря на этого, до сих пор еще могучего витязя, я вспомнил стихи к нему Державина».

Ода Афинейскому витязю напечатана в издании 1808 г., ч, II, XXI.

Содержание приложенных рисунков: 1) Под сению мира покоится поэт; играя на лире, он поет военную песнь и следит за орлом, парящим к солнцу и указывающим путь к праведной славе; 2) Гений мира, сложив орудия свои у подножия простого жертвенника, совершает на нем возлияние, при чем Марсов шлем служит ему чашею (Об. Д.). — Из другой рукописи, писанной рукою В. Капниста, видно, что сперва предполагалось сделать к этой оде другие рисунки, и именно: «1) Представить ристалище, на котором Минерва с высоты по отлогости катится на колеснице: одно из ея колес сошло с места, колесница клонится, и опасное падение кажется неизбежно. Но витязь, мускуловатою рукою схватив колесо, поддерживает богиню с опасностию собственной жизни. 2) Два борца в полном действии их членов». В третьей рукописи выражено еще другое предположение: «Приделать у орла медальон с силуэтом графа».

1.Блажен, кто путь устлал цветами. — Расположение периода в этой строфе затрудняет понимание ея; вот естественный порядок слов: «Блажен, кто устлал цветами путь сидевшего об руку царя» и т. д. Стих Чрез поприще на колеснице относится к переезду Екатерины с графом А. Г. Орловым из Петергофа в Петербург (Об. Д.). Словами Притекшего в венце Нептуна означаются подвиги Орлова на море в первую турецкую войну.

2.Примешивал я правды глас. — Здесь слово правда употреблено отчасти в смысле нравоучения, уроков мудрости, с которыми поэт часто обращался к тем, кого хвалил. К последнему стиху строфы он присоединил примечание: «Правда глаза колет: сколь ни хвалили его сочинения, но многим они были весьма неприятны, для чего он и терпел довольно неприятностей» (Об. Д.).

3.Шумихи любят блеск. — Это относится ко всем любимцам императрицы — особенно же к последнему из них, графу Зубову, — «которые иногда и дрянные сочинения предпочитали лучшим, когда в первых их хвалили» (Об. Д.).

4.Из одного благодаренья. — «Автор был уже сенатором и до отставного графа Орлова не имел никакого дела», но помнил добро, которое тот сделал ему в начале его поприща. Еще при Петре III оба встретились в преображенском полку, где Державин был солдатом, а Орлов майором. Обойденный при производстве товарищей в унтер-офицеры, наш будущий поэт за несколько дней до наступления нового царствования отправился к своему майору с просьбой и был произведен в капралы (Об. Д. и Записки его).

5.В его как богатырски дни. — В первоначальные дни царствования Екатерины, когда двор, гвардия и сенат состояли из людей видных, крепких, как духом, так и телом (Об. Д.).

6.Которой бодрый дух младой и проч. — «Императрица Екатерина, будучи молода, имела дух мужественный: решась взойти на престол, сама предводительствовала гвардией и была каждую неделю раза по два в сенате, слушая и реша сама все дела, в первые годы ея царствования» (Об. Д.).

7.На бурном видел я коне и проч. — Вся эта строфа посвящена воспоминанию о знаменитом каруселе, бывшем на дворцовой площади (перед Зимним дворцом) 14 июня 1766 года и устроенном «по предложению графов Орловых, как искусных ездоков», говорит Державин (Об.). На этом каруселе увидели не только всадников в боевых доспехах, но и «дам благородных в броне военной на колесницах, по древнему обыкновению каждого народа устроенных... Одеянье кавалеров богато блистало драгоценными каменьями, но на дамских уборах сокровища явились неисчетные» (Спб. Ведомости 1766 г., 27 июня, № 51). Григорий Орлов предводительствовал римскою кадрилью, а Алексей — турецкою. К этому же пышному торжеству относится 21 строфа в Изображении Фелицы (см. выше, стр. 280, примеч. 18.). В Жизни графа А. Г. ОрловаЧесменского, соч. С. Ушаковым (Спб. 1811, ч. I, стр. 7), упомянуто о слухе, что причиною учреждения каруселя было желание «несколько развлечь Россиян, между которыми начинали обнаруживаться неудовольствие и волнение».

8.Прекрасных вслед Пентезилее. — С этой амазонской царицей, сражавшейся против Греков за Приама и наконец побежденной Ахиллом, «сравниваются здесь те девицы и дамы, которые были в кадрили, ездили на колесницах и снимали дротиками венцы» (Об. Д.). Считаем нелишним пояснит, что естественный порядок слов в двух последних стихах 7-й строфы был бы следующий: «Мой исполин, бодрее Ахилла, низал на дротик венцы».

9.Минерву удержал в паденье. — «Граф Орлов мог удерживать шесть лошадей, скачущих во весь опор в колеснице, схватя оную за колесо». Он спас императрицу Екатерину от неизбежной смерти, когда на устроенных в Царском Селе* высоких деревянных горах она катилась в колеснице и медное колесо выскочило из колеи. Граф Орлов, стоя на запятках, на всем раскате спустил ногу на ту сторону, где была опасность, а рукой схватился за перила и таким образом удержал колесницу (Об. Д.).

* В Царском Селе со времен Елисаветы Петровны была каменная катальная гора, подобная существующей до сих пор в Ораниенбауме. Около того же места, близ турецкой киоски, вдоль нынешних березовых аллей устроены были при Екатерине II деревянные горы, продолжавшиеся через пруд на сваях до залы на острову, — средняя прямая, а две боковые овальные с перекатами; в 1777 году было повелено снимать их (Георги-Безак, Опис. Спб., ч. III, стр 694, и Яковкина Описание Села Царского. стр. 118).

10.Он, в ранах светел, бодр лицом и проч. — В семилетнюю войну гр. Орлов, в то время еще весьма молодой офицер, был ранен и перенес боль с великим хладнокровием. Выражение «на огнескачущих волнах» относится к подвигу при Чесме (Об. Д.).

11.Его покой — движенье и проч. — «В сем куплете описывается образ жизни графа Орлова, т. е. что он любил простую русскую жизнь, песни, пляски и все другие забавы простонародные, так что обращался с друзьями без церемонии и быль благотворителен» (Об. Д.). Это свидетельство подтверждает и биограф графа А. Г. Орлова, говоря, что он «истинно любил все коренное русское», что «дыша, так сказать, русским, он любил до страсти все отечественные обряды, нравы и веселости. Бойцы, борцы, силачи, песельники, плясуны, скакуны и ездоки на лошадях, словом, все, что только означало мужество, силу, твердость, достоинство и искусство Русского, стекалось в дом его» (С. Ушакова Жизнь Орлова, ч. II, стр. 104). Тут же упоминается о его благотворительности: «он полагал первейшим своим удовольствием даже предупреждать просьбы ищущих его покровительства».

12.Я зрел в Ареопаге сонм. — Выше (примеч. 6) сказано, что в сенате были люди мужественные, производившие дела, по тогдашнему времени, с возможною справедливостью и бескорыстием (Об. Д.).

13.Дьяки, взяв шапку, выходили. — «В инструкции дьяков, или обер-секретарей, сказано, чтоб они объясняли сенаторам законы, а когда те не послушают, то, не подписав определения, репортовали бы по своей команде, и потому при Петре Великом нередко случалось, что обер-секретари, увидев несправедливую резолюцию, данную сенаторами,

— взяв шапку и поклонясь присутствующим, выходили из сената» (Об. Д.). Поэт, чувствуя несообразность слов: за зерцалом и дьяки рядом с названием Ареопага, отметил в одной рукописи против первого: «На греческом языке сказано: за скрижалями, или перед доской, где законы были написаны», а против последнего: «На греческом — письмоводцы». В Объяснениях прибавлено, что при Ареопаге были чиновники подобные дьякам.

14.Чтоб только свой набить мамон. — Слово мамон употреблено здесь вместо карман на том основании, что в евангельском изречении: «Не можете служить Богу и мамоне» (Ев. Матфея, VI, 24) под словом этим должно разуметь корыстолюбие (Об. Д.) или, вернее, земное богатство.

15.А деньги берегли и нравы. — «При начале царствования императрицы весьма скупы были в государственных делах на деньги и держались крепко русских нравов. Князь Вяземский, быв генерал-прокурором, то и другое рачительно наблюдал до 1780 года, в который нашел князь Потемкин чрез купца (?) Фалеева (ср, выше, стр, 452)* услужить ему на Днепре деревнями, склонил его к своей партии, и с тех пор приметно час от часу слабее стала наблюдаться экономия и правосудие» (Об. Д.).

* «Некоторые из современников Потемкина полагали, будто он действовал под непосредственным влиянием Попова и Фалеева, содержавшего винный откуп в Крыму» (С. Глинки Русск. Чтение, ч. I, стр. 80).

16. ... Не оценяли всякий день. — «За заслуги свои никто не осмеливался требовать награждения, так как и автор, написавший должность экспедиции государственных доходов (Зап. Д., Р. Б., стр. 236) и инструкции о размежевании в Саратове земель и рассмотря множество больших дел, не требовал никакого награждения и награжден не был; а после между министров вошло в обычай, что за безделку, как то например за сделанный откуп и другие неважные работы, докучали о награждениях и получали оные иногда в году не один раз» (Об. Д.)!

17.Пиявиц унимали и проч. — Под этим разумеется, что взятки строго наказывались в первые годы царствования императрицы, наприм. в Калуге воевода Мясоедов привязан был к позорному столбу; «а под конец царствования так было послаблено сие злоупотребление, что, можно сказать, на словах запрещалось, а на деле поощрялось» (Об. Д.). Из последнего замечания видно, что в этой и следующих строфах Державин противопоставляет между собой начало и конец царствования Екатерины II. Ср. сказанное по этому же предмету в Записках его (Р. Б., стр. 387).

18.Зря на небе пятно. — «В дни благополучные, когда предусматривалась какая-нибудь опасность, то не сердились за то, что о ней докладывали; но подбирали паруса, как делают мореходцы, завидя черное пятно или малое облако, называемое коровьим глазом» (Об.

Д.).