новая папка 2 / 18329

НА УМЕРЕННОСТЬ

Благополучнее мы будем, Коль не дерзнем в стремленье волн,

Ни в вихрь, робея, не принудим Близ берега держать наш чёлн. Завиден тот лишь состояньем, Кто среднею стезей идет, Ни благ не восхищен мечтаньем, Ни тьмой не ужасаем бед; Умерен в хижине, чертоге, Равен в покое и тревоге.

Собрать не алчет миллионов, Не скалится на жирный стол; Не требует ничьих поклонов И не лощит ничей сам пол;

Не вьется в душу к царску другу, Не ловит таинств и не льстит; Готов на труд и на услугу, И добродетель токмо чтит.

Хотя и царь его ласкает, Он носа вверх не поднимает.

Он видит, что и дубы мшисты Кряхтят, падут с вершины гор, Перун дробит бугры кремнисты И пожигает влажный бор.

Он видит: с белыми горами Вверх скачут с шумом корабли; Ревут и черными волнами Внутрь погребаются земли; Он видит — и судьбе послушен, В пременах света равнодушен.

Он видит — и, душой мужаясь,

Внесчастии надежды полн; Под счастьем же, не утомляясь,

Вбеспечный не вдается сон; Себя и ближнего покоя, Чтит бога, веру и царей;

Царств метафизикой не строя,

Смеется, зря на пузырей, Летящих флотом к небу с грузом,

И вольным быть не мнит французом.

Он ведает: доколе страсти Волнуются в людских сердцах,

Нет вольности, нет равной части Царю в венце, рабу в цепях; Несет свое всяк в свете бремя, Других всяк жертва и тиран, Течет в свое природа стремя; А сей закон коль ввек ей дан,

Коль ввек мы под страстьми стенаем, Каких же дней златых желаем?

Всяк долгу раб. Я не мечтаю На воздухе о городах; Всем счастливых путей желаю

К фортуне по льду на коньках. Пускай Язон с Колхиды древней Златое сбрил себе руно, Крез завладел чужой деревней,

Марс откуп взял, — мне всё равно, Я не завидлив на богатство И царских сумм на святотатство.

Когда судьба качает в люльке, Благословляю часть мою; Нет дел — играю на бирюльке, Средь муз с Горацием пою;

Но если б царь где добрый, редкой Велел мне грамотки писать, Я б душу не вертел рулеткой,

Астал бы пнем я стал читать Равно о людях, о болванах, О добродетелях в карманах.

Аежели б когда и скушно Меня изволил он принять, Любя его, я равнодушно

Игоресть стал бы ощущать,

Ишел к нему опять со вздором Суда и милости просить.

Равно когда б и светлым взором Со мной он вздумал пошутить

Иу меня просить прощенья, — Не заплясал бы с восхищенья.

Но с рассужденьем удивлялся Великодушию его, Не вдруг на похвалы пускался;

А в жаре сердца моего Воспел его бы без притворства, И в сказочке сказал подчас:

«Ты громок браньми — для потомства, Ты мил щедротами — для нас,

Но славы и любви содетель Тебе твоя лишь добродетель».

Смотри и всяк, хотя б чрез шашни Фортуны стал кто впереди, Не сплошь спускай златых змей с башни И, глядя в небо, не пади; Держися лучше середины И ближнему добро твори;

На завтра крепостей с судьбины Бессильны сами взять цари.

Есть время — сей, — оно превратно; Прошедше не придет обратно.

Хоть чья душа честна, любезна, Хоть бескорыстен кто, умен; Но коль умеренность полезна И тем, кто славою пленен! Умей быть без обиды скромен, Осанист, тверд, но не гордец; Решим без скорости, спокоен, Без хитрости ловец сердец; Вздув в ясном паруса лазуре, Умей их не сронить и в буре.

1792

Примечания

На умеренность (стр. 191). Впервые — Изд. 1798 г., стр. 248. Печ. по Изд. 1808 г., т. 1, стр. 172. Первые четыре строфы стихотворения, по указанию самого Державина, посвящены его взаимоотношениям с императрицей, статс-секретарем которой он стал в декабре 1791 г. Екатерина II была недовольна «докладами» Державина, в которых он зачастую отстаивал справедливые, по его мнению, позиции, вопреки точке зрения самой императрицы и ее фаворитов. Начало оды отчасти представляет собой подражание Горацию (10-я ода III кн.).

Царств метафизикой не строя. Эта и следующая строфы относятся «до французской революции, над которой он шутит, что философы тогдашнего времени метафизической души, воображая равенство и свободу, как пузыри возвышаются в своих мнениях, желая взлететь в горнее блаженство или иметь его на земле с грузом своим, то есть с плотью»

(Об. Д., 627).

Пускай Язон с Колхиды древней и т. д. «Под Колхидой разумеется Крым, а под Язоном князь Потемкин, приобретший его своей министерской расторопностью» (Об. Д., 627). Язон — герой древнегреческих мифов, который добыл в Колхиде (т. е. на Кавказе)

золотое руно священного барана, приносящее счастье той стране, где оно находится.

Крез завладел чужой деревней. «Обер-прокурор Зубов, отец фаворита императрицы, в то

время отнял было нагло у Бехтеева (в рукописи фамилия пропущена, пробел восполнен Гротом. — В. З.) деревню, которую автор своей твердостию, представя сыну несправедливость отца, возвратил владельцу» (Об. Д., 627). Крез — древнегреческий царь VI в. до н. э., владевший огромными сокровищами. Имя его стало нарицательным для обозначения богача.

Марс откуп взял. «Князь Долгорукий (Юрий Владимирович, полководец 1760-х—1790-х гг. — В. З.) и граф Салтыков, генерал-аншеф, бывший потом фельдмаршалом, содержали винные откупа» (Об. Д., 627).

И царских сумм на святотатство. Во время второй турецкой войны Потемкин растратил значительную сумму казенных денег на увеселения и любовниц.

Нет дел — играю на бирюльке. Бирюлька — дудка, сопелка, свирель. Играть на бирюльке

— заниматься пустяками, ничего не делать. «Императрица, занята будучи политическими и военными делами, неохотно занималась в последнюю турецкую войну гражданскими делами, а как автор был по части оных докладчик, то и не допущен бывал по неделе и по две» (Об. Д., 627).

Велел мне грамотки писать. В это время Державин был статс-секретарем императрицы.

Благословляю часть мою — т. е. мою участь.

Я б душу не вертел рулеткой — т. е. не кривил душой.

Ишел к нему опять со вздором. А. В. Храповицкий, другой статс-секретарь Екатерины, сообщает в своих записках, что императрица выразилась по поводу одного из докладов Державина: «Он со всяким вздором ко мне лезет» (Записки Храповицкого, М., 1902, стр. 229). «Императрица иногда скучала, что автор обременял ее докладами о правосудии и милости к бедным» (Об. Д.. 628).

Иу меня просить прощенья. Согласно Об. Д., императрица нередко «прашивала у автора прощения», сознаваясь в своем несправедливом гневе на него (Об. Д., 628).

Не вдруг на похвалы пускался. Екатерина неоднократно говорила Державину о том, что желает, чтоб он написал оду в духе «Фелицы», но поэт так и не выполнил ее желания (см. подробнее прим. к стих. «Храповицкому» на стр. 407).

Хотя б чрез шашни. Державин имеет в виду П. А. Зубова, фаворита Екатерины, «который по любовным шашням сделался большим человеком» (Об. Д., 628). Далее и до конца стихотворения речь идет о Зубове.

Златых змей с башни. Державин пишет, что Зубов любил пускать воздушных змеев с башен царскосельского дворца (Об. Д., 628).

Умей их не сронить и в буре. «Т. е. умей при несчастии быть твердым; но он (Зубов. — В. З.) сего качества душевного не имел, а когда взошел на престол император Павел, то он так струсил, что жалко было на него смотреть» (Об. Д., 628). В рукописи при заглавии приписано: «К***», т. е., очевидно, «К Зубову» (см. Гуковский, 465).