новая папка 2 / 23067

Алексей Хомяков Вадим

(Песнь 1)

День тухнет; хладен ветр над Ладогой седою, И черной пеленой подернут неба свод.

Лишь там, где он вдали встречает бездну вод, Дрожащий, слабый свет сражается со тьмою, И тихо, тихо в мгле ночной

Он меркнет так, как луч надежды, луч последний

Вдуше оставленной судьбой. Но он исчез, и месяц бледный С востока медленно плывет; То кроется средь тучи мрачной,

То сквозь покров ее прозрачный Сребристый, тихий свет лиет,

Вущелиях глубоких, черных Утесов, спящих над волной, Ужасны стоны ветров горних, Ужасен беспрерывный вой.

Колеблем бурей разяренной, Необозримый бор ревет; Холодный, мелкий дождь осенний На землю, как туман падет.

И облака за облаками Бегут туманными грядами. Но вот широкими шагами Из бора вышед, по полям, По черным и крутым скалам

Кто вдалеке, как тень, ступает, Звуча копьем в огромный щит? Но он запел. Пусть бор шумит, Пуст ветр уныло завывает, Пусть волны брег колеблют свой,

Пусть... Громче, чем их ужасный вой, Чем стон дубрав, рев скал ужасный, Ловца младого голос ясный:

"О Стрибога дети, шумите, шумите! Играйте, Полканы, с седою волной! И песнею дикой мой дух веселится; Вадиму приятны и буря, и бой.

Меня здесь угрюмая степь воспитала, Родителя щит колыбелию был, И буря младенцу ко сну припевала,

И первый луч утра к сраженьям будил. Младенец с младыми боролся волками, У дикой лисицы птенцов похищал, И Ладоги шумные волны руками

Средь бури и грома, смеясь, рассекал. Любил я и ветер холодный осенний, Любил я плесканье ревущих валов, И зимние хлады, и бури весенни,

Но сердце желало лишь битв и врагов. Прощай же, о Ладоги берег пустынный, Свидетель счастливых младенческих лет. К победе, ко славе! Их голос призывный

Вдалекие страны Вадима зовет.

Ивскоре пришелец надменный узнает, Как сын Ротибора оружьем играет".

Ибулаву со спины широкой

Сорвал он мощною рукой И в камень, часть скалы высокой, Ударил тяжкой булавой.

Ударил - яркий брызнул пламень, Треща раздался черный камень. Часть пала в пропась, и кругом Раздался вдруг ужасный гром. Казалось, пропасти взревели, Валы свирепей закипели; Гул загремел в ущельх гор,

Стеня, завыл огромный бор, Проснулся ворон в поле диком,

Ифилин вдаль помчался с криком,

Иволк, забыв своих птенцов, Бежал сокрыться вглубь лесов. Но с гордостью, как после боя, Уж в мыслях поразив героя, Пустыни сын захохотал.

Иэхо гор захохотало,

Иэхо волн им отвечало,

Но он уж скрылся между скал. Он в даль туманну поспешает; Где зверь дубравный пробегает, Где ветер горний может дуть,

Там славянин, как в поле чистом, Бежит то с песнью, то со свистом,

Идолго быстрою стопой Бежал в долине он глубокой, Но наконец утес высокой Увидел он перед собой.

Здесь цель его: журча, струится Источник светлых, чистых вод,

Ичуть под ним пещеры зрится Скалою загрожленный вход.

Вадим трубит в свой рог огромный, Звук долго мчится в тишине,

Иголос из пещеры темной Выходит : "Кто пришел ко мне?"

-"Я сын твой!" Камень упадает, В пещеру юноша вступает, Добычу ловли сбросив, он Ложится, и уж близок сон...

Но кто ж его будить дерзает? Чей рог так громко прозвучал? "Их друг" - трубящий отвечал.

Их друг он! Странно! Им казалось, Уж в мире друга не осталось.

Икто ж придет в пустыне сей Искать оставленных друзей? Пусть так, - но сильною рукою Вадим пещеры вход открыл

Инезнакомца за собою

Ведет; меж тем старик схватил Засохший мох, кремень, огниво Ударил: искрою игривой Огонь сокрытый засверкал, На мох струею побежал,

Ивспыхнул мох: в лампаде черной Фитиль, курясь, затрещал,

Ипо стене во тьме пещерной Вдруг свет неверный задорожал.

Истарец странника узнал. К нему в объятья упадает, Безмолствуя, лишенный сил. Одно из уст их вылетает:

"О, Ратибор!" - "Бергил! Бергил!" О, если есть в сей жизни краткой Хоть час один для сердца сладкой, О, если хоть один есть миг, Чтобы душа от уст земных Освободясь, небесное вкушала

Инебо все в себе вмещала,

О, если есть - то знаю я его! Когда мы друга своего, Давно судьбою разлученны, В отчизне снова съединенны,

Увидим вновь, - тогда есть миг Для чувств небесных, не земных.

Тогда есть миг, что годы вспоминаний, И мнимых радостей, и истинных страданий

Весь дух стеснят - и мысль за мыслею другой

Стремится как волна за быстрою волной. Но кто же сей пещеры житель?

Какою дивною судьбой Изгнан он из страны родной В сию пустынною обитель?

Все в диких и прямых чертах,

Опрежних подвигах вещает, И проницательность читает В лице пустынника, что он

Не к низкой доле был рожден. Хотя над гордой сей главою Уж много, много зим прошло, Хотя высокое чело Давно покрылось сединою,

Сверканье черных сих очей Из-под нависнувших бровей, Огромный рост, хотя рукою Железной времени согбен, И тело все, и каждый член, Исполненные дивной силы, Свидетели, что старец сей И на самом краю могилы Не много по руке своей Найдет и копий и мечей.

Почто ж он здесь? Кто он? Не знаю, Лишь темно, темно вспоминаю, Что двадцать лет прошли с тех пор, Как некий воин Ратибор Из Новограда стен высоких

Изгнан - не он ли, может быть, Спешил себя навек сокрыть В степи, среди пещер глубоких.

"Так, Ратибор, двадцатый год Уже невиданно промчался Со дня, как я с тобой расстался У яростных Ильменских вод. Сопутник моего изгнанья,

С тех пор был знак воспоминанья, Знак верныя любви твоей.

И много я преплыл морей, И много зрел земель далеких,

Но не изгл"адимых, глубоких И первых чувств души моей Ничто, ничто не истребляло,

И вся душа чрез море прелетала Вслед за крылатою мечтой к тебе и ко стране родной".

-"Не говори мне о странах полдневных! Изгнаннику в пустыне сей Что до земли и до людей?

Так, прежде, чем судьбины гневной Гром грянул над моей главой, В те дни, как дух питался мой Отрадной счастия мечтой, И я любил повествованья

Одальних дивных сторонах.

Тогда внимал я им! Но ах! Теперь нет боле к ним вниманья,

ИПолдень, Север, все страны - Все для изгнанника равны.

Увы! Как сон промчалась младость, Надежд златых исчезла сладость, Все, все прошло, и стала радость Безвестна для души моей.

Ичто осталось мне от жизни

К концу моих печальных дней? Пещера на краю отчизны, Жилище дикое зверей,

Идух, растерзанный страданьем,

Игрудь, уставшая от бед,

Ипамять горькая счастливых прежних лет,

Ивесь я - лист, отторженный дыханьем Несчастия и грусти злой, Осенним мразом иссушенный, Чрез дебри вдаль перенесенный

Иброшенный в степи глухой"

-"О прогони туман печали

Далеко от души своей, Не все еще в ней радости увяли,

В ней тлится искра прежних дней. Когда тебя мои объятья прижимали,

Я видел, дружба в ней по-прежнему жива, Глаза твои по-прежнему блистали, Улыбка на устах была".

- "Нет! нет! свет радости мгновенной Не оживит души, измученной тоской, И дуб, веками иссушенный, Не процветет с пришедшею весной. Быть может, в веточке одной

На время снова жизнь проснется,

Илист на время развернется, Но час пройдет-увянет он,

Иснова царь долин высокой Застонет в грусти одинокой, Ночною бурей обнажен!"

Умолк - главу свою склоняет Задумчиво к рукам своим, Брегила взор в слезах блистает, Сидит в безмолвии Вадим.

Идолго витязи молчали,

Идолго тишины их глас не прерывал,

Иочи старика недвижимо стояли,

Идух его ко дням минувшим улетал. Безмолвия ничто, ничто не прерывает, Всё в мёртвой дремлет тишине, Лишь изредка в лампаде на стене

Вдруг затрещит огонь, как будто потухает,

Иснова ярче заблестит,

Астарец всё ещё в безмолвии сидит. Его ты слышал бы дыханье И груди тихое порою колыханье,

И ветра вздох в траве сухой, И тихий глас теней в час полночи глухой.

Но старца вдруг глаза, как молнья засверкали, Вздрогнул - уста затрепетали, На свод высокий он воззрел, И глас со стоном излетел:

"О Новград! ты ценой изгнанья За славу мне, за раны заплатил. Я за тебя всю кровь свою пролил;

Аты меня на горесть и страданья, Неблагодарный, осудил.

И от тебя вся жизнь моя увяла, Душой к веселью умер я, Наджда с счастьем убежала, И всё погибло для меня".

Престал - молчанье всё объемлет, Но вскоре снова Ратибор Со вздохом едленно подъемлет

Свой грустный омраченный взор. Потом с печалию немою На друга он взглянул опять И по челу провёл рукою:

Как будто силился прогнать Ужасное воспоминанье И мог он с памяти своей

Стереть рукой всё состраданье И все несчастья прежних дней.

Потом, казалось, вдруг проснулся, Улыбкой горькой улыбнулся И так ко другу говорил:

"Ты не дивись тому, Брегил, Что я средь радости свиданья И радость, и тебя забыл.

Ах! Двадцать лет мне тяжкого страданья Оставили в душе ужасные следы,

Иесли в ней блеснут порой мечты С звездой далёкой упованья, Ах! грозный мрак воспоминанья Отрадный свет их помрачит

Искроет их прелестный вид. Откроются вновь сердца раны,

Ивновь холодные туманы

Мой дух холодный облекут. На я теперь сложу на время Воспоминаний тяжких бремя,

И ночи сей часы приятней побегут!" -"Так! Новоград виновен пред тобою, -

Сказал Брегил, - но дни его торжеств прошли,

ИЧернобог железно, рукою Склонил чело его к земли. Ужель твой гнев не укротиться, Когда отечество в цепях,

Икрай родной в крови славян дымится,

Ив Новограде царь - варяг?"

-"Варяг!" - отпрянув, восклицают Внезапно старец и Вадим;

Июноши глаза, как молнии, сверкают, Меж тем, как старец словом сим, Стоит как громом пораженный, Безмолвен, недвижим стоял.

Испор страстей в душе смущенной...

Прошло, он сел, вздохнул, сказал: "О Новград! Ты меня изгнал!"

Итщетны, тщетны все моленья,

Ине услышан дружбы глас,

Одно в нём чувство - чувство мщенья. Навеки в нём огонь погас Любви и к брани и к отчизне,

Ик славе, и к всему, чем мы счастливы в жизни

Ичем для сердца красен свет.

Пусить Новоград в слезах зовёт, Он непреклонен. "Возвратите, - Вещает он. - Ильгерду мне И раны сердца исцелите,

Тогда лечу ко славе и к войне! Но вы, но вы её убили!

Вы острый в грудь её Безжалостный кинжал вонзили

Ипросите теперь, чтоб я за вас отмщал. Мной ваша спасена свобода, Но я, увы, незнатен был, Она из княжеского рода,

Имне, увы! За то, что я любил,

Даны в удел печаль изгнанья, Ей грусть в отчизне суждена. Но скоро, скоро... и она!

Ичтобы я, её страданья Забыв, за вас на брань пошёл,

Ичтобы вновь мой меч кровавый Неблагодарных рать повёл На путь поебд, торжеств и славы?

Ичтобы снова... никогда!

Скорее вспять польются реки И буйной Ладоги вода Утихнет в берегах навеки,

Анебо встретится с землёю, Чем я пойду за них на бой.

Аты, из Новграда присланный, Скажи, что я, от них изгнанный, Не буду боле их рабом, Что пусть погибнут их дружины,

Яздесь останусь до кончины,

Яздесь засну последним сном, Здесь скроют щит мой, меч и латы, И гроб мой, и шелом крылатый, Что Новград я забыл, проклял...

И как чужой отчизне стал!"

Брегил потупил взор, туманами покрытый, И слёзы светлою струёй Упав не бледные ланиты, Блеснули на браде седой.

Но всё молчит, устали старцев члены, И скоро тихий сон смежил, Слезами взор их отягчённый.

Быть может, он им вновь явил Толпу прелестных, милых теней, Давно исчезнувших для них, Быть может, обновил за миг

Всю живость прежних впечатлений, Всю сладость первых чувств младых.

Ах! часто он один - несчастных утешитель! - Один оставленных судьбою, не бежит, Но к ним во тьме ночной летит

С улыбкой на устах, как друг, благотворитель И чувством радостным их сердце шевелит.

Япомню дни, когда изгнанный

Из родины своей враждебною судьбой, Я унывал в земле чужой, На брегах страны варяг туманной, Вдали от кровных и друзей,

Как радовался я спокойствию ночей, Когда с небес, покрытой ризой мрачной, С вечерней тихою росой Спускались на поля молчанье и покой.

Идаль скрывалася во тьме прозрачной. Как радовался я, что вскоре сон придёт

Ипамять горестей до утра унесёт!

Исны с отрадой прилетали

К несчастному лишённому наград,

Исвет надежды обретали. Отчизна, пышный Новоград Являлися снова предо мною Со всей знакомой мне красой. Я снова видел те места, Где я провёл лета златые. Там, там проснулася мечта Души моей: там, там впервые При виде утренних небес Певец исполнен восхищенья,

Почувствовал в себе весь пламень вдохновенья

Ив песни робкий глас вознёс.

Явидел холм, где я, сын счастья и свободы, Любил на прелести природы С волненьем радостных взирать

И детскую хвалу невнятно трепетать.

Явидел тихий дол глубокой,

Где надо мною дуб качался одинокой, И на хребте скалы высокой Ту башню, коей верх в зубцах, Поросший серою травою, Взносился часто предо мною,

Как мрачный великан на светлых небесах. И снова я, как прежде, любовался, Блаженством юных лет до утра наслаждался, И, просыпаяся, желал, Чтоб сон очей моих вовек не покидал.

Не спит Вадим: на длань склонённый, В глубокой думе он сидит.

Покоя нет душе смятенной, И сон очей его бежит. Всечасно перед его очами

К сынам полунощным природы", - Так мыслит радостный Вадим; То, вспомня о грядущей брани, Трясёт мечом он в мощной длани, Играет копием стальным, То, тихо погрузясь в мечтание, Пьёт утра свежее дыханье, Та мысль, что скоро Ратибор Останется один с тоскою, Мрачит его весёлый взор Невольной быстрою слезою.

Но вот уже готов Брегил, Унылый, с горестью глубокой Стремится снова в путь далёкой. Он вход в пещеры отворил

Ис другом тихо выступает,

Идругу руку пожимает,

Ичто-то он сказать желает, Но сердце не находит слов...

Ах, после двадцати годов Разлуки, тяжкого изгнанья Минута сладкого свиданья -

Ивдруг расстаться!.. Старцев грудь Волнуют скрытые стенанья.

"Итак, один я в дальний путь, - Сказал Брегил, - пойду с тоскою Без друга?" Ратибор рукою Поспешно мрачный стол закрыл. "Один?" - сказал опять Брегил, И, на него с печалию взирая, Ответа он от друга ждёт.

Но друг молчит: лишь иногда, блистая, Слеза меж пальцев протечёт,

Икрепко, крепко он рукою

Брегила руку вдруг пожмёт

Итяжко, тяжко он пожмёт (вздохнёт?). "Ах! может быть, навек с тобою, - Сказал Брегил, - проститься мне! Быть может, вражеской стрелою Сражённый на родной стране, Я лягу мёртвыми костями;

Иты, быть может за горами,

Втвоей пустынной тишине И не узнаешь, что Брегила Земля сырая уж сокрыла, То дай мне обещанье, друг!

Что иногда стопой печальной Придёшь в вечерний свой досуг Воссесть на камень сей прощальный И вспомнить друга прежних лет, И иногда воздушною стопою Незрима тень моя придёт,

Мой Ратибор! Беседовать с тобою". Но обратив ко другу взор Упрёка, горести глубокой, Сказал, вддыхая, Ратибор:

"И ты подумать мог, что старец одинокой, Один, среди глухих степей, Забудет о тебе, вернейший из друзей! Доселе я в душе твоей,

Вдуше растерзанной, унылой,

Лишь два сокровища хранил: Одно - Ильгерды образ милый, Другое - образ твой, Брегил.

Иты ... но нет! На что прощанья Нам чашу горькую по чашам испивать, Не лучше ли свои страданья,

Сказав: прощай! навек прощай! - прервать". Умолк, в объятия друг друга старцы пали,

Идолго ток из их речей бежал,

И безутешный стон печали Из груди их с усильем вылетал.

Вадим их зрел и дух его смутился, Неведомая грусть простёрлася над ним, Как бы предчувствие: и над копьём стальным Он голову склонил и тихо прослезился. Рассталися друзья, Брегил Свой взор поспешно отвратил И, протянув друг к другу руку,

Сказал: "Пожми её на вечную разлуку, Мне брань и смерть удел". - И мрачною стопой Пошёл; но юноша исполнен бога брани, Потрясши щит в могучей длани,

Воскликнул: "Брань и смерть! Я всюду за тобой!" И в изумлении Брегил остановился, Но Ратибор с печалию немой К пещере тихо обратился,

Ивидел грусть его Вадим, Он видел и бежал за ним,

С душой, исполненный смятенья. Ах! кто когда спокойно зрел Отца в слезах? Кто не летел К нему словами утешенья,

Когда на взор возлёт туман густой, Туман глубокия печали,

Ина устах его, стеснённых скорбью злой, Упрёк и стон невнятные роптали.

Вадим к коленам старца пал,

Ислёзы потекли из глаз его струёю.

"Прости, прости, родитель!" - он сказал, Но старец юношу прервал:

"Иди, иди! И Родомысл с тобою, Иди! Тебя, быть может счастье ждёт. Ах! горько мне с тобой прощанье,

Но не виновен ты: от первых жизни лет На грусть, на слёзы и страданья Угрюмый Чернобог меня определил. Прощай!" - и, указав рукою На холм, на коем ждал его Брегил, Пошёл и скрылся за горою.

Умолк уж шум его шагов, Вадим восстал: из-за холмов, Как великан небес огромный, Всходило солнце, и рекой

Пролился яркий свет над радостной землёй. Вдруг бор позолотился тёмный, Багряный огнь погас в полях

Ина туманной гор вершине

Имрачной заиграл долине, Ручья на ропчущих струях.

Тумана пелена над Ладогой свивалась,

ИЛадога, как море расстилалась, Необозримая, огромный щит златой; Чуть лёгкий ветр играл с волной,

Икаждая скала блистала,

Икаждая волна луч солнца отражала,

Ичайка белая над озером летала,

Ииз средины диких скал

Пустыни серой царь взлетал Брегил вдоль брега шёл с слезами вспоминанья О бедствиях родного края, А юноша с улыбкою взирал, Объятый сладостною думой,

Как солнца светлый луч играл На лоне Ладоги угрюмой.

"Как ночь мрачна! Как тёмен лес! Как путь зарос кустами!

Ни звёздочки среди небес, Ни огонька пред нами! Давно мы бродим по лесам,

Скажи, далёко ль Ниев храм?" - "Вадим, ты зришь пред собою высоких стен ряды густой?

За ними храм стоит за мрачною стеною".

Истарец, и Вадим, идут. Над их главами Верхи дерев шумят уныло,

Имнится, жителей могилы

Несётся глас во тьме ночной.

Вдубраве тихой, и сухой, Идут наверх горы кремнистой Среди нависших диких скал,

Вступают в своды храма, мшистый Помост под ними зазвучал, И отголосок стен протяжно отвечал. Идут неверною стопою...

Но вот незримою рукою Отверзся перед ними вход

Ввысокий освещенный свод.

Всредине длинный стол, из камня иссечённый. И кубок на столе, и нож лежит священный, И старцев кругом сонм сидит.

Как ярко свет на их челах играет! Как белые власы и ризы их блестят! И стены в сумраке стоят, И луч, не долетев до свода, умирает,

Вдали, чуть светят на столбах Тяжёлые героев прежних латы, И их щиты, избитые в боях, И шлемы, и мечи зубчаты.

Всё тихо: дивный сонм молчит, И каждый старец пред собою На руны тайные глядит, Седой склонившись головою.

Когда же ветр свирепый зашумит И дымный пламень сотрясётся,

И свет неверный с тьмой сольётся, То мнится, старцы, свод, и стена и гора То вдруг блеснут, то исчезают. Непостоянные пред взорами блуждают, Как зданье зыбкое таинственного сна.

И недвижимый, изумленный, У входа храмины священной

Вмолчаньи юный сын степей

Взирал на храме свод высокий, На факел в храме одинокий, На дивный сонм седых мужей. Безвестное благоговенье

Иперед т"аинственным страх Блистали юноши в очах.

Имыслит он, что первый шаг Разгонит светлое виденье; Что витязи минувших дней, Богатыри времён далёких, Исшедши из могил глубоких, Из царства мрачного теней,

Совет свой держат в тьме ночей Об участи печальной, слёзной Отчизны, прежде им любезной. Но вот, отбросивши рукой

Свой длинный плащ с чела седого, Брегил идёт и за собой Ведёт сопутника младого. Обходит стол со всей сторон,

Встречаем дружеским приветом,

Инизко кланяется он

Пред старцем, в чёрный плащ одетым. "Вовремя ты пришёл, Брегил! - К пришельцу старец говорил. -

Настал сей день, давно желанный. Так завтра, завтра в ранний час. У самых врат Новграда бранной