новая папка 2 / 15589
.pdfНОВОСТИ
(Газетный фельетон)
Почтеннейшая публика на днях Случилося в столице нашей чудо: Остался некто без пяти в червях,
Хоть - знают все - играет он не худо. О том твердит теперь весь Петербург. "Событие вне всякого другого"
Трагедию какой-то драматург, На пользу поколенья молодого, Сбирается состряпать из него...
Разумный труд Заслуги, удальство Похвально петь; но всё же не мешает Порою и сознание грехов, Затем что прегрешение отцов
Для их детей спасительно бывает. Притом для нас не стыдно и легко В ошибках сознаваться - их немного,
А доблестей - как милостей у бога...
Из черного французского трико Жилеты, шелком шитые, недавно
В чести и в моде - в самом деле славно
Почтенный муж шестидесяти лет Женился на девице в девятнадцать (На днях у них парадный был обед, Не мог я, к сожаленью, отказаться); Немножко было грустно. Взор ея Сверкал, казалось, скрытыми слезами И будто что-то спрашивал. Но я
Отвык, к несчастью, тешиться мечтами, И мне ее не жалко. Этот взор Унылый, длинный; этот вздох глубокий - Кому они? - Любезник и танцор, Гремящий саблей, статный и высокий - Таков был пансионный идеал Моей девицы... Что ж распорядился Иначе случай...
Маскарад и бал В собранье был и очень долго длился. Люблю я наши маскарады; в них, Не говоря о прелестях других,
Образчик жизни петербургско-русской, Так ловко переделанной с французской.
Уныло мы проходим жизни путь, Могло бы нас будить одно - искусство, Но редко нам разогревает грудь Из глубины поднявшееся чувство, Затем что наши русские певцы Всем хороши, да петь не молодцы, Затем что наши русские мотивы,
Как наша жизнь, и бедны и сонливы, И тяжело однообразье их, Как вид степей пустынных и нагих.
О, скучен день и долог вечер наш Однообразны месяцы и годы, Обеды, карты, дребезжанье чаш, Визиты, поздравленья и разводы - Вот наша жизнь. Ее постылый шум
С привычным равнодушьем ухо внемлет, И в действии пустом кипящий ум
Суров и сух, а сердце глухо дремлет; И свыкшись с положением таким, Другого мы как будто не хотим, Возможность исключений отвергаем И, словно по профессии, зеваем...
Но - скучны отступления
Чудак Знакомый мне, в прошедшую субботу Сошел с ума... А был он не дурак
Итысяч сто в год получал доходу, Спокойно жил, доволен и здоров, Но обошли его по службе чином,
Ивдруг - уныл, задумчив и суров -
Он стал страдать славяно-русским сплином;
Инаконец, в один прекрасный день, Тайком от всех, одевшись наизнанку В отличия, несвойственные рангу, Пошел бродить по улицам, как тень, Да и пропал. Нашли на третьи сутки, Когда сынком какой-то важной утки Уж он себя в припадках величал
Ив совершенстве кошкою кричал, Стараясь всех уверить в то же время, Что чин большой есть тягостное бремя,
Ислужит он, ей-ей, не для себя,
Но только благо общее любя...
История другая в том же роде С одним примерным юношей была: Женился он для денег на уроде, Она - для денег за него пошла,
Ичто ж? - о срам - оказалось, Что им обоим только показалось; Она была как нищая бедна,
Ибеден был он так же, как она. Не вынес он нежданного удара
Ивпал в хандру; в чахотке слег в постель,
Ине прожить ему пяти недель.
А нежный тесть, неравнодушно глядя На муки завербованного зятя И положенье дочери родной,
Винит во всем "натуришку гнилую" И думает: "Для дочери другой Я женишка покрепче завербую".
Собачка у старухи Хвастуновой Пропала, а у скряги Сурмина Бежала гувернантка - ищет новой. О том и о другом извещена Столица чрез известную газету;
Явилась тотчас разных свойств и лет Тьма гувернанток, а собаки нет.
Почтенный и любимый господин, Прославившийся емкостью желудка, Безмерным истребленьем всяких вин
Иисступленной тупостью рассудка, Объелся и скончался... Был на днях Весь город на его похоронах.
О доблестях покойника рыдая, Какой-то друг три речи произнес,
Ибыло много толков, много слез, Потом была пирушка - и большая На голову обжоры непохож, Был полон погреб дорогих бутылок.
Идлился до заутрени кутеж...
При дребезге ножей, бокалов, вилок Припоминали добрые дела
Покойника, хоть их, признаться, было Весьма немного; но обычай милый Святая Русь доныне сберегла:
Ко всякому почтенье за могилой - Ведь мертвый нам не может сделать зла Считается напомнить неприличным, Что там-то он ограбил сироту,
А вот тогда-то пойман был с поличным. Зато добра малейшую черту Тотчас с большой горячностью подхватят
Иразовьют, так истинно скорбя, Как будто тем скончавшемуся платят За то, что их избавил от себя Поговорив - нечаянно напьются, Напившися - слезами обольются,
Ив эпитафии напишут: "Человек
Он был такой, какие ныне редки"
Итак у нас идет из века в век,
Ис нами так поступят наши детки...
Литературный вечер был; на нем Происходило чтенье. Важно, чинно Сидели сочинители кружком
Инаслаждались мудростью невинной Отставшей знаменитости. Потом Один весьма достойный сочинитель Тетрадицу поспешно развернул
Итри часа - о изверг, о мучитель - Читал, читал и - даже сам зевнул, Не говоря о жертвах благосклонных, С четвертой же страницы усыпленных. Их разбудил восторженный поэт;
Он с места встал торжественно и строго, Глаза горят, в руках тетради нет, Но в голове так много, много, много...
Рекой лились гремучие стихи, Руками он махал, как исступленный. Слыхал я в жизни много чепухи
Имного дичи видел во вселенной,
Апотому я не был удивлен...
Ценителей толпа рукоплескала, Младой поэт отвесил им поклон И всё прочел торжественно с начала.
Затем как раз и к делу приступить Пришла пора. К несчастью, есть и пить В тот вечер я не чувствовал желанья, И вон ушел тихонько из собранья.
Апили долго, говорят, потом,
И говорили горячо о том, Что движемся мы быстро с каждым часом
Идурно, к сожаленью, в нас одно, Что небрежем отечественным квасом
Илюбим иностранное вино.
На петербургских барынь и девиц Напал недуг свирепый и великий: Вскружился мир чиновниц полудикий И мир ручных, но недоступных львиц. Почто сия на лицах всех забота? Почто сей шум, волнение умов?
От Невского до Козьего болота, От Козьего болота до Песков, От пестрой и роскошной Миллионной До Выборгской унылой стороны - Чем занят ум мужей неугомонно? Чем души жен и дев потрясены??
Все женщины, от пресловутой Ольги Васильевны, купчихи в сорок лет, До той, которую воспел поэт
(Его уж нет), помешаны на польке Предчувствие явления ея В атмосфере носилося заране.
Она теперь у всех на первом плане
Ив жизни нашей главная статья; О ней и меж великими мужами
Нередко пренья, жаркий спор кипит,
Истарец, убеленный сединами,
Оней с одушевленьем говорит. Она в одной сорочке гонит с ложа
Во тьме ночной прелестных наших дев, И дева пляшет, общий сон тревожа, А горничная, барышню раздев, В своей каморке производит то же. Достойнейший сын века своего,
Пустейший франт, исполнен гордой силой, Ей предан без границ - и для него Средины нет меж полькой и могилой Проникнувшись великостью труда И важностью предпринятого дела, Как гладиатор в древние года,
С ней борется он ревностно и смело...
Когда б вы не были, читатель мой, Аристократ - и побывать в танцклассе У Кессених решилися со мной, Оттуда вы вернулись бы в экстазе, С утешенной и бодрою душой.
Оюношество милое Тебя ли
За хилость и недвижность упрекнуть? Не умерли в тебе и не увяли Младые силы, не зачахла грудь,
Исила там кипит твоя просторно, Где всё тебе по сердцу и покорно. И, гордое могуществом своим, Довольно ты своею скромной долей: Твоим порывам смелым и живым Такое нужно поприще - не боле,
Итратишь ты среди таких тревог Души всю силу и всю силу ног...
20 февраля 1845