новая папка 1 / 291994

халха-монголов слово отог тоже означает прежде всего «род, клан; админи- стративная единица в дореволюционной Монголии». Кроме того, есть значе- ние «артель охотников», а также «огнище», что стоит ближе к значению это- го слова у закаменцев и окинцев. Дело в том, что значение «стоянка с кост- ром в тайге, бивуак с костром» полностью совпадает со значением слова одаг, представленного в тофаларском и тувинском языках, а также других тюркских языках Сибири, т.е. у тех народов, которые сохраняют охотничий образ жизни, поскольку слово одаг восходит к глаголу ода= «разжигать кос- тер, топить печь», образованному от тюркского слова от «огонь; костер». Эти лексемы были уже в древнетюркском языке: от «огонь» – ота= «зажи- гать» – отаг «шатер, жилище» (т.е. дом, где разожжен костер). В то же время все они широко представлены и в современных тюркских языках, в которых производная форма отаг, одаг, одав, отов имеет широкий спектр значений, обусловленных семантикой производящей глагольной основы, – «шалаш, шатер, юрта; стойбище, стан, становище; очаг, место костра; комната», об этом слове подробнее см.: Севортян 1974, с. 484-487;

цrmьge, ermьge (староп.-монг.) «шерстяная ткань; грубое сукно», у Ибн- Муханны цrmege «верхняя одежда» [Поппе 1938, с. 443б], бур. (диал.) үмэгэ «половик; холст», калм. өрмг «вид жилета или грубой крестьянской куртки; шинель», х.-монг. өрмөг «рогожа», у Лессинга өрмөг «грубая ткань из верб- люжьей или овечьей шерсти; циновка, рогожа», орд. цrmцgц «грубая ткань из шерсти или волоса» < тюрк. ср.: др.-тюрк. цrmдk «название одежды», чагат. цrmдk «материя из верблюжьей шерсти; паутина», каз. өрмөк «совокупность казахского примитивного ткацкого станка с пряжей», кирг. өрмөк «киргиз- ский ткацкий станок – горизонтальный», к.-калп. өрмекши (устар.) «ткач; па- ук», алт. өрмөк «армяк», зап.-сиб. тат. үрмәк «циновка из камыша; палас, по- ловик», як. өрбөх «тряпка, тряпица», чул.-тюрк. өрбөк «сукно из черной шер- сти; зипун». М. Рясянен также считает өрмөк тюркским словом, образован- ным от корня *(h)цr= «плети, ткать», а монгольское цrmьge и русское армяк

– тюркскими заимствованиями [1969, с. 375а]. Калмыцкое өрмг Г. Рамстедт тоже возводит к тюркскому глаголу өр= «ткать» [1935, с. 300а];

цrь= (староп.-монг.) Мук. цre= «заплетать» х.-монг. өр=, калм. өр= «вы- страивать в ряд, раскладывать в определенном порядке»., gьrь= (староп.- монг.), бур. гүрэ=, калм. гүр=, х.-монг. гүр= «плести, заплетать, сплести», фонетико-морфологическая структура и семантика заставляют считать слово өрмөк тюркским по происхождению, так как -мак- характерный тюркский словообразовательный аффикс, образующий от глаголов имена существи- тельные [Севортян 1966, с. 303, 304], кроме того глагол өр= во всех древних и современных тюркских языках, означает «плести, заплетать; ткать»;

qos (староп.-монг.) «пара», бур. хошоо «парный, двойной», х.-монг. хошой «дважды», калм. хоша «соседний» < др.-тюрк. qoљa «двойной, парный; вдвойне» < др.-тюрк. qoљ= «соединять, присоединять, добавлять» // др.- тюрк. qoљ «пара»;

quγur «смычковый стренный инструмент; хур», бур., х.-монг., калм. хуур id., бур.НУ куур «гармонь, гармошка; любой музыкальный инструмент» < к тюркской праформе qobur «струнный музыкальный инструмент» (подробнее о тюркском характере данного слова см. ЭСТЯ 2000, с. 69-70), ср. др.-тюрк. qobuz «музыкальный струнный инструмент»;

saqal (староп.-монг.) бур. hахал, бур.НУ hакал, х.-монг. сахал, калм. сахл «борода; усы» < общетюрк. saqal «борода»;

sayin ( < *saγin <**saγпn) (староп.-монг.), бур. hайн, х.-монг. сайн, калм. сәән «хороший, добрый, благополучный» < др.-тюрк. saγ «здоровый, благо- получный»;

soyi= (< *soγi= < **soγп=) (староп.-монг.), бур. hой=, х.-монг. сой=, калм.

сөө= «выдерживать, выстаивать лошадь (для закалки)» < др.-тюрк. soγп= «ос- тывать»;

љiltaγ (<*siltaγ <**sпltaγ) (староп.-монг), бур., х.-монг. шалтаг «повод, предлог, причина, отговорка», бур.НУ шилтак «болезнь», калм. шалтг «не- дуг, болезнь; недомогание» (в калмыцком языке представлен также омоним шалтг «повод, предлог, отговорка, увертка») < др.-тюрк. tпltaγ «причина, по- вод, основание»;

takiу-а (<*takiγa <**taqпγa) (староп.-монг.), бур. тахяа, бур. НУ титяа, зап.-бур. тасяа, х.-монг. тахиа, калм. така «курица» < др.-тюрк. taqпγu «ку- рица»;

tenggis (староп.-монг.), бур. тэнгис, х.-монг. тэнгэс, калм. теңгс «море» < др.-тюрк. teŋiz «море»;

temьr (староп.-монг.), бур. түмэр, х.-монг. төмөр, калм. төмр «железо» < др.-тюрк. temir «железо»;

tergen (староп.-монг.), бур. тэргэ, х.-монг. тэрэг, калм. тергн «телега» < др.-тюрк. tergдn «телега»;

tngri «небо, небеса, небесный свод; гром; погода; бог; гений», бур. тэнгэри «небо, небеса; обитатель неба, небожитель», бур. НУ, х.-монг. тэнгэр, калм. теңгр «небо, небеса; погода» < др.-тюрк. tдŋri «небо»;

yanggirиаг (староп.-монг.) «вьючное седло, седло без подушки; плохое седло», бур. (диал.) янгарсаг // янгарцаг «вьючное оленье и бычье седло», калм. янгһрцг «остов седла», х.-монг. янгирцаг, янгиа «вьючное седло, седло без подушки; плохое седло». Эта лексема имеет тюркское происхождение и, видимо, давно проникла в монгольские языки, если судить по тому, что была уже в языке «Сокровенного сказания монголов» (датировано, как известно, 1240 г.) – ингкирчак «вьючное седло». В тюркских языках этому слову соот-

ветствуют алт. ынгырчак, тув. ынгыржак, каз. ынгыршак, тоф. ынгыршак,

унгуршак «вьючное седло», кирг. ынгырчак «бычье седло», тат. ынгырчак, башк. ынгырсак, чув. енерчек «седелка», якут. ынгыыр «седло (любое)». Как считает В. В. Севортян, тюркская словоформа ынгырчак является производ- ной, образованной при помощи аффикса -чак от более краткой формы *ынгыр типа якутской [Севортян 1974, с. 658-659].

4. КРИТЕРИИ ВЫДЕЛЕНИЯ ТЮРКИЗМОВ И МОНГОЛИЗМОВ ИЗ СОСТАВА ТЮРКО-МОНГОЛЬСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ ОБЩНОСТИ

Причина нерешенности алтайской проблемы, на наш взгляд, кроется в не совсем правильной методике проводимых до сих пор исследований. Недаром в последнее время все больше голосов раздается за пересмотр методики, за другой подход к решению проблемы. Нам кажется, прав А.М. Щербак, когда говорит, что «на вопрос о том, с чего целесообразнее начинать исследование алтайской проблемы, следует ответить так: с определения объема и характера лексических взаимосвязей тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков. Для этого необходимо сопоставить разные тематические группы лек- сики, проанализировать параллели, выделить и исследовать заимствования и всесторонне оценить соотношение сходных и различающихся слов» [Щербак

1959, с. 23].

Чтобы вычленить истинно общеалтайский языковой пласт, на наш взгляд, сначала необходимо выделить в алтайских языках все взаимные заимствова- ния как лексические, так и морфологические. И только, сняв слой безуслов- ных заимствований и выявив бесспорно общие элементы, можно вести срав- нительно-исторический анализ на уровне праформ в составе этого общего слоя. Кроме того, необходимо в обязательном порядке привлекать данные археологии, истории, сравнительно-исторической этнографии и фольклори- стики, а также антропологии и топонимики. Только комплексно, используя данные всех этих дисциплин, можно как-то приблизиться к решению алтай- ской проблемы.

Автор, будучи монголоведом, в то же время занимавшимся и тюркскими языками, особенно их лексикой, предлагает своё решение проблемы, своё понимание направления заимствований, придя в процессе работы над тюрко- монгольской лексикой к твёрдому убеждению, что не следует упрощать про- блему и рассматривать вместе все тюрко-монгольские параллели, представ- ляя их как нечто однородное, как это делается в некоторых исследованиях. Тюрко-монгольские параллели распадаются минимум на три строго диффе- ренцированные группы:

1)относительно поздние монгольские лексические и морфологические заимствования в тюркских языках, характеризующиеся довольно четкими маркирующими их признаками;

2)относительно поздние тюркские лексические и морфологические заим- ствования в монгольских языках, тоже имеющие четкие маркирующие их ха- рактеристики;

3)тюрко-монгольские элементы, которые, с одной стороны, являются общетюркскими и общемонгольскими.

При этом применение реконструированных праформ и тех критериев, ко- торые предлагает А. Рона-Таш для определения заимствований и отграниче- ния их от общих алтайских элементов [1974, с. 31-45], позволило бы и в

набухать, вздуваться», xүбхэр, xүбхэгэр «набухший, разбухший; пухлый; пу- шистый», в калмыцком языке имеется аналогичный корень *көвк=, который содержится в словах көвкә= «набухать, вздуваться», көвкр, көвкhр, көвкүp «рыхлый», в старокалмыцком и старомонгольском – kцbkьr «козий пух» [Голстунский III, c. 458б], староп.-монг. kцbkьger «опухоль, опухлое место»; все эти материалы позволяют предположить образование бур. хүбхэн «мох» от древней основы *kцbke c семантикой «рыхлый, пухлый, распухший, вздувшийся», которая, в свою очередь, содержит корень *kцb= «быть рых- лым, пухлым», соответствующий тюркской глагольно-именной синкретич- ной основе *kцp= «раздуваться, вздуваться, вспучиваться, распухать» // *kцp «пышный, пушистый, рыхлый, пористый; припухлость, опухоль; пухлый, вздутый» [ЭСТЯ 1997, с. 108-109]; корень *kцb= прослеживается во всех монгольских языках, т.к. был представлен, по-видимому, в монгольском пра- языке, ср. например, бур. xүбэ= «плыть (об облаках); набухать», xүбэнэг «по- роша, рыхлый снег», xүбэн «вата; хлопок; ватный, как вата; кучевой (об облаках)»; х.-монг. xөв= «плавать, дрейфовать», xөвсий= «быть рыхлым», xөвсгөp «рыхлый», xөвөн «вата; хлопок; ватный, как вата, напоминающий ва- ту», xөвд «мох»; калм. көв= «плавать на воде; всплывать», көв= «линять (о шерсти животных)», көвң «вата; хлопок; ватный; как вата, напоминающий вату»; староп.-монг. kцb=, kцbbь= «плавать на поверхности воды», kцbeng, kцbьng «хлопчатая бумага, вата»; этот же корень представлен, по всей види- мости, и в бур. xөө= «пухнуть, разбухать, подниматься (о тесте); (зап.-бур.) становиться годной для стрижки (о шерсти овец)», xөөxир «рыхлый (о почве)», х.-монг. xөө= «пухнуть, разбухать; подниматься (о тесте)», калм. көө= «набухать», староп.-монг. kцge= «вспучиваться, разбухать (от воды)»;

oi (староп.-монг.), бур., х.-монг. ой «способность, ум, разум; память», калм. ө (< oi) «умение, смекалка, мастерство» < тюрк. oj «мысль, ум, дума», ср. др.-тюрк. ц= «думать, размышлять», о тюркском характере данного слова см. Севортян I, с. 428-429;

otuг (староп.-монг.) «огнище», «административная единица, волость», бур. (диал.) отог в языке закаменских и окинских бурят, сойотов имеет ори- гинальное для бурятского языка значение «бивуак, стоянка в тайге с разве- денным костром». В литературном бурятском языке и остальных бурятских говорах, в том числе присаянских, слово отог означает прежде всего «род, клан», у закаменцев это также «свободные кочующие бурятские племена, не записанные в казачье сословие и платящие в царскую казну подати, т.е. коче- вые податные буряты», что тоже представляло собой своеобразное значение. Кроме того, в бурятском языке слово отог само и в сочетании отог байра означает «балаган на покосе, шалаш» (при этом в подобных балаганах, кры- тых сеном, никогда не бывало костра). В калмыцком языке слово отг сохра- нилось со значением «административная единица в дореволюционной Кал- мыкии» (она была связана, видимо, с родовым подразделением, что шло от первичного значения слова отг в калмыцком языке «род, клан»). В языке

ший животное или помогавший мыть требуху» < тюрк., ср. др.-тюрк. jem «еда; съестное» (< je= «есть, кушать»), кирг. жем «корм, пища хищника; приманка», каз. жем «зерно; корм, фураж; приманка», жемтік «падаль», ног. ем, к.-калп. жем, уйг. йэм «зерновой корм, фураж», тур. yem «корм, фу- раж; приманка», тув. чем «пища, еда, корм» [Рамстедт, 472б];

jes (староп.-монг.), бур. зэд, х.-монг. зэс, калм. зес «медь» < др.-тюрк. jez «желтая медь»;

jiruγ-a «староп.-монг), бур., х.-монг. жороо, калм. җора «иноходь; ино- ходец; бегающий иноходью» < др.-тюрк. jorпγa «иноходец» < jorп= «идти, ходить, передвигаться».

jol (староп.-монг.), бур., х.-монг., ойр.Синьцз. зол «счастье, удача» < др.- тюрк. jol «дорога, путь», о тюркском характере этого слова см. ЭСТЯ [1989,

с. 217];

jolγa= (староп.-монг.) «встречать, повстречать; поздравлять с Новым го- дом», бур. золго= «встречать, повстречать», х.-монг. золго= «приветствовать с Новым годом (при встрече); встречаться», калм. золh= «навещать, прове- дывать» < др.-тюрк. joluq= «встречаться» < др.-тюрк. jol «дорога»;

jula (староп.-монг.), бур. зула «свечка, свеча; лампадака», х.-монг., калм. зул «лампада» < др.-тюрк. jula «факел, светильник»;

јula= (староп.-монг.), бур. зула= «обстругивать отесывать, окорять дере- во» бур.НУ зула= «скоблить, скрести, мездрить; обшивать унты», в других монгольских языках»: х.-монг. зул=, калм. зул= «раскладывать слоем шерсть; чесать шерсть» < др.-тюрк. jol= «ощипывать; снимать перо», ср. др.-тюрк. julq= «обдирать»;

julγa= (староп.-монг.), бур., х.-монг. зулгаа= «выщипывать, ощипывать, теребить» < др.-тюрк. julq= «обдирать», ср. др.-тюрк. jol= «ощипывать; сни- мать перо»;

kilγasun (< *qпlγasun) (староп.-монг.) «волос, волосы (обычно конские из хвоста)», бур. хилгааhан, зап.-бур. силгааhан «конский волос; струны (у ху- ра)», бур.НУ тилгааhан~тилгаан «конский волос», х.-монг. хялгас, калм. килhсн «волос, волосы (обычно конские из хвоста)» < общетюрк. qпl «волос из конского хвоста»;

kkir (староп.-монг.) бур. хирэ, бур.НУ тирэ, зап.-бур. сирэ, х.-монг. хир, калм. кир «грязь на теле и на белье» < др.-тюрк. kir «грязь, сор»;

kiraγu (<*qпraγu), бур. хюруу, зап.-бур. сируу, бур.НУ тируу~тюруу, х.-

монг. хяруу, калм. киpү «иней» < др.-тюрк. qпraγu «иней»;

kцbke (староп.-монг.) «мох», бур. хүбхэн, бур.НУ күпкүн~күпкэ, окин.

хүбхэ, хөбхэ, хөбхө id., окин. сагаани хүбхэ «ягель, олений мох», модни хүбхэ

«мох-бородач (используется сойотами как корм оленям)», в словаре старо- письменного монгольского языка К.Ф. Голстунский [III, c. 458а] дает слово- форму kцbke со значением «мох» как бурятскую, приведя ее вариант kцbkьn с той же семантикой; в основе данной бурятской лексемы лежит, вероятно, ко- рень *xүбхэ=, прослеживаемый в бурятских же словах xүбхы= «разбухать,

третьем слое выделить заимствования и максимально уточнить общий тюр- ко-монгольский слой.

Не менее важно также определить как в тюркских, так и в монгольских языках слой лексики, специфичный только для каждой из этих двух групп языков, и провести сравнение на уровне лексико-семантических групп, чтобы выяснить, какие же стороны объективного мира отражены собственной их лексикой.

Нами уже выявлены бесспорные монголизмы во всех тюркских языках, тюркизмы в монгольских языках, определен круг тюрко-монгольской лекси- ки.

1. Выработанный комплекс критериев для выделения явных тюркских за- имствований в монгольских языках в составе предполагаемой тюрко- монгольской языковой общности включает следующие критерии:

а) основной – полное совпадение звукового облика и значения явных тюркских слов с соответствующими монгольскими, при этом в ряде случаев тюркский характер лексемы подтверждается морфолого-этимологическим критерием, например, общемонг. ариг «чистый»< др.-тюрк. arпγ «чистый» < др.-тюрк. arп= «быть чистым» + -γ; зап.-бур. балаг «рыба» < общетюрк. balпk «рыба»;

б) фонетический, при котором учитывается тюркский ареальный характер определенных фонем в монгольских тюркизмах, например, булгарский рота- цизм и ламбдаизм вместо зетацизма и сигматизма других тюркских языков;

в) морфолого-этимологический, объясняющий тюркский характер морфо- логических форм монгольских тюркизмов, при этом тюркские слова в мон- гольских языках могут присоединять при адаптации монгольские словообра- зовательные суффиксы, например, монг. дархат. балиус, зап.-бур. балюуhан «мелкий хариус» < общетюрк. balпk «рыба» + монг. суфф. -(у)сун, общемонг. арил= «очиститься от туч – о небе» < др.-тюрк. arпl= «очиститься, стать чис- тым» – тюркский страдательный залог на =l= от др.-тюрк. arп= «быть чис- тым»;

г) критерий «исконности» слова, при котором тюркские слова вошли в отдельные монгольские языки и их ареалы в то время, как в остальных мон- гольских языках представлены собственно монгольские лексемы, например, калм., ойрат. аю «медведь» < тюрк. аю «медведь», ср. общемонг. баавгай «медведь»;

д) семантический, учитывающий характер значений заимствованных тюркских слов, например, сужение значения, заимствование многозначных тюркских слов в каком-либо одном значении;

е) калькирование – буквальный перевод тюркских семантических и сло- вообразовательных эквивалентов на монгольские языки, например, др.-уйгур. tпnlпγ «живое существо» (букв. «имеющий дыхание, душу» < общетюрк. tпn «дыхание; душа») монгольские языки передают это понятие словом амитан (букв. «имеющий дыхание, душу» < монг. ами «дыхание; душа», монголь-

ский суффикс -тан соответствует тюркскому -лыг и выражает обладание чем-либо).

2. При выявлении монголизмов в тюркских языках встречаются трудно- сти, обусловленные структурной близостью тюркских и монгольских (осо- бенно древних) языков. Однако, опираясь на критерии семантического, фо- нетического, этимолого-морфологического характера, нам удалось в подав- ляющем большинстве случаев с большой долей вероятности установить мон- гольское происхождение лексем и словоформ. Но некоторые слова, редкие в тюркских языках и обычные в монгольских, настолько совпадают и фонети- чески, и семантически, что невозможно сделать какого-либо определенного вывода. В таких случаях решающим аргументом является наличие слова в древнетюркском языке. Так, например, на первый взгляд казалось, что алт. торга, тув., тоф. торгу, хак. торга «шёлк», як. торго «старинная ткань» сле- дует считать монгольским заимствованием, так как это слово почти не встре- чается в других современных тюркских языках, а в монгольском это обычное слово (ср. староп.-монг., х.-монг., бур. торга, калм. торh «шёлк; шёлко- вый»). Но наличие слова torqu «шёлк» в древнетюркском языке заставляет отнестись к определению осторожно, поскольку в сибирских тюркских язы- ках эта лексема может оказаться наследием древнего тюркского языка.

Однако в некоторых случаях, применяя наши критерии, нам удавалось уточнить именно монгольский характер слова, хотя в древнетюркском языке сходная лексема и была представлена. Это, например, такие слова, как алт. бцкц, тув. мөге «борец, силач; сильный» (< монг., ср. староп.-монг. bцke, х.- монг. бөх, бур. бүхэ, калм. бөк «сильный, силач; борец»; в древнетюркском же языке bek «крепкий», beki, begi «герой»), алт. курч «острый» (< монг., ср. ста- роп.-монг. qurиa, МА qurиa, х.-монг. хурц, бур. хурса, калм. хурц «острый»; в древнетюркском языке слово qurи означает «сильный, крепкий», а в сочетании qurи temьr «сталь», в современных тюркских языках за этим словом закрепи- лось значение «сталь», например, тат. корыч, кирг. курч «сталь», хотя в кир- гизском курч тоже означает «острый»). Значение «острый» у слова курч в ал- тайском и киргизском языках могло развиться под монгольским влиянием.

При выведении критериев для установления относительно поздних мон- голизмов в тюркских языках мы не могли воспользоваться методикой, пред- ложенной Н.А. Сыромятниковым [1975, с. 50-61], так как, во-первых, не ста-

вили пока своей целью выявить древнейшие заимствования на морфемном уровне, а, во-вторых, древнеяпонский и древнекорейский материал нам пока недоступен. Не использована в целом и методика Г. Дёрфера [1963, с. 5-16].

В какой-то мере приемлема методика А. Рона-Таша [1974], но и здесь не все можно взять, так как он применил ее при выявлении древних протобул- гарских заимствований в монгольском языке. Но некоторые из его аргумен- тов схожи с выведенными и применяемыми нами. Отдельные критерии, при- меняемые Б.А. Татаринцевым [1976, с. 16-50] для определения монголизмов в тувинском языке, у нас совпадает.

подвески на шаманском костюме», туркм. эгмэ «женское головное серебря- ное украшение», хак. эмек, куманд. эбек, эгбик [Баскаков 1972, с. 273а] «про- волока», зап.-сиб. тат. имэк «ведерная дужка; рукоятка косы». В основе всех этих слов лежит общетюркский глагольный корень эг= «гнуться, сгибаться», имеющий различные произносительные варианты с сохранением той же се- мантики: др.-тюрк. eg=, eŋ=, тур. ей=, ий=, туркм. эг=, азерб. әj=, узб. эг=, уйг. ег=, кирг. ий=, к.-калп. ий=, ног. ий=, кум. ий=, тат. ий=, башк. эй=, хак. эг=, тув. эг=, тоф. эг=, як. иэх=. О тюркском характере словообразовательно- го аффикса -мак выше уже говорилось. От этого корня в тюркских языках образованы и другие производные слова. Ср., например, др.-тюрк. egdь «кри- вой, изогнутый нож», egmд «арка, свод дома», egri «кривой, изогнутый; кри- визна», egrim «место, где собирается вода, водоворот», egin, egnin «плечо». В монгольских же языках слово ээмэг одиночно и его словообразовательная структура на почве монгольских языков необъяснима;

ete= (староп.-монг.) «выковыривать, выгребать», бур. этэ= «отгребать, отметать», х.-монг. эт= «выковыривать, выгребать», калм. эт= «выгребать; отметать» < др.-тюрк. it= «толкать, пихать»;

ilere= (староп.-монг.), бур. элир=, х.-монг. илэр= «выясняться, выявляться, обнаруживаться; делаться очевидным, разоблачаться», калм. илр= «раскры- ваться, открываться, обнажаться» < др.-тюрк. ilдr= «показываться, виднеться»; jali (староп.-монг.) «пламя; воодушевление, жар», бур. зали: сог зали (парн.) «пыл, жар; величие», (диал.) зали түмэр «щипцы для углей», калм. заль «пламя», х.-монг. заль «горящий уголь» < тюрк., ср. др.-тюрк. jalїn, jalїnи «пламя» (< jal= «вспыхивать, воспламеняться»), кирг., к.-калп. жалын,

хак. чалын, ног. ялын, уйг. ялкун, каз. жалын, жалқын, алт. јалбыш, тув. чал-

быыш, чалбырааш, тур. yalın, yalaz «пламя» [см. у Рамстедта, 470а];

janиi=, nanиi= (староп.-монг.) «бить, колотить, избивать», бур. нанша= «1) бить, колотить, избивать; 2) молотить хлеб», калм. нанч= «бить, колотить, избивать», х.-монг. занч=, жанч= (книжн.) «бить, избивать, истязать» < тюрк., ср. др.-тюрк. janи= «1) давить, разминать; 2) проламывать, пробивать; 3) давить, подавлять, громить» в современных тюркских языках: кирг. жанч= «1) дробить, толочь; 2) колотить, колошматить», каз. жанш= «бить, ударять; выжимать», тув. шаш= (шанчар) «ударять, бить; колоть, вонзать», як. сыс= (сынньар) «1) бить, колотить; 2) дробить, раздроблять; 3) колотить», шор. наш= (нажар) «бить, ударять», хак. нас= (назар, начар) «1) бить; 2) то- лочь; рубить», тоф. неш= (неньчжар) «бить, разбивать; мять тесто». Данный пример показывает, что в монгольские языки эта лексема попала из разных тюркских языков: из языка типа киргизского или казахского, где в анлауте вместо *й развился ж (дж), и из языков типа южносибирских, где на месте *й развился в данном случае носовой н (из нь);

јemesьn (староп.-монг.) «доля, пай», бур. зэмhэн «подарок, подношение при закалывании животного», калм. зем (уст.) «падаль, труп», х.-монг. зэмс «часть внутренностей, которую по обычаю забирает себе человек, заколов-

ная петля, аркан для ловли лошадей», кирг. чалма «аркан для ловли лоша- дей», хак. (саг.) салба «лычко для метания камней», тув. шалба «забрасыва- ние аркана; аркан». В тюркских языках это слово, как и широко распростра- ненное слово чалма «тюрбан, чалма», считается производным от глагола чал= (обматывать) + -ма (аффикс, образующий имена существительные со значением предмета или результата действия) [Рясянен 1969, с. 97, об аффик- се см.: Древнетюркский словарь 1969, с. 657а]. Глагол чал= широко распро- странен только в тюркских языках в следующих значениях, позволяющих с уверенностью возводить к нему слово чалма «аркан»: др.-тюрк. иal= «уда- рять, бить; бросать, опрокидывать на землю, низвергать, повергать», узб. чал= «захлестнуть веревкой», кирг. чал= «ударять сильным, резким ударом; захлестывать, метать аркан; обмотать, завязать», туркм. чал= «ударить, хле- стнуть; обматывать», тур. чал= «ударять, бить; бросить на землю, опрокиды- вать», азерб. чал= «бить, вбивать, колотить, стучать; махать, крыльями; ко- сить; сбивать», лобн. чал= «ударять, бросить», каз. шал= «привязать веревку, нитку в обхват». На тюркское происхождение старомонгольского иalma «лассо» указывает и М. Рясянен [1969, с. 97б]; Г. Рамстедт также считает калмыцкое цалм «аркан, лассо» тюркским по происхождению [1935, с. 421а];

иeиeg (староп.-монг.), бур. сэсэг, х.-монг. цэцэг, калм. цецг «цветок» < др.- тюрк. иeидk «цветок; соцветие, метелка» < др.-тюрк. иeи= «рассеиваться, распространяться; раскрываться (о цветке);

иiиire= (староп.-монг.), бур. шэшэрэ=, х.-монг. чичир=, калм. чичр= «дро- жать, трястись» < др.-тюрк. titirд= «дрожать, трепетать»;

иоγ (староп.-монг.) «горящий уголь; блеск, величие, великолепие; огонек, искорка, живость», бур. сог «тлеющий уголек», х.-монг., калм. цог «жар (го- рящие угли без пламени); огонек, искорка» < др.-тюрк. иоγ «блеск, сияние; пламя, жар»;

иоlmun (староп.-монг.) «Венера», бур. Солбон, х.-монг. Цолмон, калм. Цолвң «Венера, утренняя звезда» < пратюрк. *иolpan «Венера, звезда»

[СИГТЯ 2001, с. 50-51];

dalai (староп.-монг) «океан, море», бур. далай. бур.НУ даләә~далээ «море, океан; большое озеро; море – об оз. Байкал», х.-монг. далай, калм. дала~далә «океан; много» < др.-тюрк. taluj «океан, море»;

dayin (<*daγin< **daγпn) (староп.-монг.), бур., х.-монг. дайн, калм. дән «война» < др.-тюрк. jaγп «враг» (ср. jaγпla= «воевать»);

dayisun (<*daγisun <**daγпsun) (староп.-монг.), бур., х.-монг. дайсан,

калм. дәәсн «враг» < др.-тюрк. jaγп «враг»;

egemeg (староп.-монг.) «серьги». В «Сокровенном сказании монголов» 1240 года e’emek «петля, силок, кольцо, круглый», у О. Ковалевского egemeg, egemьg «ушное колечко вместо серьги», у Лессинга egemeg, egemьg «серьга». Ср.: бур. ээмэг «серьги», (диал.) ээмэг «проволока», калм. ээмг «дужка у серьги», х.-монг. ээмэг «серьга» < тюрк., ср. кирг. иймек «серьги», хак. эмек «проволока», як. иэмэх «изгиб; металлические подвески к серьгам; серьги;

Наши критерии определения относительно поздних монголизмов в тюрк- ских языках следующие.

1.Основной критерий – совпадение (в идеале полное) звуковой оболочки

исемантики соответствующего тюркского слова с монгольским (калмыцким или бурятским) при условии отсутствия этого слова в древнетюркском языке, ограниченном его распространении в современных тюркских языках и широ- ком бытовании в монгольских языках. При этом надо различать: а) совпаде- ние тюркского слова со словами современных монгольских языков; б) совпа- дение с фонетическими формами, характерными для более ранних этапов развития монгольских языков, которые зафиксированы в старописьменном монгольском языке и в памятниках средневекового монгольского языка ХIII- ХIV вв. Необходимо учитывать, что при адаптации заимствований произош- ла некоторая субституция звуков, определяемая особенностями фонологиче- ской системы заимствующего языка, так как заимствование проникало в древности устным путем.

2.Фонетический критерий – несколько иной звуковой облик слов (харак- терный для монгольских языков) по сравнению с фонетическим обликом сходных исконно тюркских слов. Так, в монголоведении общепринято, что монгольские долготные комплексы типа -aγu-, -egь- и т.п., потеряв интерво- кальный согласный, и образуя заместительную долготу гласного на месте кратких гласных этого комплекса, определяют характер этой долготы по вто- рому гласному данного комплекса, в то время как соответствующие им в

тюркских языках сочетания образуют долгий гласный с характером долготы гласного по первому слогу этого комплекса, например, староп.-монг. aγula «гора» через средневековые промежуточные формы a’ūla > o’ūla > u’ūla за- фиксированные, например, в монгольском словаре Муккадимат-ал-Адаб [Поппе 1938] дали современные х.-монг., калм. уул, бур. уула «гора» и т.п.; ср. соврем. шор., хак., тув., тоф., сойот., уйг.-цаат., уйг.-урянх. аал «стойби- ще, селение, деревня, поселок» развалилось из др.-тюрк. aγпl, в орхонских памятниках означавшее «загон для скота», в енисейских – «стойбище».

Во многих монгольских словах, относимых обычно к числу тюрко- монгольских параллелей, на месте тюркского z представлен r (чувашский здесь в расчет не берется, а в сибирских тюркских языках в своих исконно тюркских словах отсутствует ламбдаизм и ротацизм). Поэтому, например, алт. боро, тув., тоф. бора, хак. пора «серый» мы относим к монголизмам (ср. староп.-монг. boru, х.-монг. бор, бур. боро id.), так как в тюркских языках обычно представлен в др.-тюрк. boz «серый»; алт. кураган, тув. хураган, тоф. hураган, хак. хураған «ягненок» < староп.-монг. quraүan (ср. др.-тюрк. qоzп id.); алт. зура= «рисовать, изображать» < староп.-монг. juru= «писать; чер- тить, изображать, рисовать» (ср. yaz= «писать» в других тюркских языках).

В тюрко-монгольских параллелях выявлено соответствие монг. lj //тюрк. љ, поэтому наличие в слове lj вместо љ говорит о монгольском происхожде-

нии, например, алт. корголjын., тоф. қорғольҷын, тув. коргулчун «свинец» <

монг. qorγuljin (ср. кирг. коргошун, тат. кургаш id.), алт. элjиген, тув. элчиген

«осел» < староп.-монг. eljigen (ср. др.-тюрк. eљkek, в самом алтайском языке эштек) «осел», алт. калјан «лысый» < староп.-монг. qaljan (ср. др.-тюрк. qaљγa «белая отметина на лбу животного, звездочка»).

В монгольских словах тюрко-монгольских параллелей обычно вместо тюркского j представлен d. Поэтому наличие d на месте закономерно ожи- даемого j свидетельствует о позднем монгольском происхождении слова, на- пример, алт. буды= «красить» < староп.-монг. buda= id. (ср. др.-тюрк. bodu=, кирг. бое= id., в алтайском языке в собственно тюркских словах на месте древнего тюркского d всегда представлен й, например, айак «нога», вместо др.-тюрк. adaq); телеут. телин «вымя» (ср. алт. jелин id.) < староп.-монг. deleng (ср. др.-тюрк. jelin id.).

3.Этимолого-морфологический критерий срабатывает тогда, когда слово не этимологизируется на тюркской почве и морфологическая структура. В то

время как в монгольских языках представлена производящая основа и иные морфологические элементы, например, алт. бодолго «задача» < монг., ср. староп.-монг. bodu= «думать» + монг. -lγa (ср. староп.-монг. bodulγa, х.-монг. бодолго «задача»); алт. тарылга «бляха» < староп.-монг. darulγa., ср. староп.- монг. daru= «давить» + монг. -lγa; алт. јакылта «задание» < староп.-монг. jakilta (ср. староп.-монг. jaki= «наказывать, заказывать» + монг. -lta; алт. тоомjы «престиж» < староп.-монг. toγamji id., ср. староп.-монг. toγa= «ува- жать, считаться» + монг. -mji; алт. кцжяяр «рычаг, вага» < староп.-монг. kцљigьr id., kцљi= «поднимать вагой, воздвигать» + староп.-монг. -gьr; алт. тялкяяр «отмычка» < староп.-монг. tьlkigьr id., ср. староп.-монг. tьlki= «тол- кать» + монг. -gьr.

4.Критерий «исконности» слова применяется тогда, когда в тюркских языках для данного понятия имеются совершенно другие слова, например, алт. мцңян, тув. мөңүн, тоф. мөңүн «серебро» < староп.-монг. mцnggьn (обще- тюркским названием серебра является kцmьљ); алт. салаа «палец» < староп.- монг. salaγa id. (< староп.-монг. sala= «разделяться»; общетюркские названия пальца – эргек или бармак); алт. кулур «мука» < староп.-монг. γulir id. (обще- тюркским является слово оn).

5.Семантический критерий. Он свидетельствует о монгольском происхо- ждении слова тогда, когда в тюркские языки слово вошло в каком-либо од- ном, зачастую переносном значении, в то время как в монгольских языках это слово имеет все свои основные прямые и переносные значения, напри- мер, алт. мцргя=, тув. мөргү= «молиться» < староп.-монг. mцrgь= «кланять- ся; молиться»; алт. эряял, тув. элээр «трезвый» < монг. эрүүл, элүүр «здоро- вый; трезвый»; тув., хак., шор. менди «здравствуйте» (приветствие) < староп.- монг. mеndь «здоровый; здоровье; здравствуйте».

При установлении монгольского происхождения того или иного тюркско- го слова эти критерии применялись в комплексе.

Из исторической литературы известно, что предки современных тюркских

няя деревянная юрта», бур. НУ булгааhан~былгааhан~балгааhан «деревянная юрта; летнее жилище на полевых станах», х.-монг. балгас «древний город; развалины города, калм. балhcн «город» < др.-тюрк. balїq «город»;

baldarγana, balиirγana (староп.-монг.) «борщевик», бур. балшаргана

«борщевик», х.-монг. балдаргана, балчиргана, калм. балчрһн «волчий ко- рень» < тюрк., ср. алт. балтырган, кирг. балтырган, балтыркан, балдыркан, тув. малдырган, тоф. баълтырган, хак. малтырган, палтырган, тат. балтырган, башк. балтырган, шор. палтырган [РСл IV, 1172] «борщевик», азерб. су балдырганы «циркута – ядовитое растение», турецк. балдыран «белоголов»

[РСл IV, 1504], балдырган «асафетида» [РСл IV, 1504], каз. балдыр «какое-то болотное растение» [РСл IV, 1504], о тюркской этимологии этого слова гово-

рит Севортян Э.В. [1978, с. 55-56];

biиiqan (староп.-монг.) «маленький; мало, немного», бур. бишыхан,

бур.НУ битиикан~бишиикан «ребенок», битииhуут~бишиигат «дети» (в то же время основным значением слова битиикан~бишиикан является «малень- кий») х.-монг. бяцхан «маленький», калм. бичкн «маленький; небольшой, ми- зерный; малый, тесный; мало, немного», бичкдyд «детвора, дети» < др.-тюрк. biид «маленький»;

bilegüü // bileü (староп.-монг.), бур. бүлюү «точило, оселок», калм. бүлү, х.-монг. билүү id. < тюрк., ср.: дp.-тюрк. bilдgü «точильный камень» < др.- тюрк. bilд= «точить» < др.-тюрк. bi ≈ bп «лезвие, острие»; соврем. алт. билүү, хак. niлөө «брусок», pile= «точить», саг. pile «точило», тат. беләү, кирг. бүлөө (бүлө= «точить», турецк. bileрi (bile= «точить»), чув. пилев «брусок, оселок»; основа билэ= и его производные являются общетюркскими [см. Севортян II,

с. 142-143];

bilig (староп.-монг.) «талант, дар», бур. бэлиг «мудрость, ум, разум; зна- ние; способность, дарование», калм. билг (ойр. bilig) «мудрость, разум, пони- мание; знание», х.-монг. билиг «талант, дар» < тюрк., ср. др.-тюрк. bil= «знать, ведать», bilig «знание; разум, ум; осторожность, осмотрительность», ср. соврем. общетюрк. бил= «знать» корень и производное слово общетюрк- ские [см. об этом Севортян II, с. 136-139];

bulung (староп.-монг.), бур., х.-монг. булан(г), калм. булң «угол» < обще- тюрк. buluŋ «угол; край, сторона; вообще отдельная, обособленная часть ле- са, реки, озера, возвышенности», о тюркском характере слова см. у Э.В. Се- вортяна [Севортяна II, с. 262];

buγubиi, buγuyibиi (< buγui «запястье») (староп.-монг.), бур. бугааг, х.- монг. бугуйвч, калм. буhу «браслет», слово, по всей видимости, восходит к др.-тюрк. buqaγu «оковы, кандалы»;

bьrgьd (староп.-монг.), бур., х.-монг. бүpгэд, калм. бүpгд «орел, беркут» < тюрк. bьrkьt ~ bьrgьt «орел, коршун; хищная птица», о тюркском характере и этимологии см. у Э.В. Севортяна [Севортян II, с. 300];

иаlm-a (староп.-монг.) «аркан, лассо», бур. (диал.) салма «аркан», калм. цалм, х.-монг. цалам, орд. tљalma «аркан, лассо» < тюрк.: алт. чалма «накид-

этому в них вскрывается значительное количество тюркизмов общемонголь- ского характера.

Так, к тюркизмам общемонгольского характера относятся, например, сле- дующие слова:

altan (староп.-монг.), бур. алтан, х.-монг. алт, калм. алтң «золото; золо- той, сделанный из золота» < др.-тюрк. altun «золото; золотой». Об обще- тюркском характере и тюркской этимологии этого слова см. Севортян I,

с.142;

arиi= (староп.-монг.) «чистить, вычищать, вытирать», бур. арша=, калм. арч=, х.-монг. арч= < др.-монг. *arti= < прамонг. **artп= (arпtп=) < тюрк. арыт= «чистить, очищать, делать чистым» (форма тюркского каузатива от тюрк. ары= «быть чистым»);

ariг // ariгun (староп.-монг.) «чистый, опрятный», «священный, святой; чистый; честный; чистоплотный», бур. ариг «чистый, опрятный», арюун «чистый, опрятный; священный», калм. әрүн (ойр. ariun) «чистый, священ- ный», х.-монг. ариг «чистый, опрятный», арюун «священный, святой; чистый; честный» < тюрк., ср. др.-тюрк. аrї= «очищаться», аrїг «чистый, незагряз- ненный; чисто; порядочный; праведный, священный», соврем. тув. ары= «очищаться», арыг «чистый, опрятный», тоф. ары= «очищаться, быть чис- тым», арыг «чистый», хак. арыг «чистый», тат. ару «чистый, опрятный, доб- рый», кирг. арыл= «очищаться», аруу «чистый; миловидный», турецк. ары= «очищаться; быть чистым, опрятным», уйг. ерик «чистый» слово арыг, как и глагол ары= являются общетюркскими, о их этимологии см. Севортян I, с. 184-186;

aril= (староп.-монг.) «очищаться, проясняться; исчезать, искореняться», бур. арил= // арли= «очищаться; проясняться; уходить, удаляться, убираться», калм әрл=, х.-монг. арил= «уходить, удаляться; убегать, удирать» < др.-тюрк. arпl= «очищаться» (страдательный залог от arп= «быть чистым, очищать-

ся»);

arsalan~arsalang (староп.-монг.) «лев; звание борца», бур. арсалан, х.- монг. арслан, калм. арслң «лев» < тюрк. arslan «лев», о тюркском характере данного слова см. у Севортяна I, с. 177;

balta (староп.-монг.) «топор; кувалда», бур. балта «молот, кувалда», х.- монг., калм. балт «боевой топор, секира» < тюрк. balta «топор», о тюркском характере слова см. у Севортяна II, с.58;

balиiγ (староп.-монг.) «грязь, тина», бур. балшаг «грязь», калм. балчг «грязь», х.-монг. балчиг «грязь» < др.-тюрк. balипq id. M. Рясянен [1969, с. 69] считает слово balиyq собственнотюркским и возводит к нему старомон- гольское;

balγasun (староп.-монг.) «дворец, город», бур. балгааhан «закут для телят, хлев для овец», балгааhан гэр «хибарка, лачуга», булгааhан «хлев; шалаш», бох. булгааhан «юрта; строение», алар. балгааhан «деревянная юрта», окин. балгааhан, болгооhон «деревянная юрта; дом-времянка», сарт. балгоос «лет-

народов Южной Сибири уже с древнейших времен имели связи с монголоя- зычными племенами. Особенно же сильное влияние монголов на народы Саяно-Алтая началось в XIII в., когда Чингисхан, став во главе Монгольского государства, принялся расширять границы своей империи. В 1207 г. по его приказу состоялся «лесной» поход Джучихана, направленный на завоевание и подчинение народов Саяно-Алтайского нагорья. «Чингисхан передал тогда эти покоренные племена своему сыну Джучи в подданство. Таким образом, население Саяно-Алтайского нагорья и бассейна Верхнего Енисея в 1207 г. попало под власть монгольских феодалов» [История Тувы 1964, с. 172].

С падением монгольской Юаньской династии и изгнанием восточных монголов из Китая (1368 г.) разгорается борьба между восточными и запад- ными монголами, в результате которой наступает кратковременное господ- ство западных монголов, или ойратов, расцвет могущества которых прихо- дится на середину XV в. Но после смерти ойратского хана Эсеня (1453 г.) за- падные монголы теряют господствующее положение. Междоусобицы и свя-

занный с ними процесс политического дробления приводят к образованию в конце XVI в. кратковременного государства под главенством Алтынханов. Территория его находилась к западу от верховьев реки Селенги и озера Хуб- сугул, включая Туву, до верховьев Иртыша с центром у озера Убсу-Нур.

Политическое влияние государства Алтынханов распространялось на ми- нусинскую котловину, т.е. на енисейских киргизов, и частично (после паде- ния Сибирского ханства) на телеутов, кочевавших в междуречье Иртыша и Оби.

5. РОЛЬ КОНТАКТОВ В ОБРАЗОВАНИИ ТЮРКО-МОНГОЛЬСКОЙ ЯЗЫКОВОЙ ОБЩНОСТИ

Как уже говорилось выше, среди сторонников генетического родства ал- тайских языков, в частности, тюркских и монгольских языков давно уже уко- ренилось мнение, разделяемое и теми, кто обращается к сопоставлению тюркских и монгольских языков, что эти языки имеют между собой огромное количество сходных элементов в лексике и грамматике, так называемые па- раллели, составляющие тюрко-монгольскую языковую общность, наличие которой якобы подтверждает генетическое родство этих языков. В то же время как ортодоксальные алтаисты, так и антиалтаисты признают существо- вание исторических контактов между алтайскими народами и их языками по- сле XIII в. и наличие взаимных заимствований, относящихся к этому време- ни. Соответствия же, уводящие к более ранним периодам, сторонники гипо- тезы считают общим наследием единого праалтайского языка, т.е. фактиче- ски признают довольно позднее распадение алтайского праязыка. Противни- ки же гипотезы вообще все соответствия объясняют заимствованиями, т.е. контактами.

А. Рона-Таш [1974, с. 31-45], разработавший четкие критерии и приемы для определения тюркизмов, особенно ранних, в монгольских языках совер- шенно правильно считает, что алтайский праязык, если и допустить сущест- вование такового, распался довольно рано, и независимая жизнь алтайских протоязыков должна рассматриваться как долгий исторический процесс. Так, например, из истории известно, что уже в бронзовом веке алтайские народы, а соответственно и их языки, были достаточно развиты и между ними суще- ствовали разнообразные контакты. Таким образом, задачей алтаистики явля- ется выделение не только поздних, но и ранних, относящихся к прошлым ты- сячелетиям, заимствований и выявление подлинно общеалтайского фонда, если таковой останется после снятия наслоений.

А. Рона-Таш убедительно показал, что тюрко-монгольская лексическая общность во многом состоит из ранних тюркизмов в монгольских языках, относящихся к влиянию древнебулгарского языка. Главное, что это доказы-

вается не анализом изолированных слов и не использованием разрешенных аргументов, а взятыми в системе соответствиями и критериями, которые уси- ливают друг друга. Так, например, хорошо доказывается, что существующая в тюркских и монгольских языках терминология высокоразвитого животно- водства, связанная регулярными фонетическими соответствиями, является в монгольских языках в основном булгаро-тюркской по происхождению, о чем говорят не только соответствия з – р и ш – л, но и ряд других признаков. Т.е. древнемонгольские ьnige «корова», biraγu «теленок», ьker «бык», uγuraγ «мо- лозиво», kimir «кумыс», dal «укрытие для крупного рогатого скота» и т.п. оказываются тюркскими по происхождению. Тюркскими же являются также и основные термины металлообработки, как пример, darqan «кузнец», korγoljin «свинец», temьr «железо», aγurqai «шахта» и т.п. Учитывая же, что булгарские племена ушли на запад из Центральной Азии вместе с хуннами, мы можем предположить, что эти контакты происходили задолго до III в. н.э., т.е. ещё за тысячу с лишним лет до эпохи Чингисхана, времени широкой экспансии монголов и соответственно усиленного влияния их языка.

Кроме того, Клосон и Рона-Таш пришли к выводу, что тюркизмы прони-

кали в монгольские языки из ранних тюркских языков в разные исторические периоды. Именно поэтому невозможно выведение строгих фонетических за- кономерностей в тюрко-монгольских соответствиях.

Поэтому каждый элемент в составе так называемой тюрко-монгольской лингвистической общности требует самого пристального критического рас- смотрения. Просто выявление максимального числа тюрко-монгольских па-

раллелей и утверждение через это якобы генетического родства тюркских и монгольских языков, уже ничего не дает для решения алтайской проблемы.

Наша работа над выявлением тюркизмов в монгольских языках показала, что многие из них, носящие общемонгольский характер, относятся к ранним тюркизмам, проникшим в монгольские языки ещё до их распада. Так, напри- мер, к их числу можно отнести такие слова, как х.-монг. заль «горящий

образования двух линий развития этносов, которых мы называем двумя вет- вями.

Дальнейшая история Центральной и отчасти Восточной Азии показывает, что монгольские этносы в каждой из ветвей развивались по-разному, т.е. до известной степени в разных исторических контекстах. Обозримые пути их

этнического развития связаны с судьбой таких этносов и этнополитических образований, как: в дунхуской ветви – ухуань, сяньби, муюн, тоба, хи, шивэй, кидань, татар, дагур; в хуннуской ветви: гаогюй, теле, хойху, тукю (ашина), аша (тогон), огуз, уйгур (ойхор), кэрэит, монгол, джунгар. В каждой ветви происходили межэтнические взаимодействия: монгольско-тунгусские в дун- хуской, монгольско-тюркские в хуннуской, в каждой из них происходили свои процессы этнотрансформации – этноэволюции.

Итак, лишь с учетом разветвленного этнополитического развития мон- гольских этносов древности и средневековья, начавшегося с хуннуско-

дунхуской этнополитической дивергенции и сопровождавшегося феноменом суперэтнического характера, можно правильно объяснить этногенез и этни- ческую историю монголов» [Коновалов 2002, с. 64]. Этими же причинами объясняется, по нашему мнению, наличие огромного количества тюркизмов в ойратском, бурятском и халха-монгольском языках и тунгусо-

маньчжуризмов в монгольских языках и диалектах Внутренней Монголии Китая.

3. К ПРОБЛЕМЕ ФОРМИРОВАНИЯ МОНГОЛЬСКИХ ЯЗЫКОВ В ДВУХ АРЕАЛАХ

По свидетельству А. Рона-Таша [1974, с. 37], в монгольские языки ещё, видимо, на общемонгольском уровне, вошло множество тюркских заимство- ваний в эпоху задолго до XIII в. из разных тюркских языков и особенно мно- го из древнего булгаро-тюркского. А если мы вспомним в этой связи, что булгаро-тюркские племена ушли с хуннами на запад из Центральной Азии в начале I тысячелетия н.э., то получим более четкое представление о древно- сти тюркского влияния на монгольские языки. С той, и даже более ранней эпохи в монгольские языки вошла, например, развитая тюркская животно- водческая терминология, о которой подробней будет сказано ниже. Г. Кло- сон, исследовавший тюрко-монгольскую языковую проблему [1962], тоже считает, что монгольские языки испытали сильное тюркское влияние. О тюркском влиянии на развитие лексики монгольских языков писал и Б.Я. Владимирцов [1911], причем в разное время тюркизмы проникали в монголь- ские языки из разных тюркских языков, поскольку отражают разные эпохи эволюции тюркских языков.

Все эти тюркизмы из общемонгольского состояния перешли и в совре- менные монгольские языки (бурятский, калмыцкий, халха-монгольский). По-

употребление с монгольскими глаголами тувинского модального аффикса - кса-/-ксе-, выражающего желание, намерение совершить действие, например,

би ус уугсадж байнав «я хочу пить воды», би гэртээ харигсадж байнав «я

хочу вернуться домой», чи ирэгсэдж байнууч? «ты хочешь прийти?».

Таким образом, приведенный здесь нами краткий общий обзор взаимо- действия монгольских языков с тюркскими показал, что данный процесс, на- чавшийся в различных ареалах Центральной Азии с незапамятных времен, продолжался в древнетюркскую эпоху, в средние века, происходил в ряде мест незадолго до нашего времени, а в некоторых ареалах продолжается и сейчас. Поэтому изучать взаимодействие монгольских и тюркских языков следует дифференцированно по эпохам и ареалам.

Кроме того, для изучения истории взаимоотношений тюркских и мон- гольских языков весьма важным является выяснить, в какой степени пред- ставлены явные тюркизмы в монгольских языках других ареалов – в мон- гольских языках и диалектах Внутренней Монголии КНР – дагурском, бар- гутском, чахарском, ордосском, харчинском, хорчинском, бааринском, джа- рутском, узумчинском и др., в монгольских языках Китая постюаньского об- разования – монгорском, шира-югурском, дунсянском, баоаньском, а также в могольском языке Афганистана. Из предварительных данных явствует, что традиционные монгольские языки северо-восточного ареала Центральной Азии, что в общих чертах соответствует ареалу Внутренней Монголии КНР, помимо сильного китайского влияния имеют следы не менее сильного влия- ния тунгусо-маньчжурских языков, особенно заметно это влияние в дагур- ском языке.

Такое различие в результатах влияния внешнего воздействия на развитие монгольских языков в разных их ареалах – в северном и северо-западном ареале, охватывающем ойратские языки и диалекты, бурятский и халха- монгольский языки, значительным оказывается тюркское влияние в северо- восточном – тунгусо-маньчжурское – может получить неожиданное объясне- ние историческими причинами: различиями в эволюционных процессах эт- ногенеза разных монгольских этнических групп. Так, специалистом по этно- генезу народов Центральной Азии П.Б. Коноваловым [1999; 2002] выдвига-

ется достаточно обоснованная гипотеза о наличии двух ветвей монгольского этногенеза. В одной из своих работ он приходит к следующему выводу: «… Заслуживает особого внимания тезис об этническом ядре хунну, происходя- щем из южноманьчжурского этнокультурного очага …, шире – из обширного маньчжурско-восточномонгольского хуского этнического субстрата, который после образования западнее от него в районе Ордоса и прилегающих земель, хуннской группировки племен стал называться дунхуским, т.е. восточнохус- ким. Это событие явилось результатом длительного исторического процесса контактов восточных и западных этносов юга Центральной Азии, которые и

зафиксировала китайская историография задолго до образования Хуннской степной державы. По нашей интерпретации это было фиксацией процесса

уголь», калм. заль «пламя», бур. зали «пыл, жар», староп.-монг. jali «пламя, воодушевление, жар», восходящие к др.-тюрк. jalпng «пламя», др.-тюрк. yal «вспыхивать, воспламеняться»; х.-монг. арил= «очищаться, исчезать», бур. арил=, калм. әрл= «исчезать; убираться, уходить», староп.-монг. aril= «очи- щаться, исчезать» < др.-тюрк. arпl= «очищаться» < arп= «быть чистым». На- личие подобных лексем свидетельствует о довольно раннем тюркском влия- нии на общемонгольском уровне.

Кроме того, выявились тюркизмы регионального характера, главным об- разом ойратско-халхаские и бурятско-халхаские.

Примерами ойратско-халхаских тюркских заимствований могут послу- жить слова типа х.-монг. балдаргана, балчиргана «борщевик», калм. балчрhн «волчий корень» < тюрк. baltпrγan «борщевик»; х.-монг. иг, калм. иг «верете- но» < др.-тюрк. ig, yig «веретено»; х.-монг. дзарам «отруби», калм. зарм «пшено, крупа; грубая мука» < тюрк. jarma, yarma «крупа» < тюрк. yar= «рассекать, расщеплять».

К бурятско-халхаским тюркизмам можно отнести лексемы типа х.-монг. олбог, бур. олбог «тюфяк для сиденья» < тюрк. олмак < тюрк. *ол= «сидеть»; х.-монг. той, бур. той «свадебный пир» < тюрк. toi «пир, пиршество», ср. тюрк. toj= «насыщаться», ток «сытый».

Наличие подобных региональных тюркизмов говорит о том, что процесс

распада общемонгольского языка происходил неравномерно и что тюркское влияние не прекращалось и в течение этого процесса.

О продолжающемся тюркском влиянии на монгольские языки, которое происходило и после распада общемонгольского языка и образования само- стоятельных монгольских языков свидетельствует наличие тюркизмов, спе- цифичных для каждого из монгольских языков. Так, в халха-монгольском языке выявляются свои тюркизмы типа асаг «хромота у животных» < тюрк. aqsaq «хромой» < aqsa= «хромать»; торомдой «кобчик» < тюрк. turumtai id., итлэг «пустельга» < тюрк. itelgi id.; явлаг «ушастая сова» < тюрк. yabalaq, yapalaq «сова».

В бурятском языке и в его говорах, особенно западных, тоже выявилось немало специфических тюркизмов. Например, бойног «подгрудок, обвислая шея у крупного рогатого скота» < тюрк. moynaq < тюрк. moyun «шея»; жэрхэ= «брезговать» < тюрк. yirken= id.; соол «печь», «изба» < тюрк. sool, иuval «камин»; балаг «пескарь, гальян» < тюрк. balпq «рыба» и т.п.

Наибольшее количество тюркизмов обнаружилось в калмыцком языке и его говорах. Например, такие слова, как бурш «перец» < каз. бурш id.; шалh «коса для сенокошения» < каз. шалгы < каз. шал= «косить»; рубить»; җилк «парус» < тюрк. jelken, jilken < тюрк. jel, jil «ветер»; киилег «рубашка, сороч- ка» < тюрк. kөylеk «рубашка» и т.п.

Подобная лексика отражает уже более поздние тюрко-монгольские кон- такты. Таким образом, тюрко-монгольская языковая общность при ближай- шем рассмотрении оказывается весьма неоднородной. Она состоит минимум

из 3 групп: 1) ранние и поздние тюркские заимствования в монгольских язы- ках; 2) ранние и поздние монгольские заимствования в тюркских языках; 3) общие тюрко-монгольские элементы, работа над которыми требует методики иного уровня, а алтаистика должна заниматься именно ими. Поэтому бли- жайшей и неотложной задачей исследования тюрко-монгольской языковой

общности на данном этапе является выявление взаимных заимствований и определение подлинных тюрко-монгольских элементов.

Таким образом, не вызывает никакого сомнения, что решающую роль в процессе образования тюрко-монгольской языковой общности сыграли раз-

нообразные контакты и взаимоотношения между тюркскими и монгольскими этническими группами в разных ареалах Центральной Азии, где они обитали, происходившие в различные исторические эпохи, как, например, эпоха мон- гольских завоеваний тюркских народов Чингисханом, во время которой в тюркские языки попало множество монгольских слов из средневекового мон- гольского языка. Нам представляется, что в течение всей истории взаимодей-

ствия тюркских и монгольских этносов Центральной Азии и в более ранние времена подобных решающих этнических столкновений было немало. Так, например, как явствует из «Истории Монгольской Народной Республики» [1967], на территории Центральной Азии на рубеже двух эр противоборство- вали две степные державы – западный хуннский каганат, основу которого со- ставляли протобулгарские тюрки, и восточный, сяньбийский каганат, в осно- ве которого лежали древние монгольские племена, образовавшиеся после распада империи хуннов. После нескольких сражений сяньбийцы в конце первого века н.э. разгромили протобулгар, завладев их землями, включив в свой состав часть их этноса, т.е. фактически произошла монголизация части тюркоязычных племен. В «Истории Монгольской Народной Республики» [1967, с.82] об этом сказано буквально следующее: «После разгрома в 93 г. н.э. северных хуннов и слияния их с племенем сяньби этнический состав по- следнего изменился. С этого времени под сяньби надо подразумевать не только дунху, но и хунну, т.е. сяньби стали этнически неоднородным племе- нем. Это смешение двух племен нашло свое отражение и в языке… Смеше-

ние этнически различных племен и языковых групп на территории Монголии наблюдалось и позже. Но при этом происходило не образование нового язы- ка, а обогащение одного из скрещивающихся языков, а именно древнего мон- гольского, который сохранялся и развивался, пополняя свой словарный со- став за счет других языков – тюркского и тунгусо-маньчжурского».

Как показывает история, данный контакт древнебулгарских и сяньбий- ских племен, зафиксированный в китайских летописях начала нашей эры, привел к появлению нового варианта древнего монгольского языка (сяньбий- ского), обогащенного протобулгарским (тюркским) субстратом. Этот древ- ний монгольский язык, развиваясь, дожил до наших дней в форме современ- ных монгольских языков, сохраняющих те древние булгарские элементы, ко- торые вошли в древний монгольский язык в ту отдаленную эпоху. Подобные

чарка, собака с лохматой шерстью». В языке дербетов отмечены такие тюр- кизмы, как багц «сад, огород» < тюрк. бакча «сад, садик»; хаднг «береза» < тюрк., ср. др.-тюрк. qadпŋ~qaδпŋ~qajпŋ, тат. каен «береза» [об этимологии см. ЭСТЯ 1997, с. 213-215]; у торгутов – хайаар «огурец» < тюрк., ср. ног. хыяр, каз., тат. кыяр id.; чис~чиш~шиш «тонкий шест, жердь» < тюрк., ср. др.- тюрк. љiљ~љпљ, общетюрк. шиш «вертел», откуда тюрк. шишлик «мясо, жа- реное на вертеле», давшее русск. шашлык id.; у бузава – ценг «вилы» < тюрк., ср. каз. сенек, тат. сəнəк, башк. həнəк id.; у элютов – булдрун «степной ряб- чик» [Ramstedt 1935, S. 59b]; замх «штопать, чинить, латать; ремонтировать»

[Ramstedt 1935, S. 466a]; у сарт-калмыков – апкеч «коромысло» < кирг. ап-

кеч~апкич id.; китеп «книга» < кирг. китеп id.; чакы «железное ведро» <

кирг. чака id; у монгольских баитов – хашик «ложка» < др.-тюрк. qaљiq~qaљuq «ложка», бушхг «камус, шкурка с лапок животного, идущая на пошивку обуви» < др.-тюрк. buиqaq id.

Примерами халха-монгольских тюркизмов [Рассадин 1970] могут служить такие халхаские слова, как сав «ум, разум, соображение, мудрость» < др.- тюрк. sаb~sav «слово, речь; весть, известие; повествование, история, рассказ; пророчество»; илбээс «приманка для рыб; сторожок капкана» < тюрк. илмек~илбек «крючок, зацепка, вешалка» < общетюрк. il= «вешать, зацеплять, прицеплять» [об этимологии см.: Севортян 1974, с. 343-345]; оор в сочетании оор монгол «настоящий монгол, истинный монгол» < тюрк., ср. др.-тюрк. oγuz «племя и объединение племен», а также племена oγur, входившие в со- став древних булгаро-хазар и уйгуров [Баскаков 1969, с. 352]; хад «разновид- ность дикой смородины, растущей на скалах» < др.-тюрк. qat «ягоды, пло- ды»; адаг «медведь-губач, южноазиатский медведь» < др.-тюрк. adпγ «мед- ведь», ср. тув. адыг, тат., каз. аю id.; эвш адаг «губач-медведица» – здесь по- мимо тюркизма адаг представлена также тюркская по происхождению лек- сема эвш для называния самки, восходящая к древнетюркскому прототипу ebиi~evиi, означающему «женщина», ср. тоф. эпшi «женщина; самка»; эвшгэс «самка соболя» < тюрк., ср. тюрк. эпши «самка» + кис «соболь» (ср. др.-тюрк. kiљ – это «соболь»); эрхэс «самец соболя» < тюрк., ср. тюрк. эр «самец» + кис «соболь»; оцог (ср. староп.-монг. oиuγ) «три камня, используемые в костре в роли тагана для котла» < тюрк., ср. др.-тюрк. оtиuq~оиuq «очаг; таган» < тюрк. оt «огонь; костер».

Продолжается активное взаимодействие тувинского и монгольского язы- ков в ряде районов Тувы, в частности в Терехольском районе (пос. Кунгур- тук), а также в Эрзинском и Овюрском районах, в которых живущие там ту- винцы даже в быту пользуются монгольским разговорным языком. Во время

экспедиций в те районы Тувы нам приходилось общаться там с тувинцами на монгольском языке и производить его запись. Обращает на себя внимание

при этом не только влияние монгольского языка на тувинские говоры тех районов, но и проникновение элементов тувинской лексики и грамматики в употребляемый тувинцами монгольский язык. Так, особенно показательно