новая папка 1 / 685284

11

«Сложная ситуация с сезонным отъездом тысяч вайнахов на стройки страны также сложилась не случайно. Ингушская или чеченская семья в 5 – 6,

а то и более человек, обычная для сельской местности, не могла физически прожить на зарплату сельхозрабочего в 60 – 80 рублей, не спасал и приусадебный участок. Оставалась или «шабашка» – тяжелый 14 – 16-

часовый труд на стройках сельских районов страны или отъезд на постоянное жительство в Калмыкию, Ростовскую, Астраханскую, волгоградскую области на животноводческие фермы. Ведь труд в глухих безводных степях для русского населения давно потерял престижность» [1. с. 298].

В отдельных населенных пунктах безработных было 85-90 процентов.

Каждый мальчишка, достигнув 13-, 14-летнего возраста, начинал ездить с отцом на заработки в Поволжье, Сибирь, на Дальний Восток. Большую часть года на хозяйстве оставались только женщины. Чечено-Ингушетия занимала последнее, 73-е место почти по всем жизненно важным показателям. А по детской смертности – второе [16, с. 76].

Исследователи вопроса довольно сильно расходятся в оценках этого избыточного, с точки зрения трудовых ресурсов, населения. Минимальная оценка – 80 тыс. человек, максимальная – 200 тысяч. Д.Ж. Гакаев пишет о 100

тыс. "шабашников" [4. с. 316]. Эти же цифры разделяет Т. Абубакаров [2. с. 8].

В.А. Тишков и С.А. Липина оценивают количество шабашников в 100-200

тысяч [18. с. 116], [10. с. 15].

12

Но вернемся к объяснению столь широкого распространения фермерства в данном регионе. Как же, в конечном счете, связаны эти два процесса – избыточность трудоспособного населения и резкий подъем фермерских хозяйств? Дело в том, что первоначальное накопление подразумевает не только наличие частной собственности на средства производства или денег,

количественно достаточных для перехода в состояние капитала (эту проблему решили перестроечные процессы), но и людей, готовых продавать свою рабочую силу: «Таким образом, владелец денег лишь в том случае может превратить свои деньги в капитал, если найдет на рынке свободного рабочего,

свободного в двояком смысле: в том смысле, что рабочий — свободная личность и располагает своей рабочей силой как товаром и что, с другой стороны, он не имеет для продажи никакого другого товара, гол, как сокол,

свободен от всех предметов, необходимых для практического применения своей рабочей силы» [14. с. 176].

Вотличие от остальной страны, где активно шли процессы урбанизации,

вЧечне к моменту ликвидации колхозного строя ничего подобного не произошло. Здесь поиск рабочих рук для новых частных хозяйств не мог стать существенной проблемой, т.к. переезд в города искусственно сдерживался властями. Более того, многочисленность сельских батраков гипотетически могла произвести настоящий демпинг на рынке рабочей силы, обеспечив наиболее благоприятные условия для сельского предпринимательства, в то время как в остальной части России желающих поработать в аграрной сфере

13

пришлось бы еще поискать. Гипотетически можно предположить, что в остальной России произошло бегство капитала из малорентабельного и отягощенного долгами сельского хозяйства в сферы с куда большей отдачей и,

прежде всего, – с более быстрым оборотом.

Однако процесс перехода к капиталистическому хозяйствованию для Чечни не мог быть безоблачным в силу малоземелья.

Если взять численность населения, приводимую И.Г. Косиковым и А.Д.

Осмаевым в «чуть более 1 миллиона человек» на декабрь 1994 года (уже без Ингушетии и значительной части невайнахского населения покинувшего республику) и его же данные, что доля сельского населения в тот период равнялась 53,8% [9. с. 264], то сельских жителей в республике было порядка

538000 человек. Площадь Чеченской республики без Ингушетии – 17300 кв. км.

и из них только 76,9%, т.е. 13303,7 кв. км. являются пригодными для с\х [19. с. 273]. Нужно иметь ввиду, что «пригодными» - не значит уже введенными в

оборот. Таким образом, мы получаем данные, что на одного сельского жителя в довоенной Чечне приходилось около 0,02 кв. км земли, т.е. 2 гектара. Это достаточно грубый и приблизительный подсчет, но конкретизация цифры в сторону незначительного увеличения или уменьшения не изменит результатов в корне – данная ситуация представляет собой явный земельный дефицит. А

если принять во внимание вышеупомянутый факт, что большая часть сельскохозяйственных земель республики – пастбища, то ситуация для земледелия в частности станет еще более удручающей.

14

Что же получается? По итогу, у сельского хозяйства было два пути.

Первый – продолжение дробления колхозной собственности на частные хозяйства при равных условиях раздела между всеми сельскими жителями. При таком варианте в условиях малоземелья встает вопрос о практически полном уничтожении крупного производства, произойдет значительная деградация производительных сил. В условиях такого практически семейного хозяйства (а

традиционные вайнахские семьи весьма многочисленны) не может быть и речи о создании рабочих мест (найм лишен всякого смысла, если вообще возможен в силу равного распределения), об использовании всех тракторов, комбайнов и прочих машин, накопленных за годы механизации сельского хозяйства советской властью. Неизбежно произойдет отрыв реального способа ведения хозяйства от достижений агрономии или ветеринарии, т.к. далеко не каждый из таких гипотетических хозяев имеет специальное образование (значительная часть жителей чеченской деревни никогда не занималась сельским хозяйством,

просто зимуя в селах между сезонами отходничества) [19. с. 545]. Весьма сомнительной видится перспектива применения современных удобрений или рационального использования пастбищ. Это стало бы чеченским вариантом деградации сельского хозяйства, произошедшей во всей остальной России, ведь в данном случае речь идет даже не о фермерских хозяйствах, а о личном подсобном или приусадебном хозяйстве, где уже сама товарность ставится под вопрос в силу себестоимости.

15

Второй вариант – окончательное преобразование бывших колхозов и совхозов в частные капиталистические предприятия или же ограниченный передел земли между немногими собственниками, с целью получения действительно крупных фермерских хозяйств. В таком случае товарность и значительная часть производительных сил (речь не только о технике, но и о специалистах, способных обеспечить рациональное ведение хозяйства)

сохраняются, но резко встанет вопрос безработицы. Если мы не рассматриваем вариант дальнейшего вовлечения населения в отходничество, то деревня окажется переполнена безработными батраками и чабанами, потому что с учетом уровня производительных сил как в земледелии, так и в животноводстве, такого количества работников сельхозпредприятиям просто не нужно. Сильная конкуренция между продавцами рабочей силы быстро сведет ее цену на нет, что быстрее приведет к социальному взрыву, чем даст хозяйственную выгоду. Сильного падения уровня сельского хозяйства в таком случае не происходит, однако, подобный вариант требует серьезного вмешательства государства, способного поддерживать данное производство.

Какой же вариант реализовался в Чечне, после прихода к власти сепаратистов и почему? Как ни парадоксально, но реализовались все одновременно. По итогу своей деятельности чеченское руководство тех лет получило деградацию производства в одной части страны, сохранение крупных хозяйств и социальный взрыв в другой.

16

Для начала нужно сказать несколько слов о социальной базе и подоплеке самого сепаратистского мятежа. Большинство исследователей и непосредственных очевидцев событий сходятся на том, что социальной базой сепаратистского движения являлось преимущественно люмпенизированное сельское население, вовлеченное в шабашничество: «Пауперизованные массы

«избыточного сельского населения» стали основной социальной базой национал-радикалов» [12. с. 37], «социальной базой движения неформалов был преимущественно чеченский люмпен» [3. с. 134, 201] и прочие подобные мнения [10. с.14–15]. Особенно выделяются жители горных районов [11].

Внешне «внезапная» активизация этих групп, кажущая некоторым

«заранее спланированным в высоких кабинетах (особенно заграничных)

преступным сценарием» связана, прежде всего, со вполне закономерной для населения социальной неопределенностью, которая нависла над этой довольно многочисленной категорией сельских жителей в связи с грядущими изменениями в аграрных отношениях. В частности Т. Абабукаров вспоминал,

что земельный вопрос в советской Чечне не вырос из-под земли, а был проблемой, всегда стоявшей довольно остро [2. с. 38].

Свою роль сыграли также мнимые и действительные исторические обиды, которыми ловко воспользовались сепаратисты. Тем более, что те из них,

которые имели реальную почву, представляли собой не только памятный инцидент прошлого, но еще, как мы убедились выше, реально оказали влияние

17

на формирование далеко не самой стабильной и справедливой социально-

экономической структуры.

Хотя однозначно изображать СССР в качестве «тюрьмы народов» решительно нельзя. Ситуация была противоречивой и в ней имелись положительные тенденции. Например, численность чеченцев с высшим образованием с 1957 по 1975 год возросла в 70 раз [18. с. 126], но одновременно с этим общий уровень образования, особенно в селах, был далек от благополучия [18. с. 124]. Росла роль непродовольственных товаров в структуре расходов населения, т.е. люди все меньше тратили на пропитание и все больше на предметы быта. В 1980 г. произошел окончательный перелом в пользу последних – они составили в структуре товарооборота 51,41%. С.С.

Решиев трактует это как явный признак роста благосостояния населения и с этим трудно не согласиться [19. с. 453–454]. К 1985 году эту тенденция только увеличилась.

Все основные средства производства на 95% были общесоюзного подчинения [3. с. 109], но вместе с тем 90% доходов от производства оставалось в самой республике [18. с. 115]. Сам бюджет республики до 1990

года был бездефицитным и основной статьей его расходов была социальная сфера [19. с. 489, 496–498].

Негативные тенденции были особенно обострены в связи с разрывом хозяйственных связей и общим кризисом советской экономики, который лишил чеченское население традиционных путей отходничества [19. с. 545]. Вся эта

18

нестабильная масса люмпенизированных «шабашников» оказалась заперта в республике без всяких перспектив на улучшение своего положения или какую-

то помощь со стороны властей и увлекла за собой смежные социальные группы. Аслан Масхадов воспоминал это время следующим образом: «Ситуация стала катастрофической в начале 90-х годов, когда Москва перестала финансировать сельское хозяйство с переходом на шоковые рыночные отношения. В совхозах и колхозах России и Казахстана не оказалось денег, чтобы финансировать строительство, и сотни тысяч чеченских семей,

традиционно выезжающих на эти стройки, оказались на обочине. Вот поэтому,

главным образом, произошел взрыв, а не из-за природной агрессивности и неуживчивости чеченцев, как пытаются объяснить происходящее московские политики и всевозможные аналитики» [15. с. 10].

На это накладывался товарный дефицит, вызванный невыполнением плана на 1990 год. Дефицит товаров и услуг вызвал рост фактических цен [19.

с. 466–467]. Причем рост цен на продовольственные товары по колхозному рынку составил от 20 до 25%. Средний рост расходов на продукты питания составил 17%, а на непродовольственные товары 31% [19. с. 468]. Также нужно иметь в виду, что по основным социально-экономическим показателям республика находилась на 73 месте в РСФСР и у нее совершенно не было того запаса прочности, который позволил остальной России избежать мгновенного социального взрыва при переходе к новым экономическим отношениям.

19

Таким образом, внешнее влияние на ситуацию, исходи оно из высоких кабинетов Москвы, ЦРУ или иной стороны если и присутствовало, то не оказало принципиального влияния на ситуацию - объективные предпосылки произошедших в Грозном событий были подготовлены самим постдепортационным периодом в жизни республики. По крайней мере, в сфере земельных отношений об этом можно говорить с достаточной уверенностью. К

тем же выводам на более обширных материалах пришел и И. Ротарь: «Большинство так называемых межнациональных конфликтов на Северном Кавказе и Средней Азии произошло из-за пригодных для земледелия территорий» [17. с. 15]. Хотя, безусловно, эта причина была не единственной – из нашего рассмотрения выпадает еще много элементов общественно-

экономической жизни тех лет.

И так, по итогу событий 1991 года сельские пауперы привели к власти ОКЧН и его лидера – Джохара Дудаева. В связи с этим вполне ожидаемо, что мероприятия правительства, если оно хочет сохранить опору в обществе, хотя бы отчасти будут направлены на удовлетворение нужд своей социальной базы.

Как мы уже выяснили выше, в унаследованных от советской власти условиях дальнейшие пути развития было существенно ограниченны, тем более, что

«шабашничество» в качестве выхода из ситуации становилось попросту невозможным как по политическим, так и по экономическим причинам.

20

Вопросы и задания:

1)Чем вызвана необходимость изучения довоенного периода общественной жизни в Чечне с исторической и идеологической точек зрения?

2)Почему аграрная проблема в данном ключе занимает особое место?

Выделите основные подходы к изучению аграрного вопроса в советской Чечне в современной историографии. Используйте следующие позиции в

аргументации исследователей:

-сельскохозяйственные зоны (земледельческая и скотоводческая);

-отличие ситуации в Чечено-Ингушетии от общероссийской на предмет развития колхозов и фермерских хозяйств;

-проблема избыточных трудовых ресурсов;

-возможность перехода к капиталистическому хозяйствованию в начале

1990-х гг.

3)Охарактеризуйте чеченский вариант деградации сельского хозяйства.

Имел ли он общие черты с российским в 90-е гг.?

4)Установите взаимосвязь аграрной проблемы с социальной базой и предпосылками “чеченской революции”.

5)Определите степень влияния крушения СССР на аграрную проблему в Чечено-Ингушетии.