новая папка 1 / 203881

УДК 332 02:332:05: 338.2

Этика деловых отношений, как основа развития общества

Директор института экономики КарНЦ РАН, д.т.н., профессор

А.И. Шишкин

Принципиальное различие культурных архетипов - русского и западного (американского в особенности) отчетливо просматривается на отношении к богатству. “Не в деньгах счастье” - кто из нас не вспоминает эту “премудрость” чуть ли не каждый день в одних случаях себе в утешение в других - в оправдание. Николай Онуфриевич Лосский в своей книге “Характер русского народа” пишет, что истинный русский не стесняется богатства. Как несовместимы утилитарист Франклин и правдолюб Толстой. На первом месте в мученических исканиях Толстого стоит душа, вера, любовь, истина, совесть. По Франклину: честность полезна, потому что она приносит кредит.

Профессиональная хозяйственная этика, лежащая в основании всей современной философии бизнеса, осуждает богатство только (и только !) в той мере, в какой богатство способствует распущенности, бездеятельности, развивает беззаботность, бесполезное или показное транжирство денег. Суть профессионального призвания человека и заключается в том, чтобы приумножать богатство, делать деньги - “без ущерба для души своей и не во вред другим”.

То есть в западной капиталистической этике всегда, раньше и теперь обогащение - своеобразный категорический императив: “Для Бога следует вам трудиться и богатеть”.

У Вебера встречается любопытное свидетельство: по протестантским представлениям желание стать бедным равносильно желанию заболеть! В

параграфы предпринимательской морали абсолютно не вписываются такие весьма распространенные на Руси явления как: бродяжничество, кликушество, нищенство, попрошайничество. Все это безоговорочно расценивается как недопустимая в благородном обществе патология. Мне кажется, несчастный Г. Карлович Пекторалис как бы ни напрягал свою железную волю, сойдет с ума и поймет - таки трансцендентного “русского”, который “счастья не ищет и не от счастья бежит”.

В протестантском мире никогда не появится Фома Гордеев. Поведение московского фабриканта Николая Шмидта, передавшего все наследство проле-

1

тарской партии, вряд ли найдет отклик в душе берлинского бурша. Одна из пуританских заповедей гласит: “Подаяние - не милосердие”. А вот в “Поучениях” Владимира Мономаха встречается, между прочим, такое суждение “Тремя добрыми делами можно от греха избавиться и царствия Божьего не лишиться: покаянием, слезами и милостынею.

Вступавшие на путь капиталистического развития западные страны в той или иной мере проходили суровую школу кальвинизма с его безоговорочным отказом от “радостей жизни”. В повести - новелле “Совесть против насилия” Стефан Цвейг предлагает почти документальную иллюстрацию лишений и ограничений, на которые обречен каждый прозелит. Запрещены дорогие туалеты, пышные прически. Запрещено и вино, за исключением местного, красного. Запрещено употреблять в пищу паштеты, дичь, сласти. Запрещено, запр е- щено, запрещено. “Ужасный ритм!” - воскликнул писатель. Разрешено лишь жить, умирать, работать и слушаться, ходить в церковь. Впрочем, последнее не только разрешено, но и предписано законом и неисполнение этого предписания жестоко карается. Горе бюргеру, пропустившему проповеди своего приходского священника - две в воскресенье, три - на неделе. и назидательный урок для детей! Ни разу за весь божий день не облегчается ярмо принуждения неумолим круговорот долга, долга, долга. После дневных трудов ради хлеба насущного служение Богу; неделя - для работы воскресенье - для церкви.

Каким контрастом на этом фоне выглядят знаменитые балы в русском дворянском собрании! Купеческие обеды в “Праге” в Москве или у Донона в Петербурге. Какое невиданное на Западе обилие черной и красной икры, белорыбицы, водки, дорогих сластей! Не знающий удержу разгул, беспредельно щедрый размах! Здесь правит душою одно: “Не ударить в грязь лицом”. Летят кредитки под ноги лихим цыганам, за одну ночь проигрываются в карты поместья. В запале проматываются целые состояния. Живы, живы византийские традиции!

Византийский же император облачен в златотканные одежды , украшенные драгоценными камнями. Он принимает иностранных гостей и послов в сплошь покрытом золотом тронном зале, за чем следует поражающий своей роскошью самое пылкое воображение. Так не оттуда ли изумляющие обилием вин и яств “царевы трапезы” Ивана Васильевича Грозного. Шутейные ассамблеи Петра Великого. Не оттуда ли и удалой казак Степан Тимофеевич Разин со своим царственным подарком Волге - матушке.

Сын Огюста Ренуара вспоминает о своем дяде, брате православного художника, вывезенном в Россию одним из великих князей. В Северной Пальмире месье настолько вошел во вкус русской жизни, что в один миг спустил все состояние, которое по обычаю предков собирал первое время, будучи модным

2

портным. Красивые заказы, икра и водка сделали с ним то, что делают весенние дожди со снегом.

И если в западных “протестантских” странах потребительский этос уступает господствующее место производственному этосу - формальному, самодостаточному, замкнутому на самое себя, то в России первый, т.е. потреб и- тельский этос с его девизом “Деньги существуют для того, чтобы их тратить” остается непоколебленным. В Зомбарт следом за М. Вебером исследовавший “капиталистический дух”, показал, “что образ жизни сеньора” ( этом образе жизни капиталистический этос выразился более полно) - отличительная черта капиталистической т. е. феодальной эпохи. В свете заключений В. Зомбарта следует заключить, что купеческое сословие в Роcсии, являющее собой новый капиталистический класс, в действительности - по духу и поведению - представляет собой “сеньориальный институт”. И еще один немаловажный вывод: если в истории человечества только капиталистическое производство осуществляется по формуле “производство ради производства” (по Марксу “пр о- изводство ради прибыли”), а все остальные докапиталистические формации характеризуются “производством ради потребления”, то в число “потребительских “ следует занести не только феодальное (как делал немецкий профессор), но и капиталистическое, т.е. социалистическое, по Марксу, общество, где “все для человека” и даже коммунистическое, где обещано каждому “по потребностям”. Теперь становится особенно ясно, почему капитализм, олицетворяющий западную культуру, а точнее цивилизацию, вызвал резкую критику со стороны представителей русской интеллигенции, за формализм, бездушность, бесчеловечность, машиноподобие, чуждые русской натуре. У Есенина Запад - “паровоз”, Россия - “жеребенок”. Кроме то, все явственнее проявлялась культурная экспансия. В XX веке на мировом горизонте сгущаются грозные тучи культурного империализма.

В этой обстановке коммунистические идеи - это показал еще Бердяев - оказались для России с ее общинной психологией весьма подходящими. Но, как теперь видно, тут только одна сторона исторических событий. При ответе на вопрос, как стала возможна социалистическая революция, надо еще учитывать факт глубокого укоренения в русской культуре “разинского” антропологич е- ского архетипа. Именно для подобного типа людей коммунистические и социалистические учения заключают в себе нечто родное, знакомое и комфортное. И, наконец, коммунизм получил в России “прописку” относительно легко по той причине, что представляет собой идеологию, адекватную, как мы установили, “потребительскому этосу”.

Алексей Федорович Лосев, замечательный хранитель и продолжатель классической философской традиции в отечественной культуре считал, что культура есть производное от культа. Культуру образует то, что культивирует-

3

ся. Придирчивого, поднаторевшего в терминологических тонкостях читателя такое объяснение разочарует прямолинейностью, тавтологией. Между тем, в нем есть особый смысл. Культ - механизм оформления и утверждения культуры. Культовая иерархия - иерархия культурных ценностей.

Издавна в былинах и летописях, сказках и песнях светом всенародной любви, всеобщего почтения окружен, как святым нимбом, образ героя - освободителя. Борец за святую правду во все века - герой номер один на Руси. “Не силой, а правдой стоит Русь!” - говорит Александр Невский. В наших реальных и мифологических героях - “персонифицированная правда”, из идеи она трансформируется в лики и атрибуты, поступки и действия, подвиги и драматические акты. Гороизируя отечественную историю, мы намеренно или ненамеренно утверждаем отличающий всю нашу культуру культ правды.

Такова и разинская фольклорная традиция. Пушкин называл Разина “первым лирическим героем”. К теме Разина обращаются историки и писатели, художники и композиторы. Культ Разина на Руси приобретает обобщенный с о- циально-политический смысл правдоискательства, правдонаправленности. В нем, в разинском культе своеобразно преломляется православная сущность русской культуры, ее неповторимая природа.

Социалистические идеологи точно вычислили эпицентр русской культуры. В первые же месяцы советской власти начинает создаваться, как и должно быть во всяком нормальном, тем более великом государстве, каким выступает в мире Россия , социальный институт, идеологически обеспечивающий новый общественный уклад. Я не имею ни морального, ни научного права бессовестно критиковать сейчас то, что в действительности, по моему убеждению, достойно объективной, положительной оценки. Да, создавалось то, что отвечало духу русской культуры, ее антропологическому архетипу. Действовать в каком-либо другом направлении в данном случае означало действовать наперекор истор и- ческой традиции, велению революционной эпохи, закономерностям “массового общества”. Талантливый Коненков создает первый в молодой, еще даже не победившей полностью республике памятник Степану Тимофеевичу Разину. Скульптор планировал в последующем возвести на том месте, где был казнен народный герой. монумент из золота или бриллиантов. И глубоко символично, что именно этим памятником открывалась утвержденная Лениным “монументальная пропаганда”, призванная увековечить подвиги борцов за лучшую долю народа, многие из которых приняли мученическую смерть за народное счастье. Именем Разина называются улицы и колхозы, образ Разина воссоздают в романах и кинофильмах.

Разинский культ стал культом правды, призванным репрезентировать в стране Советов социалистическую действительность, ее революционный дух и справедливое устройство. Мы убеждены, на Западе социализм принял бы или

4

примет несомненно иную форму. СОВЕТСКИЙ социализм - это феномен русской культуры. И если попытаться определить его сущность , то я бы сказал, что в отличие от западного, который мне представляется, принял бы какие-то преимущественно хозяйственно - прагматические формы, советский социализм - политический, государственный. В самом деле, в России все приобретает чрезвычайно своеобразные национально - культурные формы. Так стало, как мы видели, с аскетизмом. Так и с социализмом. И мне понятно, почему пролетарская революция классическом образце совершилась и победила именно в России. Понятно также, почему в огромной массе людей господствующей стала единственная логика, по которой в мире либо “правда”, либо “кривда”, либо “красное” , либо “белое”. Почему советские политики усиленно эксплуатировали имидж “несгибаемого борца”. Почему на страницы книг и журналов пр и- шел герой - “революцией мобилизованный”. Почему выросли поколения, знавшие про Первую конную, про политические ссылки и царскую охранку, про эсеров и чекистов, способные отличить “дебет” от “кредита”, “маклера” от “брокера”.

Поколения людей в детстве и юности с жаром декламировавшие стихи Владимира Маяковского и не слышавшие об Уильяме Стенли Джонсе и Милтоне Фридмене. Поколения, мечтавшие вступить в Осоавиахим и МОПР, ценой жизни спасавшие от огня амбары и готовые по первому зову лететь мятежную Испанию или на Северный Полюс. Поколения, изучавшие решения всех двадцати с лишним съездов ЦК КПСС, употреблявшие слово “бизнесмен” как ругательство, в равной мере поносившие Папу Римского и миллионера- “душегуба” Генри Форда.

Да, Россия шла своим историческим путем. Оформлялась и с годами принимала более четкие очертания культура, предпосылки которой вызрели в своеобразных, “русских” географических, этнографических, этнических, исторических условиях. Приезжавшие из-за рубежа потомки Лютера и Кальвина, Джона Нокса и Луи де Беркена, Берна Окино и Бенджамино Франклина с любопытством смотрели на социалистические достижения, восхищались невиданным, думали, сопоставляли, подсчитывали, провозглашали тосты за русскую натуру и никак не могли взять в толк, что все-таки это такое - “социалистическая экономика?” Были и другие неразрешенные задачи. К примеру, как отличить “хомо-экономикус” от “хомо - политикус” или карьеру “хозяйственника” от карьеры “партийца”.

Впрочем, все развитие культуры тождественно нареченной “социалистической” осуществлялось в соответствии с общими культурными закономерностями. В самом деле, русская культура перестала бы быть русской, если бы полностью переросла в “социалистическую”. Являясь принципиально адекватным православной культуре социализм вместе с тем принял русскую культур-

5

ную форму. Так, первым же победившей революции он был возведен в ранг державного. Затем он сохранил традиционную отгороженность от Запада. На смертном одре император Александр III наставлял наследника: у России два союзника, первый - второй - флот. Недавно, выступая по телевидению , русский писатель Владимир Масимов воспроизвел этот не только политический, но и культурный принцип “У России на Западе друзей нет”. Сохранялись и культурные архетипы., в частности рассмотренный выше антропологический. Продо л- жалась и весьма характерная для всей русской культуры борьба за монополию на “правду”, в которой участвовали три общественные силы: государство, церковь, народ.

Полумистическая “русская идея” - это идея правды-матушки. И что показательновсе деяния: добрые и злые, светлые и черные - все осуществляются неизменно во имя той же “святой правды”. За правду борются и страдают, страдают и борются царь Иван Грозный и строптивый князь Курбский, Никон и протопоп Авакум, император Николай I и декабрист полковник , генсек Сталин и первый советский диссидент Федор Раскольников Все политические движения, все исторические акты в стране непременно и обязательно должны пройти освящение “правдой” - иначе они просто не состоятся! И не в том ли культурном тоталитаризме следует искать ответ на мировую загадку России?

Макс Вебер считал, что задача социологии выявлять и анализировать адекватные связи. Его рассуждения на этот счет имеют далеко идущее методологическое значение. В самом деле, все культурные инновации закрепляются, приживаются только в том случае, если они адекватны культурному архетипу. Таков универсальный закон культуры, ее развития. Советский социализм стал действительностью только благодаря тому, что по целому ряду своих параметров оказался адекватным русскому культурному архетипу, архетипу не обязательно в юнговском понимании, архетипу как теоретически сложившемуся ядру культуры и проявляющемуся прежде всего в таких феноменах, как человеческое поведение, образ жизни, склад характера и даже логика мышления.

И здесь встает исключительно важный вопрос о восприимчивости культуры к внешним влияниям. Уже известно: - есть культуры открытые,

это один тип, есть культуры - закрытые, это другой тип. Но нельзя не учитывать и характер культурных знаний. Они могут быть более или менее адекватными или вообще принципиально неадекватными. Примером последних может служить японский язык для русской культуры. А вот “саке” пожалуйста! Та же Япония со своей неповторимой древней культурой удачно бракосочеталась с цивилизацией в силу таких генотипических наследуемых и бережно сохраняемых особенностей, которые по весьма удачному стечению обстоятельств оказались адекватными наднациональным цивилизационным требованиям. Здесь я имею в виду прежде всего культурные качества типичного японца с его

6

религией, искусством, с его аккуратностью, дисциплиной, трудолюбием, вежливостью, развитым чувством уважения к науке, таланту, мастерству. Абсолютно убежден, что Михаил Бакунин никогда бы не вырос на японских остр о- вах. То же самое можно сказать и про Нечаева, и про братьев Александра и Владимира Ульяновых. Все они - произведение исключительно православной культуры.

Высказывается мнение, что культура гибнет в результате ее рационализации, интеллектуализации. Если следом за Шпенглером движение культуры к закату называть цивилизацией (Шпенглер писал: культура - душа, цивилизация - “интеллект”), то логично признать не только противоположность “культуры” и цивилизации, но и деструктивность действий последний. И дело здесь не только в разлагающем влиянии рацио”, сколько в характериологических ос о- бенностях самой цивилизации, в основе которой - приятно или неприятно это сознавать - лежат достижения науки и техники, достаточно индифферентные к их творцу, человеческой личности и к национально - государственным границам. Серебристая птица -моплан может носить на своем фюзеляже разные государственные гербы, но летает она по законам аэродинамики. Как переживаемый современный этап истории европейская цивилизация имеет европейское происхождение, но природа ее космополитична. Именно по этой причине, инфильтруясь, она вымывает уникальные культуры, нивелирует их, вместе с тем и личности, штампуя прически и привычки, мнения и взгляды, покрой одежды и домашнюю утварь. Цивилизация наднациональна. Всепоглощающая массовость, всеподавляющая стереотипизация сродни бездуховности. Цивилизация геометрична. Родившись в Европе и получив имя “европоцентризм”, цивилизация, распространяясь, несет с собой вселенский формализм. Авангардизм в искусстве тому иллюстрация.

Как слон не может стать крокодилом, так одна культура не может превратиться в другую. Культура либо живет, либо умирает. Культура эволюционирует. Она может прогрессировать, может деградировать. Но ее нельзя “стр о- ить”, нельзя “складывать” как детские кубики. Она тяжело переносит хирургические операции, ей противопоказаны “революции” и всякие прочие социальные катаклизмы и войны, точно так же, как наводнения, извержения вулканов или налеты тайфунов, какое бы поэтическое имя их ни украшало. Конечно, можно замедлить и даже остановить наступление цивилизации. Можно возвести искусственный барьер на его пути и оттянуть роковой срок. Но есть ли р е- зон? Ведь цивилизация - надо признать - несет человеку немалые блага. В действительности вопрос стоит о соотношении культуры и цивилизации, их сочетании, их исторической динамике. Цивилизация в силах полностью подавать культуру, растворить неповторимое своеобразие в “достижениях современного разума” - как это стало, к примеру, с культурой австралийских аборигенов. На

7

какое-то время культура в состоянии и сохранить себя, либо частично либо полностью в своем генотипическом облике, но при этом она отойдет на второй - третий план, станет зависимой, прислуживающей, чем-то вроде экзотического антуража цивилизации.

Есть, правда, еще один вариант - и тогда встает вопрос о совместимости культур. Не берусь рассматривать его во всей сложности. Замечу лишь, что истории известны случаи счастливого симбиоза культуры и цивилизации, а вышеупомянутая причиной имеет очень часто именно несовместимость культур.

Интересен вот какой момент в рассуждениях основателя сравнительноисторической социологии. Припоминая поговорку “Либо хорошо есть, либо спокойно спать”,

Макс Вебер замечает: “В данном случае протестант склонен хорошо есть, тогда как католик - спокойно спать”.

Я представил себе в подобной ситуации своего соотечественника - получилось, он ближе к католику. И вообще у нашей культуры с ее византийским архетипом много общего с католической: тяга к пышности, перегруженность форм, труднодоступная символика, тяжеловесная обрядность, строгая чинность... Там, на Западе, отчетливо просматривается тенденция к модернизации, обмирщению, демократизации, опрощению. Протестантское движение и заяви- ло-то о себе как Реформация. Наблюдается хоть отдаленно похожее в России? Вспомним, с каким ожесточением боролся с тем же обмирщением один из самых блестящих представителей русской так называемой религиозной философии Сергей Булгаков.

Марксистский социализм для русской культуры оказался троянским конем цивилизации. Русская культура предстала открытой для цивилизации на этот раз в ее социалистическом обличье. именно по причине своего византийства, православности. Горемычный Василий Розанов в годы революции сокр у- шался: как легко расстался народ с Богом! Да, разуверившись в одном, народ искал “правду” в другом. То, что происходит сейчас, на наших глазах, все тот же - не стали бы народом-Агасфером! - поиск, мучительный поиск “правды”.

Переориентация социализма на капитализм не убережет русскую культуру. И социализм (западный, марксистский) и капитализм - два лика одного януса-цивилизации. И божественный свет зари неотвратимо захлестнется тысячеваттным рекламно-осветлительным снопом огня, вырвавшегося из жерл атомных электростанций.

Цивилизация предъявляет свой счет человеческой личности. И тут идет безжалостный отбор по жестокому принципу: либо - либо. Либо пан, - либо пропал. Либо - грудь в крестах, либо - голова в кустах. В трудах Макса Вебера прекрасно показано, какой антропологический тип угоден Его Величеству Капиталу. Не “революционер”, не “романтик-правдоискатель” является главным

8

действующим лицом на исторической сцене, а “бухгалтер”, “счетовод”, “бизнесмен”, “менеджер-организатор”. Десятки лет мы культивировали тип личности, который не востребован цивилизаций! Павка Корчагин... Кто может представить его на бирже ценных бумаг?! Русский антротип, адекватный родной культуре, как становится теперь все более и более печально ясно, эволюционно ни психологически ни идейно ( а, может быть, и генетически?) не подготовлен к прыжку в скоростной поезд цивилизации. Но драматизм положения не только в этом. При беспристрастном размышлении встают вопросы подлинно экз и- стенциального масштаба. Итак, цивилизованного социализма не получилось. Получится ли теперь цивилизованный... Нет, слово капитализм” политологи употребляют теперь все реже и реже. Говорят об информационном обществе, правовом государстве и т.д. И роковой вопрос заключается в том, сохранится ли тогда в своем качестве русский культурный антротип вообще?

Утрированное верховенство морали над этикой является признаком глубокой социальной и моральной неразвитости общества. Мораль призвана регулировать лишь культурную жизнь общества, тогда как этика - социальные отношения (в политике, бизнесе, коммунальном общежитии, на производстве и т.п.). А когда первая заменяет вторую, в социальном развитии общества происходит застой.

Чрезвычайно низкий (по меркам цивилизованного мира) уровень социальной культуры российского общества, проявляющийся, прежде всего, в массовом отказе населения от участия выборах является основным источником не только нашего нынешнего политического и экономического неблагополучия, но и царящего в душах россиян смятения и дезориентированности, мешающих приспособиться к изменившимся условиям общественной жизни. И уж тем более это мешает проявиться инициативе “снизу”, без чего невозможно создание современного гражданского общества - этой основы нынешней западной цивилизации.

Важно особо подчеркнуть, что речь идет не о культурном отставании в широком смысле (подобное утверждение, разумеется, было бы абсурдным), хотя его нередко можно нынче слышать из уст фанатичных западников), а исключительно о социальной отсталости, выражающееся в несовершенном типе общественной организации, (который в других странах доказал свою эффективность), в неразвитости социальных институтов ( парламент, суды, политические партии и т.п.), в бедности общественной и политической жизни, в неразвитости механизмов обеспечения общественной стабильности и политической устойчивости. И наоборот - в живучести архаичных форм общественного бытия ( вроде русской общины - колхозов), централизованного административного устройства, слабости конкуренции и т.д., явно тормозящих рост материального благополучия и развития человеческих потенций. Именно эти архаичные обществен-

9

ные институты, существование которых обусловлено целым рядом исторических, геополитических, географических и даже, как считают некоторые ученые, климатических факторов, во многом определили общественные нравы и сам национальный характер.

Впрочем, многие черты характера нашего человека считаются исключительно русскими по чистому недоразумению (коренящемуся, видимо, в нашей “парандже” - традиционной закрытости русского общества). Например, болезненное пристрастие к русских к поискам “правды” и “справедливости” разделяют и суперпрагматичные американцы. А второе из перечисленных понятий употребляется в лексиконе жителей США неизмеримо чаще, чем у нас. Отличие разве только в том, что в эти понятия русские вкладывают ( в силу культуроцентричности своего сознания) в основном морально-нравственное содержание, прагматичные американцы - правовое. Различие это объясняется социаль- но-экономическими, а не конфессиональными или национальными причинами. Последний тезис с очевидностью подтверждают русские американцы, уже через несколько лет жизни в США сохраняющие мало общего с жителями своей этнической родины. То, что капитализм не является особой “культурой”, сво й- ственной лишь отдельным ( видимо, “отмеченным Богом”) народам, наглядно иллюстрируется опытом Германии. Выявленное социологами отличие в менталитетах немцев восточных и западных земель дает примерно ту же картину, что и сравнение русских с протестантами. Восточных немцев называют в Германии “людьми из другой галактики”, не умеющими и не желающими работать, а склонными к созерцанию и материализму и т.п. Да и протестантизм не является здесь, по-видимому, все же решающим фактором, если принять во внимание тот факт, что примерно треть жителей Германии католики. Важнейшие факторы все же коренятся, по-видимому, в социально-экономических причинах. И в этом смысле наиболее характерная специфика России, обусловленная социальной отсталостью общества, заключается в чрезвычайно сильном влиянии с е- мейного начала на общественное устройство и на сам национальный характер русских.

Нравы и традиции российского общества во многом копируют установки традиционной патриархальной семьи. На это обстоятельство указывали многие исследователи русской жизни, как заезжие иностранцы, так и отечественные мыслители, (например, историк Константин Кавелин, отмечавший, что “все отношения между родственниками осознаются россиянами под формами родства или подформами старшинства и меньшинства”. Если с этой точки зрения взглянуть на нашу недавнюю историю, то некоторые проблемы предстают в совершенно неожиданном свете (подобная попытка была предпринята мной в стать “Отец и дети”, “Звезда”, 1993, № 1). Нынешний конфликт культуры и цивилизации обострен тем обстоятельством, что наступающая цивилизация с

10