Глава III. Классификация юридических фактов и некоторые виды юридических фактов § 1. Классификация юридических фактов

Познание многообразия жизненных явлений, имеющих правовое значение, требует, как известно, определенной классификации юридических фактов, которая создавала бы возможность в каждом отдельном случае правильного подхода к уяснению юридической природы и места в движении гражданских правоотношений указанных фактов.

Вопрос о значении классификации юридических фактов в нашей литературе получил два различных ответа. Проф. М.М. Агарков писал, что «теория и система юридических фактов в теории гражданского права могут иметь лишь предварительный, пропедевтический характер». Он полагал, что классификация юридических фактов будет представлять собой «более или менее правильную формально-логическую схему», которая «не даст ответа на вопрос, какая связь существует между, например, договором и теми целями ради которых возникают обязательственные отношения по со­ветскому праву».

Классификация юридических фактов, как и всякая иная научная классификация, конечно, не является самоцелью. Но предварительный ее характер следует, на наш взгляд, усматривать не в том, в чем это видел проф. М.М. Агарков. Приведенные соображения проф. М.М. Агаркова в сущности не обосновывают выдвинутого им тезиса о пропедевтическом характере теории и системы юридических фактов. В этих положениях, скорее, отстаивается необходимость классификации оснований возникновения обязательств по цели (вместо классификации по моменту воли), но не обосновывается пропедевтика теории и классификации юридических фактов.

Предварительный характер классификации имеет свои корни в самой теории, причем, теории не только юридических фактов, но и теории всего гражданского права в целом. Теория, как и построенная на ее принципах классификация, не может охватить всего многообразия жизненных отношений «всякая теория, в лучшем случае лишь намечает основное, общее, лишь приближая к охватыванию сложности жизни» (Ленин).

Только в этом плане можно говорить о предварительном значении всякой научной теории и классификации, в том чи­сле теории и классификации юридических фактов.

Проф. И.Б. Новицкий, высказываясь по вопросу оснований возникновения обязательств, пишет. «Обязательства воз­никают из самых разнообразных юридических фактов (осно­ваний) По мере гигантского роста социалистического хозяй­ства число таких фактов (оснований) все увеличивается Пе­ред наукой стоит задача систематизации этих фактов, ибо научное знание есть знание систематическое, а правильная классификация в правовой науке имеет политическое значение».

Соглашаясь по существу с приведенными положениями проф. И.Б. Новицкого, нельзя не отметить, что, поскольку речь идет о юридической классификации, значение по­следней следует усматривать не только в политическом, но и в правовом ее аспекте.

Классификация юридических фактов является определен­ным шагом в познании многообразия явлений, значимых для права. Рассматривая правоотношение (как и иные явления в природе и обществе) в его движении, «мы видим сперва общую картину, в которой частности пока более или менее отступают на задний план, мы больше обращаем внимание на движение, на переходы и связи, чем на то, что именно движется, переходит, находится в связи» (Энгельс, Кант и Дюринг). В результате клас­сификации мы отрываем эти явления друг от друга, разры­вая их взаимную связь и обусловленность и т.д. Подобное расчленение необходимо, ибо, познав явление в статике, мы можем проследить определенную закономерность, изучая его в движении, взаимосвязи и обусловленности. Такова научно-познавательная значимость классификации юридических фактов.

Для проведения любой классификации должен быть избран какой-то определенный признак. При сопоставлении различных явлений становится возможным разграничить их по этому признаку. Разграничивая полученные группы на определенные подгруппы по избранному нами признаку, мы устанавливаем отношения соподчинения.

При проведении правильной классификации следует исхо­дить из положения диалектической логики, которая «в противоположность старой, чисто формальной логике, не довольствуется тем, чтобы перечислить и без всякой связи поставить рядом друг возле друга формы движения мышления, т.е. различные формы суждений и умозаключений. Она, наоборот, выводит эти формы одну из другой, устанавливает между ними отношение субординации, а не координации, она развивает более высокие формы из нижестоящих» (Энгельс).

Общепризнанным основанием разграничения юридических фактов является «волевой» признак. Классификация юридических фактов по признаку их от­ношения к человеческой воле является главной классифика­цией, учитывающей характерные черты и сущность класси­фицируемого предмета. Она является отправным моментом в определении сущности и юридической природы каждого отдельного юридического факта.

Принимая в качестве признака разграничения волевой признак, можно избрать следующую классификацию юридических фактов советского гражданского права:

Все юридические факты в зависимости от наличия в них проявления воли распадаются на две основные группы: юридические события и юридические действия. Последние в зависимости от соответствия изъявлений воли нормам права подлежат разграничению на правомерные и неправомерные юридические действия.

Правомерные действия разграничиваются по моменту на­правленности воли на юридические последствия: юридические акты и юридические поступки. Юридические акты подразделяются по субъектам правовых отношений на: 1) административные акты; 2) гражданско-правовые акты; 3) семейно-правовые акты; 4) судебные акты.

В нашей литературе по общей теории права и по советскому граж­данскому праву можно встретиться со стремлением некоторых авторов делить все юридические факты не на две основных категории (события и действия), а на три. Например, в учебнике по теории государства и права (1949 г.) наряду с событиями и действиями предлагают выделить в самостоятельную группу правонарушения, полагая, очевидно, что правонарушения не являются юридическими действиями. Однако вряд ли есть особая необходимость в приведении соответ­ствующей аргументации, чтобы доказать, что правонарушения являются одним из видов юридических действий, одной из особенностей которых является несоответствие, противоречие предписаниям норм нашего права.

В учебнике советского гражданского права (1950 г.) наряду с со­бытиями и действиями предлагается выделить в самостоятельную группу акты органов государственного управления. На той же позиции стоят авторы учебного пособия по гражданскому праву для студентов ВЮЗИ (1955 г., Рясенцев). Однако такое выделение актов государ­ственных органов наряду с событиями и действиями в самостоятель­ный вид юридических фантов также не может быть признано пра­вильным, поскольку административные акты являются одной из разновидностей юридических действий. При этом ни значение, ни авторитет, ни сила указанных актов не ущемляются (если их рас­сматривать в качестве вида юридических действий), не повышаются (если их рассматривать в качестве самостоятельной группы юридиче­ских фактов наряду с событиями и действиями).

Значение и юридическая сила рассматриваемых актов опреде­ляются существом этих актов, компетентностью органа, издавшего соответствующий акт, местом данного органа в общей системе госу­дарственного управления, но не местом в научной классификации юридических фактов.

Проф. К.А. Стальгевич также ставит под сомнение правильность основного разграничения юридических фактов только на события и действия. Он считает, что наряду с указанными видами юридических фактов необходимо выделить еще и состояния, например, состояние в браке, состояние в гражданстве определенного государства, состояние на военной или иной службе. По мнению проф. К.А. Стальгевича, «весьма важным юридическим фактом является состояние в определенной организации или обществе».

Однако, по нашему мнению, все перечисленные виды юридиче­ских состояний должны быть отнесены не более как к правоотноше­ниям, характерной чертой которых (в отличие от большинства гражданско-правовых обязательств) является относительная стабильность. Не случайно, например, в литературе семейного права состояние лица в браке до настоящего времени рассматривалось и рассматри­вается сейчас как брачное правоотношение, которое возникает в силу юридических фактов. То же самое следует сказать и о состоянии на военной и иной службе. Если лицо на службе в государственном учреждении, то оно находится с этим учреждением в трудовых правоотношениях, если на военной – в административных и т. д.

В подтверждение своих высказываний, проф. К.А. Стальгевич ссылается на работу проф. С.Н. Братуся. Нельзя не отметить, что отсылка к «Субъектам гражданского права» проф. С.Н. Братуся более чем курьезна. Дело в том, что в указанной работе автор после анализа понятия гражданского состояния приходит к. следующему выводу: «понятие гражданского состояния самостоятельного значения в СССР не имеет и по существу является излишним».

Вряд ли такой вывод проф. С.Н. Братуся может служить теоретическим обоснованием отстаиваемой проф. К.Л. Стальгевичем концепции.

Проф. О.С. Иоффе считает целесообразным выделить наряду с событиями и действиями «в особую группу под общим наименованием юридических обстоятельств такие неволевые явления, которые существуют постоянно или в течение длительного времени, порождают непрерывно или периодически определенные правовые последствия и не погашаются в единократном акте правового действия».

Проф. О.С. Иоффе относит к предлагаемым им юридическим обстоятельствам такие «свойства вещей», как делимость и неделимость, определенность родовая и индивидуальная, потребляемость и непотребляемость и т.д. Причем проф. О.С. Иоффе считает, чти эти качества вещей являются их естественными свойствами. С приведенными положениями нельзя согласиться по следующим основаниям: Во-первых, чем отличаются юридические события в существующем понимании от юридических обстоятельств предлагаемых проф. О.С. Иоффе? Очевидно, что по существу ничем: Те и другие являются внешними, помимо воли происходящими, явлениями. Не помогает разграничению и момент времени — событие может быть столь же длительно, как и обстоятельство (состояние вещи, например, болезнь животного) и, наоборот, обстоятельство может иметь столь же корот­кое существование во времени, как и некоторые события.

То не самое следует сказать и в отношении третьего признака, посредством которого проф. О.С. Иоффе отграничивает юридические обстоятельства от юридических событий. Последние, по мнению проф. О.С. Иоффе, имеют правовое значение лишь в связи с последствиями, ими порождаемыми, в отличие от юридических обстоятельств. которые действуют как таковые. Но в этом случае под категорию юридических обстоятельств скорее подходят факты рождения или смерти лица, чем делимость или неделимость вещи

Выделение юридических обстоятельств в самостоятельную группу фактов наряду с событиями и действиями не имеет обоснования также и потому, что делимость и неделимость вещное родовая или индивидуальная определенность, потребляемость или нспотребляемость не являются естественными свойствами вещи. В частности, если обратиться к такому свойству вещи, как ее индивидуальная или родовая определенность, то нельзя не отметить, что подобное разграничение вещей имеет значение в сфере обязательственных и притом, как правило, договорных отношений, поскольку ни повредить, ни иметь на праве собственности, ни создать вещь вообще нельзя. От того, что вещь переходит от одного лица к другому, продается, дарится, наследуется одним лицом за другим и т.д., ее естественные свойства не изменяются. В обмене осуществляется метаморфоза стоимости вещи, но не ее самой, ибо смена стоимости — явление экономическое, а не природное.

Если же делимость и неделимость и т.д. не относятся к естественным свойствам вещей, то, может быть, тогда следует рассматривать эти свойства как юридические? Подобная оценка не будет правильной, поскольку законодатель регулирует отношения между людьми по поводу вещей, а не отношения между вещами или вещами и людьми.

Проф. Я.М. Магазинер был совершенно прав, отмечая, что хоть закон и говорит о последствиях, связанных со свойствами вещей, «это только юридический образ, который скрывает в себе те действия людей, которые для них обязательны, в силу целевого назначения вещей».

Определенность вещи родовая или индивидуальная, делимое и или неделимость и т.д. в сущности являются ничем иным, как образными выражениями. Но чьи же это действительные свойства? Подобными свойствами обладает обязательство. Причем, оно может обладать, например, делимостью или неделимостью, независимо от того, что составляет объект данного обязательства — вещь или невещественное благо. Так, в обязательстве квартета исполнить в концерте какое-либо музыкальное произведение, где, несомненно, нет и речи о вещи, обязательство будет неделимо. Только совместное ис­полнение всех четырех музыкантов приведет к освобождению каждо­го из них и всех вместе от обязанности перед контрагентом, только совместным исполнением они создадут благо, являющееся объектом правоотношения.

Приведенное положение, по нашему мнению, распространяется и на рассматриваемое свойство определенности вещи. Следует согла­ситься с проф. И.Б. Новицким, который считает, что «неправильно... делить вещи на индивидуальные и родовые, всякая вещь сама по себе конкретна, индивидуальна; напротив, обязательства (по сте­пени определенности его содержания) делятся на родовые и конкретные, или индивидуальные).

Таким образом, отвечая на вопрос о том, являются ли юридиче­ские свойства вещи юридическими фактами, отметим, что указанные свойства не принадлежат ей. Это свойства самого обязательства, где речь идет о действиях, которые и являются юридическими фактами.

Предложения проф. О.С. Иоффе относительно целесообразности выделения в качестве самостоятельной группы наряду с событиями и действиями юридических обстоятельств не могут быть приняты и по чисто логическим соображениям: как события, так и обстоятельства представляют собой неволевые явления. В силу этого, не будет ли более правильным отнести первоначально те и другие к одной груп­пе, а уже затем производить дальнейшие подразделения, исходя из задач исследования и существа соответствующей группы юридиче­ских фактов? Требование единства признака классификации явлений приводит именно к такому решению поставленного вопроса, когда все «волевые» явления охватываются одной категорией (действиями) и все «неволевые» другой (событиями), после чего идет дальнейшая классификация.

Аналогичные замечания следует высказать и по адресу суждений С.В. Курылева, который, избрав в качестве классификационного признака разграничения юридических фактов «характер протекания явления», предлагает наряду с событиями и действиями выделить факты-состояния. Причем к этим фактам С.В. Курылев относит, в отличие от проф. К.А. Стальгевича, те или иные свойства предметов, их расположение и т. д.

С положениями С.В. Курылева, по нашему мнению, нельзя согласиться так же, как и с предложениями в этой части проф. О.С. Иоффе, потому, что при разграничении явлений автором рассматри­ваемой точки зрения используется не один признак, а фактически два: волевой признак и признак завершенности (точнее «протекания») того или другого явления на момент рассмотрения дела в суде. Если исходить из того, что С.В. Курылев использует только признак «протекания явления», то не могут появиться события и действия, которые, если можно так сказать, являются «результатом» разгра­ничения всех юридических фактов по волевому признаку. Если же использовать только волевой признак подразделений, то факты-состояния — должны быть отнесены или к событиям, или к действиям, ибо событие и действие могут иметь одинаковую завершенность, обладать одинаковой длительностью, в частности хроническое расстройство здоровья (нетрудоспособность), могут иметь одинаковую протяженность во времени.

Следовательно, факты состояния не могут быть выделяемы наряду (то есть в одной классификации) с событиями и действиями. В противном случае нужно различать наряду с событиями и действиями не только факты состояния но также и фаты положительные и отрицательные, факты правообразующие и правопрекращающие и т.д. в пределах одной и той же классификации юридических фактов.

Наличие в нашей литературе многих высказываний о це­лесообразности выхода за рамки двучленного деления юридических фактов на события и действия объясняется, на наш взгляд, тем, что круг явлений, значимых с точки зрения на­шего советского социалистическою права, весьма широк и «волевая» классификация, будучи строго проведенной, далеко не всегда может дать достаточно полную характеристику тех или других юридических фактов в зависимости от избранного исследователем аспекта рассмотрения фактов. Однако это не означает, что можнски должно прибегать к одновременному использованию двух или более критериев в одном разграничении для получения желаемого результата. Ценность всякой классификации, в том числе и классификации юридических фактов, отчасти в том и состоит, что все классифицируемые явления систематизируются по одному заранее избранному признаку подразделения, систематизации. В противном случае классификация теряет свой научный характер и практическое значение; она становится произвольным, случайным нагромождением явлений и фактов, вещей и обстоятельств. Когда та или другая классификация, построенная на одном каком-либо определенном признаке, не может дать тех или других желаемых результатов, то не следует стремиться «улучшать» ее, в частности стремиться «втискивать» в нее виды и группы явлений, из данной классификации не вытекающие, а необходимо, последовательно беря другие признаки, на их основе строить но вне классификации, вновь подразделяя интересуемые виды и группы явлений по избранным признакам. Равно следует проводить и более дробную классификацию явлений в пределах избранного признака.

Как известно, никакая наука не обходится двумя-тремя классификациями предмета своего исследования Достаточно будет указать на многочисленность критериев, используемых наукой советского гражданского права для подразделения видов договоров. Здесь, как известно, используются такие классификационные признаки как возмездность (договоры возмездные и безвозмездные), способ распределения прав и обязанностей (односторонние и двусторонние договоры) и многие другие.

Поэтому трудно признать обоснованными попытки сделать «универсальной» одну, хотя бы и весьма совершенную, в частности, «волевую» классификацию путем одновременного ис­пользования двух признаков классификации в одном акте разграничения. Использование двух признаков в разграниче­нии классифицируемых явлений не сообщает системе совер­шенства, а, наоборот, умаляет ее научное, а следовательно, и практическое значение.

В связи с приведенными соображениями, естественно, возникает вопрос о том, какие же еще могут к должны быть избраны признаки разграничения юридических фактов совет­ского гражданского права. С нашей точки зрения, представляется возможным проведение классификации юридических фактов по следующим признакам:

1. Классификация юридических фактов по юридическим последствиям, порождаемым этими фактами на основе норм советского гражданского права

2. Классификация юридических фактов по форме их проявления, а для юридических действий и по форме их выражения

3. Классификация юридических фактов по завершенности тех или других явлений, составляющих существо того или другого факта

Таким образом, нельзя ни умалять значение классифика­ции юридических фактов по «волевому» признаку, упрекая ее в несовершенстве, ни переоценивать ее значение, отрицая как возможность, так и необходимость иных подразделений юридических фактов по другим признакам и основаниям.

Выбор признака классификации определяется теми задачами, целями, которые преследуются при систематизации соответствующих явлений. Вне этих целей и задач познания явлений и использования добытых наукой результатов в практике классификация сама по себе лишена   какого-либо смысла.