книги2 / 17

Дж. Рердан обоснованно считает, что интеллектуальная собственность,

защита данных, сетевой нейтралитет, инфраструктура спектра услуг и законо-

дательство в области конкуренции — это области, которые изучаются полити-

ками и законодателями, и предпочтение следует отдать соразмерности, опреде-

ляя меры ответственности11.

О проблемах конфиденциальности пишет и эксперт в области сетевой без-

опасности Х. Абельсон в статье «Ключи под ковриком: конец безопасности вследствие предоставления Правительству доступа к данным коммуникациям»,

опубликованной в Оксфорде. Автор статьи утверждает, что вред, который нанесет предоставление исключительного права доступа к информации право-

охранительным органам, будет очень серьезный. Помимо ожидаемых техниче-

ских уязвимостей будет возрастать количество сложностей, связанных с общим регулированием, и нет гарантий, что сохранятся принципы уважения прав че-

ловека и верховенства закона12.

Таким образом, риск распространения конфиденциальных данных весьма велик. Западные исследователи обращают внимание на то, что проблема обес-

печения конфиденциальности находится в постоянном развитии.

Бывший старший аналитик Бюро Конгресса по анализу технологий, а ныне профессор университета Дж. Мейсона (George Mason University) П. Риган в ста-

тье «Возрождение института государственного попечения и его применение в политике конфиденциальности информации» делает вывод, что политические события 1980–1990-х гг. определили траекторию направления политики конфи-

денциальности: доминирование индивидуализма в сфере защиты данных, отказ от ее прямого регулирования со стороны Правительства с целью не допустить торможения развития технологий. Однако в XXI в. такая политика ставится под вопрос. Представление о том, что конфиденциальность — это не только субъ-

ективное право, но и объект общественного интереса, получило широкое рас-

пространение в политической, философской и юридической литературе. За по-

11Riordan J. The Liability of Internet Intermediaries. Oxford: Oxford univ. рress, 2016.

12Abelson H. Keys under doormats: Mandating insecurity by requiring government access to all data and communications // Journal of cybersecurity. Oxford, 2015. Vol. 1. P. 69–79.

21

следние несколько лет ценности персональных данных и их защиты начали пе-

реосмысливаться. Вопрос XXI столетия заключается в том, какой способ обес-

печения конфиденциальности информации является наилучшим из-за стреми-

тельного развития Интернета. Традиционное саморегулирование, сочетающееся с правительственным вмешательством, породило ряд вопросов и коллизий, ко-

торые требуют своего разрешения. Наиболее подходящим, по мнению автора,

представляется метод государственного попечения. П. Риган обоснованно по-

лагает, что процесс создания системы регулирования, в которой гармонично сочетались бы государственное участие и автономия физических и юридиче-

ских лиц, требует значительных исследований в этой области. Этот путь пред-

стоит пройти человечеству в XXI столетии13.

В данном случае четко прослеживается государственный подход к реше-

нию стоящих проблем.

Во многом созвучна этой позиции концепция публичной приватности,

о которой пишет директор проекта внутреннего наблюдения EPIC Дж. Скотт в статье «Социальные медиа и государственный надзор: концепция усовершен-

ствованной защиты неприкосновенности личной жизни в рамках нового обще-

ственного пространства».

Автор обращает внимание на то, что наше общество все больше и больше погружается в интернет-пространство, а Правительство все больше и больше контролирует общедоступные данные, размещаемые в социальных сетях. Бес-

спорно, столь высокий уровень государственного надзора подрывает права личности на свободу слова и компрометирует так называемую «демократию».

Массовый контроль и анализ общедоступной информации имеют далеко иду-

щие последствия для общества, особенную опасность они представляют для различных меньшинств и лиц с оппозиционными взглядами. По мнению автора,

необходимо разработать набор базовых правил как на федеральном, так и на местном уровнях, который позволит контролировать передовые техноло-

13 Regan M.P. Reviving the public trustee concept and applying it to information privacy policy //

Maryland law review. Maryland, 2017. Vol. 76, № 4. P. 1025–1043.

22

гии, используемые в правительственном надзоре. Более того, именно на феде-

ральном уровне требуется закрепить базовую защиту граждан от чрезмерного государственного мониторинга социальных сетей и других общедоступных данных14.

Некоторые исследователи ставят вопрос еще шире. Так, П. Бош (UniversitätPassau) в статье «Правовой режим конфиденциальности данных: междуна-

родный аспект» не без оснований полагает: для того чтобы обеспечить защиту данных в ситуации взаимодействия различных правовых культур и различного концептуального понимания конфиденциальности, необходимо международное правовое регулирование. Культурные различия, влияющие на сущностное по-

нимание определяемых в ходе исследования задач, диктуют необходимость разработки общего для всех понятия конфиденциальности15.

Сказанное во многом во многом совпадает с теми тенденциями, которые наблюдаются в мировой юриспруденции. Ученые многих стран давно обсуж-

дают возможность формирования такого юридического феномена как глобаль-

ное право.

Так, профессор Э. Сионгару, представляющий Центр правовых исследова-

ний Румынской академии наук, в статье «Наука права в контексте глобализа-

ции» проходит к выводу, что государство и право более не могут воплощать ценности десятиили двадцатилетней давности16.

Действительно, в мире происходят процессы, которые не вписываются в устоявшиеся стереотипы и понятия, и для их адекватного осмысления нужны новые подходы.

Один из возможных вариантов предложен профессором Эдинбургского университета Н. Уолкером в статье «Признаки глобального права». Он утвер-

14Scott J.D. Social media and government surveillance: The case for be er privacy protections for our newest public space // Journal of business & technology law. Baltimore, 2017. Vol. 12, № 2. P. 151–164.

15Boshe P. Data privacy law: An international perspective // Information and communications technology law. L., 2015. Vol. 24, № 1. P. 118–120.

16Ciongaru E. Science of law in context of globalization // EIRP (International conference on European integration) proceedings. Danubius, 2015. Vol. 10. P. 167–172.

23

ждает, что формируется новый вид права — глобальное право. Цель глобально-

го права — это установление международной юрисдикции17.

Такой подход характерен для многих исследований в современной зару-

бежной юриспруденции.

Из приведенных высказываний следует, что названные проблемы находят-

ся в поле постоянного внимания российских и зарубежных исследователей.

Какие же риски видятся автору настоящей статьи? Что вызывает наиболь-

шее беспокойство? К таким возможным рискам следует отнести:

Человеческий фактор. Информация на цифровых носителях не появляет-

ся сама по себе, она заносится туда человеком. При самых детальных инструк-

циях и жестком контроле сохраняется высокая вероятность занесения ошибоч-

ной информации. Опасность состоит в том, что в условиях цифровой реально-

сти эта ошибочная информация в кратчайший срок может быть продублирована на огромном, не поддающемся учету количестве других электронных носителях информации.

Риск состоит в том, что это, во-первых, невероятно затрудняет возмож-

ность и процедуру устранения начальной ошибки и, во-вторых, порождает вы-

сокую вероятность совершения ошибочных действий тех лиц, которые обрати-

лись к носителю ошибочной информации, принимая его за достоверный.

Кроме того, не исключена возможность сознательного внесения недосто-

верной информации.

Риски в правовой сфере. Информационная свобода — это неотъемлемый элемент демократизации общества. Однако в рамках этого процесса возникает целый комплект рисков правового характера.

Так, считается очень демократичным и прогрессивным размещать в сети Интернет проекты нормативно-правовых актов, которые находятся на рассмот-

рении правотворческих органов. Это позволяет заинтересованным организаци-

ям и гражданам знакомиться с этими проектами, в рамках установленных зако-

ном процедур участвовать в их обсуждении.

17 Walker N. Intimations of global law. Cambridge: Cambridge univ. press, 2015.

24

Однако пассивность большей части населения может привести к тому, что столь демократической процедурой могут воспользоваться недобросовестные участники этого процесса, так называемые «негативные субъекты» — органи-

зованное преступное сообщество, недобросовестные участники товарного рын-

ка и т.п.

Инициировав видимую активность обсуждения по важным для них вопро-

сам, они могут создать ложное впечатление о заинтересованности якобы боль-

шей населения в решении определенной проблемы определенным образом.

Плюс к этому лоббирование интересов этих «негативных субъектов». Все это может привести к искажению реальной картины.

И, наконец, самый большой риск, о котором в середине ХХ в. говорил Альберт Эйнштейн: «Я боюсь, что настанет тот день, когда технологии пре-

взойдут простое человеческое общение. И мы получим поколение идиотов».

1.2.Правовое развитие обществ в цифровую эпоху

Любой юрист, в какой бы сфере он ни работал, с удовлетворением отметит благотворную роль технического прогресса, существенно изменившую всю отечественную юриспруденцию с конца 1980-х гг. Адвокаты, следователи, пре-

подаватели права и ученые-правоведы оценили преимущества мобильной свя-

зи, электронной почты, интернет-ресурсов, персональных компьютеров, прин-

теров и т.д.

Люди больше не представляют свою повседневную жизнь без всех этих технических новинок, облегчающих труд, общение, отдых. И добровольно от-

казываться от таких благ современной цивилизации никто из современников не готов.

В 2019 г. активизировалась официальная деятельность по цифровизации общественных отношений.

25

Увы, за всеми техническими удобствами разного рода гаджетов скрывает-

ся крайне опасная для человечества тенденция — угроза тотального контроля над обществом.

Люди созданы свободными, и свобода каждого человека предполагает вы-

бор. Бог мог сделать людей запрограммированными на добро, однако Он этого не сделал. Промысел в данном случае заключается в том, чтобы человек сам от-

вечал за то, что он делает, не перекладывая ответственность за принимаемые решения с себя на кого-либо другого.

А в цифровую эпоху производится именно программирование людей в массовом, недобровольном порядке. Навязчивая реклама товаров, услуг и ге-

донистического образа жизни, вовлечение детей и юношества в виртуальное пространство сети Интернет с заменой реальной жизнедеятельности, поощре-

ние электронных расчетов, дистантное образование, электронный контроль за людьми и, наконец, прогнозируемая поголовная чипизация населения — все это признаки ограничения свободы людей.

Все, что имеет какой-либо этический элемент (от принципов права до со-

вести правоприменителя), вытравляется из мировой юриспруденции по моти-

вам неоднозначности содержания и заменяется технологизмами и автоматиза-

цией юридического процесса.

Организаторы большого Международного юридического форума в Санкт-

Петербурге в 2018 г. продемонстрировали ученому сообществу робота, кото-

рый-де приспособлен для отправления правосудия и вполне мог бы заменить самого квалифицированного судью. Авторы проекта при этом проигнорировали то обстоятельство, что любой робот заведомо проигрывает человеку в креатив-

ности. Но двойные стандарты в продвижении глобализации мира нас давно не удивляют.

О какой индивидуализации наказания и о милосердии в суде можно будет говорить, если юрисдикционное решение принимает машина? И не надо рас-

считывать на беспристрастность машин. Роботы будут ангажированы авторами тех программ, которые в них будут вложены. И если современные режимы уж

26

и судей научили быть политизированными и чутко улавливать политический заказ момента, то роботов тем более научат. Человек-то хотя бы может не при-

нять на свою душу греха и поступить принципиально честно, а робот на это способен. Он — лишь озвучка тех императивов, которыми располагает его про-

грамма. Представьте себе ситуацию, если бы Третий Рейх получило подобных роботов-судей. Какие бы сентенции о расовых законах они бы в них закачали?

А какое содержание судебных вердиктов окажется у роботов в Европейском суде по правам человека по делам против России?

Компьютерная программа для робота-правоприменителя может ничем не отличаться от компьютерных игр для детей и подростков, в которых ненависть,

жестокость, эгоизм, расчетливость получают полную легальность и юридиче-

скую поддержку.

Подобная цифровизация способна изменить биологию человека. Мы, юри-

сты, уже сейчас сталкиваемся с такими экземплярами, которым свойственна нравственная отмороженность, глухота к чужому страданию, стремление к злу ради самого зла. Получили распространение так называемые безмотивные пре-

ступления, когда объяснить допущенное насилие рационально не представляет-

ся возможным.

Не подходит использование роботов и для замены законодателей. Законо-

творчество — это не согласование существующих практик поведения в усред-

ненную норму. Мало ли какими бывают практики поведения. В некоторых странах общественная жизнь ставится в зависимость от сексуальных мень-

шинств, что приводит к ценностной дезориентации людей, пропаганде асоци-

альных моделей поведения. Законодательный процесс — это не достижение компромисса. Сторонники компромиссов в законотворчестве предлагают под-

ключить мощный компьютер к парламентским дебатам, чтобы определить ал-

горитм поиска компромисса. Законодательствование — есть творческий про-

цесс, имеющий целью создание благоприятных условий для жизни и развития социума. На основе компромисса парадигму совершенствования общества со-

здать невозможно.

27

Еще в 1978 г. В.Э. Краснянский в своей статье «Анализ права с позиций теории информации» отмечал: «Законодатель в процессе правотворчества не просто отражает разнообразие общественных отношений в их статическом и семантическом аспектах, но и оценивает его»18. Вот сильный аргумент против роботизации законодательного процесса. Этим же автором была высказана убе-

дительная мысль: «Основная идея семантической концепции правовой инфор-

мации заключается в возможности измерения предметного значения правовых норм, рассматриваемых как суждение. Содержание (значение) тесно связано с формой, оно кодируется (отображается) в формальных конструкциях. Отсюда делается вывод, что возможно измерить содержание через форму, хотя такое измерение будет неполным, так как фиксация форм не означает улавливания в ее пределах всего содержания»19. И, наконец, В.Э. Краснянский в 1970-е гг.

уже объяснил, почему обществу нельзя доверять роботам в отправлении право-

судия либо принятии закона. Читаем: «Вовсе не следует, что правовая инфор-

мация в каком-то скрытом виде уже присутствует в окружающей нас действи-

тельности, предшествует правовому регулированию, а общественные отноше-

ния становятся правовыми лишь в силу того, что они существуют и действуют.

Ведь даже экономические факты, чтобы получить санкцию в форме закона,

должны принимать форму юридического мотива, т.е. проходить через процесс оценки и целеполагания, обладать определенной ценностью для законодате-

ля»20. Неспособен робот делать оценку юридической ситуации, за него это сде-

лает обслуживающий машину программист, ангажированный в свою очередь кем-то из-за кулис.

Развитие новых цифровых технологий приводит к ситуации, когда задачи в сфере юриспруденции, экономики и управления реализуются машинами по заранее установленным алгоритмам. Все это сулит общественные изменения,

последствия которых заслуживают самой тщательной научной оценки.

18 Краснянский В.Э. Анализ права с позиций теории информации // Правоведение. 1978. № 1. С. 18.

19Там же. С. 17.

20Там же. С. 19.

28

Свнедрением на фабриках и заводах станков и конвейера уже в начале

ХХв. возникала проблема лишних людей. Уже тогда машины и программное обеспечение были дешевле, быстрее и надежнее человеческого труда. Работни-

ки болеют, уходят в декрет, совершают ошибки, испытывают депрессию. Со-

кращение числа рабочих мест в связи автоматизацией не останавливает успеш-

ного менеджера, руководителя либо собственника. В объявленную эпоху гло-

бальной цифровизации государства не прогнозируют, какое число людей ока-

жется высвобожденным с мест работы и окажутся безработными. А ведь у этой проблемы есть и криминологическая сторона — какой процент безработных пополнит ряды уголовников?

Побочным последствием цифровизации общества выступает комплексная дегуманизация общественных отношений. Такое впечатление, что государства ввязываются в цифровизацию, чтобы выглядеть перед закоперщиками глоба-

лизма «прогрессивно», а потом ума не приложат, как решить проблемы безра-

ботицы, роста преступности, бедности, массовых беспорядков и других и соци-

альных потрясений. Возникает подозрение, что необоснованно тотальная циф-

ровизация придумана для раскачивания суверенных национальных государств,

как дополнительный фактор их демонтажа.

Отношения в сфере государственного управления всегда были отношени-

ями между людьми, а могут стать отношениями человека и машины. Дело в ко-

нечном счете — в ликвидации человеческих отношений там, где они всегда су-

ществовали.

С появлением современных телефонов и прочих гаджетов возникла про-

блема разобщения людей — вопрос, приобретающий государственное значе-

ние. Как собрать разобщенное общество и общество ли оно теперь в его клас-

сическом смысле? Сможет ли атомизированное гражданское население проде-

монстрировать единство и общий дух в случае отражения военной агрессии?

Сплошная цифровизация общественных отношений породила соблазн для недобросовестных лиц, занятых новыми видами преступности (компьютерной преступности, внушения детям суицидальных настроений, мошенничества

29

с криптовалютой и др.). Государство призвано защитить человека от чрезмер-

ных рисков и прямого обмана, но участвуя в цифровизации общества, государ-

ство само создает среду для массового обмана.

Банки замучились уведомлять своих клиентов о все новых и новых спосо-

бах взлома банковских карт и электронных счетов. Это тоже расплата за циф-

ровизацию общества. Наше поколение помнит, как трудовые коллективы раз-

ных организаций сгоняли в бухгалтерии, где под страхом увольнения вынужда-

ли всех поголовно получать банковские карты. Каждое учреждение в соревно-

вательном духе отчитывалось за то, как быстро коллектив перешел на цифру вместо наличных денег. Теперь, когда банковские карты воруют и/или незакон-

но обналичивают злоумышленники, поднимается следующий вопрос — о вживлении микрочипа под кожу гражданина, откуда его персональные дан-

ные якобы украсть уже будет нельзя. Если и на это люди согласятся, можно бу-

дет фиксировать перемещение каждого лица в пространстве, с кем человек встречается, с кем общается, что покупает, что читает, что говорит — никакой тайны частной жизни и никакой личной неприкосновенности.

Юридическая наука тоже обеспокоена тем, что современные цифровые технологии способны тотально ограничивать свободу человека. Уже сейчас до-

ступ к банковским картам в целом ряде государств открывается в обмен на по-

литическую лояльность. Камеры слежения устанавливаются во всех государ-

ственных и муниципальных учреждениях, а также торговых центрах. Элек-

тронная почта, переписка в WatsАpр, фотографии в Instagram в той или иной мере доступны для разных заинтересованных лиц и организаций. С помощью гаджета можно наблюдать за человеком, собирать информацию о нем, эта ин-

формация нередко может храниться далеко за пределами страны пребывания.

Так через предоставление сетей для удобного и приятного общения была со-

здана система, способная управлять массами.

Парадоксально звучит мысль активного пользователя Интернета о свободе самовыражения. С помощью цифровых и сетевых инструментов современная цивилизация создала средства и способы тотального контроля за человеческой

30