Лицо тоталитаризма

все это, конечно, можно было выразить по-иному. В виде повествования об одной из современных революций или изложения одной точки зрения, да и, наконец, как исповедь одного революционера.

Не стоит, следовательно, удивляться, что в настоящих записках нашлось место всему понемногу. Получились они пусть и непрочным синтезом упомянутых элементов

— истории, личного мнения и мемуаров, что вполне сов­ падет с моими намерениями: в одной работе как можно полнее и одновременно как можно лаконичнее, используя различные подходы, обрисовать облик современного коммунизма. Исследовательская сторона при этом в чемто потеряла, но зато картина предстала более целостной и доходчивой.

Кроме того, мои личные обстоятельства столь зыбки, а от меня зависимы лишь постольку, поскольку я им не покорился, что я вынужден поспешить с описанием своих наблюдений и обобщений, хотя понимаю, что более де­ тальная проработка могла бы дополнить или, возможно, изменить некоторые выводы.

Понимая всю грандиозность столкновений в совре­ менном, мучительно меняющемся и воссоединяющемся мире, я далек от мысли ронять мудрые слова, а тем более выносить приговоры. Считаю, что сегодня такое не дано ни одному человеческому существу, ни одной стране. Да я и не претендую на знание мира вне того, коммунистиче­ ского, в котором имел счастье или несчастье прожить. И

коль уж говорил о сферах, выходящих за границы своей, так единственно чтобы эту свою изобразить еще рельеф­ нее, яснее.

От лежащей перед ним книги читателю не следует ожидать особых откровений. Все изложенное здесь сказа­ но уже в ином каком-то месте иными словами. Данная же книга, возможно, освежит цвета, запахи, атмосферу, а к этому вдруг да и высветит отдельную оригинальную мысль. Уже что-то. Даже немало. А лично моя заслуга тут единственно вот в чем: находясь в особой ситуации, я посвоему высказал то, что другие давно знают, чувствуют или, вполне возможно, тоже уже свойственным им спосо­ бом высказали.

В этих записках читателю не следует искать некую социальную или другую философию, даже там, где нельзя было избежать обобщений. Моим намерением бы­ ло с помощью обобщения создать портрет коммунистиче­ ского мира, а не философствовать на его счет.

Наиболее адекватным и самым близким сердцу спосо­ бом излагать мысли казалось,мне размышление. И тем не менее свобода настоящих записок QT загромождения ци­ татами, статистикой, событиями отнюдь не означает, что приведенные доводы не могут быть доказаны таким .пу­ тем* Свои наблюдения мне хотелось изложить рассуждая, приходя к логическим заключениям. Этому способствова­ ло желание упростить и сжать текст, что в конце концов соответствовало как моей собственной истории, так и при­ вычному стилю работы мысли.

Я, интеллигент, полностью прошел путь, который мо­ жет пройти коммунист в рядах своей партии. От низовых до высших ступенек ее иерархии, от местных и общена­ циональных до международных организаций, от создания истинной компартии, подготовки революции, участия в ней до строительства так называемого социалистического общества. Никто не вынуждал меня присоединяться к коммунизму или отходить от него. Я все решал сам, по своим убеждениям, свободно. Насколько, конечно, чело­ век в чем-то подобном может быть свободен. Не отно­ шусь к тем, кто разочаровался, хотя бывало и такое. Нет, я двигался поступательно и сознательно, слагая картину и приходя к выводам, изложенным в этой книге. Отдаля­ ясь от реалий современного коммунизма, я все более приближался к идее демократического социализма. В книге неминуемо должно было отразиться и мое само­

развитие, хотя это, конечно, не являлось и не является ее целью.

Критику коммунизма как идеи я считал излишней. Существуя в разных формах так же долго, как и сами людские содружества, идеи равенства и братства, на сло­ вах поддерживаемые и современным коммунизмом, не­ сут в себе вечную привлекательность для борцов за про­ гресс и свободу. Общечеловеческий магнетизм этих идеа­ лов делает их критику не просто реакционной и непри­ стойной, но также пустой и бессмысленной.

Не углублялся я и в детали критики коммунистических теорий, хотя считаю ее ныне делом нужным и полезным. Свое повествование я сосредоточил на обобщенном опи­ сании характера современного коммунизма, касаясь его теории только там, где этого невозможно было избежать.

Понятно, что в столь краткой работе трудно было изло­ жить все наблюдения и все выводы. Но все же от намере­ ния высказать главное я не отрекся. Уже поэтому не удалось избежать чрезмерного количества обобщений.

Итак, со своей стороны я высказал все необходимое

.перед началом разговора, возможно, несколько странно­ го для людей из иного — некоммунистического — мира, но столь понятного живущим в мире коммунистическом. Ни его отображение, ни мысли по его поводу не являются лично моей заслугой либо особенностью. Все рождено самим этим миром, в котором я живу и который подвер­ гаю критическому разбору. Чтб показать и как, я нашел в йем самом, не стесняясь признавать себя его продуктом, некогда одним из его созидателей, а теперь — критиков.

Непоследовательность здесь чисто внешняя. Как пре­ жде, так и теперь я борюсь за то, чтобы существующее менялось к лучшему. Пусть моя борьба не дала ожидае­ мых результатов: продолжая бороться, остаюсь верен са­ мому себе.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

1

Корни коммунистической доктрины, какой мы ее знаем сегодня, уходят глубоко в прошлое, хотя свою «действительную жизнь» она начала с развитием в Запад­ ной Европе современной промышленности.

Фундаментальные основы ее теории — первичность материи и всеобщая изменчивость — заимствованы у мы­ слителей непосредственно предшествовавшего периода. Но чем продолжительнее коммунизм существует, чем де­ лается сильнее, тем менее значимой оказывается при нем роль этих начал. Что и понятно: встав «у руля», он все активнее мерит остальной мир собственной меркой и все менее желает изменяться сам.

Диалектика, материализм, не зависящая от человече­ ской воли изменчивость мира — это краеугольные камни коммунизма, по Марксу, — старого, классического.

Коммунистические теоретики, включая Маркса и Эн­ гельса, не открыли ни одного из базовых начал своего учения. Таковые взяты «со стороны» и увязаны в систему с намерением, пусть и вопреки собственной воле, заложить фундамент нового осмысления мира.

Тезис о первичности материи унаследован от француз­ ских материалистов XVIII века. Несколько иначе его формулировали и другие мыслители: Демокрит в Древней Греции, например. Положение о всеобщей изменчивости как результате борьбы противоположностей — диалекти­ ка — заимствовано у Гегеля. Но и это, в ином изложении, известно с древних времен, еще от Гераклита.

Не углубляясь в несомненное отличие марксистского материализма и марксистской диалектики от предшество­ вавших им аналогичных теорий, необходимо указать на то, что, выдвигая тезис о всеобщей изменчивости, Гегель оставлял неизменяемыми верховные законы, так называе­ мую «абсолютную идею». Это был по-гегелевски выска­ занный общеизвестный тезис о неизменных и не завися­ щих от человеческой воли законах, которые в конечном счете управляют природой, обществом и человеком.

Хотя Маркс, а Энгельс особенно, всячески настаивали на тезисе о всеобщей изменчивости, одновременно он все же подчеркивал и то, что законы объективного, то есть материального мира — неизменны и в конечном счете независимы от человека. Маркс был уверен, что ему уда­ лось открыть основные законы, касающиеся жизни и дви­ жения общества, подобно Дарвину, как об этом говорил Энгельс, открывшему законы жизни живых существ.

Маркс, вне всякого сомнения, выявил определенные общественные закономерности, а особенно формы их проявления в эпоху раннего промышленного капита­ лизма.

рое он был не прочь сохранить? Он не мог да и, как профессор на королевской службе, права не имел сделать из своей философии прямые выводы, касающиеся судеб общества.

Маркс был уже не тот случай. Молодым еще человеком он и наблюдал революцию 1848 года. Он и мог, и должен был пойти до конца в выводах, вытекающих из гегелевских идей в преломлении к нуждам общества. Неужели же не сотрясала наяву целую Европу кровавая борьба противо­ положностей, устремленная к чему-то новому, возвышен­ ному? Прав, казалось, не только Гегель — такой, естест­ венно, какого «поставил на ноги» Маркс, но и в самих философских построениях нет больше ни смысла, ни по­ требности, поскольку наука С невиданной скоростью от­ крывала объективные, в том числе и общественные законы.

Методом научного исследования к тому времени был уже повсюду признан позитивизм Конта; в лучах сла­ вы купалась английская школа политэкономии (Смит, Рйкардо и - др.);* естественные науки буквально «Штампо­ вали» эпохальные законы; неудержимо рвалась вперед усиленная технологическими рекомендациями ученых промышленность, а сквозь страдания и первые битвы пролетариата все отчётливёё проступали «болячки» мо­ лодого капитализма. Царство науки, ё'ё воцарение даже над обществом мнилось очень близким, оставалось убрать с дороги «последний» барьер на путй к счастью и свободе людей — капиталистическую форму собствен­ ности.

Все «созрело» для великого вывода. Чтобы сделать его, Маркс обладал и необходимым мужёством, и глубиной мысли. Да и социальные силы, на которые он мог бы опереться, стояли рядом.

Маркс был ученым и идеологом. Как ученому ему принадлежат многие важные открытия, особенно в социо­ логии. Гораздо большего добился он как идеолог: Маркс идейно вооружил мощнейшие и наиболее значительные движения современности — сначала в Европе, а ныне и в Азии.

Именно Маркс-ученый, понимая тщетность такой за­ теи, был далек от побуждения создать некую всеохватную философскую и идеологическую систему. «C'est qu'il у a de certain, c'est que moi, je ne suis pas marxiste» («Одно совер­ шенно определенно — то, что я не марксист». — Прим.

пер.) — это его собственные слова. Ярко выраженная научность Маркса была основным его преимуществом перед всеми «социалистическими» предшественниками — Оуэном, Фурье и др. Отсутствие же намерения увеко­ вечить свою философскую систему, приписав ей идео­ логическую универсальность, является еще большим преимуществом Маркса перед всеми его учениками, быв­ шими в лучшем случае идеологами и лишь с немалой натяжкой — учеными (Плеханов, Лабриола, Ленин, Каут­ ский, Сталин и т.д.). Систематизация написанного Марк­ сом, превращение марксизма в строгую конструкцию бы­ ли подлинной их страстью: тем более горячей, чем мень­ ше кто-то из них понимал философию или интересовался ею. Мало того. Со временем наследники Маркса умение его воспринимать и излагать стали исключительно как замкнутое и всесильное мировоззрение, а себя лично выставляли продолжателями дела Маркса, осуществив­ шими уже в общих чертах на практике все его замыслы. Наука все больше уступала место пропаганде. Это давало пропаганде возможность все чаще рядиться в личину науки.

Дитя своего времени, Маркс отказался признавать фи­ лософию, как таковую. Ближайший его друг Энгельс вос­ клицал, что с развитием науки время философии кончи­ лось. И это не было оригинальничанием. Так называемая научная философия, а особенно с распространением по­ зитивизма Конта и материализма Фейербаха, сделалась общей модой.

Довольно легко, таким образом, понять, почему Маркс отрицательно относился к необходимости и даже самой возможности любой полезной философии. Но вот почему его последователи так старались свести тезисы Маркса в единую всеохватную систему, создать из них новую и, конечно же, единственно верную философию, понять уже несколько труднее. Отвергая всякую философию, они, на деле, «творили» собственную догму — «архинаучную» и «единственно научную», как водится. Представляя в пе­ риод массового увлечения наукой, властно вторгавшейся в производство и повседневную жизнь, слои, уже в силу своего общественного положения не воспринимавшие ни­ каких официальных концепций, они оставляли себе только одну возможность — быть материалистами, «единствен­ ными» представителями «единственно» научных взглядов и методов их воплощения.

Если Маркс «заряжался» прежде всего «научной атмо­ сферой» времени — плюс личная увлеченность революционера-ученого, мечтавшего дать движению ра­ бочих мало-мальски стройное теоретическое обоснова­ ние, — то его ученики, превращая взгляды Маркса в дог­ мы, руководствовались иными обстоятельствами и иными целями.

Не выскажи политические нужды рабочего движения в Европе столь острой потребности в новой идеологичес­ кой системе — особой закрытой философии, — теория, названная марксистской философией (диалектический материализм), забылась бы как нечто не слишком глубо-' кое и не очень оригинальное. И это даже вопреки неоспо­ римому факту, что работы Маркса по экономике и об­ ществоведению относятся к наиболее выдающимся науч­ ным и невероятно захватывающим литературным произ­ ведениям.

Не относительная научность, а прежде всего связь с конкретным широким движением и тем более опора на объективную достижимость общественных перемен со­ ставляли силу марксистской философии. Она объсняла и утверждала, что существующий мировой порядок будет изменен. Во-первых, потому, что так быть должно, что он сам рождает свою противоположность, своего могильщи­ ка. И, лишь во-вторых, потому, что эти перемены рабочий класс хочет и в состоянии осуществить"'Влияние такой философии должно было расти; внутри и вовне рабочего движения рождалась иллюзия ее пусть бы и только «мето­ дологической», но всесильности. А вот там, где подходя­ щих условий не было, хотя наличествовали и развитый рабочий класс, и рабочее движение (Великобритания, США), резонанс и влияние этой философии практически не ощущались.

Ограничившись в основном гегельянскими и материа­ листическими тезисами, марксистская философия как наука большого значения не приобрела. Эпохально ее значение в качестве идеологии новых, угнетенных классов, но особенно политических движений. Сначала в Европе она обозначила идеологию и политическое движение, а затем в России и Азии — политическое движение и об­ щественную систему.

Маркс предполагал, что смена капиталистического об­ щества произойдет в результате революционной дуэли двух классов, которые он выделял особо, — буржуазии и пролетариата. Такой исход представлялся ему тем более вероятным, что при капитализме его времени нищета и богатство в одинаковых пропорциях наращивались на крайних полюсах общества, потрясаемого каждый десяток лет циклическими кризисами экономики.

Учение Маркса в конечном итоге было продуктом про­ мышленной революции, борьбы промышленного проле­ тариата. Не случайно сопутствовавшие буму в индустрии ужасающая нищета и скотское существование масс, кото­ рые с болью в душе наблюдал Маркс, столь пронзительно и обширно описываются в его важнейшем труде — «Капи­ тале». Череда кризисов, характерная для капитализма XIX века, обнищание и резкий количественный рост населения приводили Маркса к обоснованному выводу, что единст­ венный выход — революция. Но он все же не считал революцию неизбежностью для всех стран, а особенно для тех, где в обществе демократические институты при­ обрели уже статус традиции. Однажды он указал на такие страны — Голландию, Великобританию и США. И все же в целом о взглядах Маркса можно сказать, что их сущест­ венной особенностью'было учение о неотвратимости ре­ волюции. Он верил в революцию, звал к ней, он был революционером.

Революционные тезисы Маркса, условные и отнюдь не для всех обязательные, Ленин возвел в принципы — абсо­ лютные и универсальные. В «Детской болезни «левизны» в коммунизме», своем, возможно, наименее догматичном труде, он «далее развил», другими словами, — изменил тезис Маркса даже в отношении вышеупомянутых стран. Утверждал, в частности, что сказанное Марксом к Вели­ кобритании больше не относится, так как она за время войны (первой мировой) стала милитаристской силой, а посему у британского рабочего класса помимо револю­ ции выбора нет. Ошибка Ленина состояла не только в том, даже менее всего в этом, что он не распознал в «британ­ ском милитаризме» явления преходящего, вызванного войной. Настоящая ошибка была в неверном предвидении дальнейшего развития и Великобритании, и других запад­ ных стран, пошедших, как известно, по пути демократии и

экономического прогресса. Не понял Ленин и природы английского рабочего движения — тред-юнионизма, переоценив, с одной стороны, значение собственных, то есть принадлежащих Марксу, «единственно научных» идей и, с другой стороны, не уделив достаточного внима­ ния объективным возможностям рабочего класса разви­ тых стран, его роли в обществе. Уже он, Ленин, не призна­ ваясь в этом открыто, начал тем не менее провозглашать универсальйыми собственные теории и российский рево­ люционный опыт.

По Марксу выходит, а именно так он и считал, что прежде всего революция произойдет в развитых капита­ листических странах. Результат революции — новое со^ циалистическое общество, к которому после нее требова­ лось прийти, — он видел в достижении новой степени свободы, более высокой, чем при так называемом либе­ ральном капитализме. Что вполне понятно: отрицая этот «сорт» капитализма, Маркс одновременно сам был про­ дуктом той же либерально-капиталистической эпохи.

Находясь на идентичных с Марксом позициях в том, что капитализм должен быть заменен не только более высокой социально-экономической формой — социализ­ мом, но и более высокой формой человеческой свободы, социал-демократы имели право считать себя его наслед­ никами. Во всяком случае, прав на это у них было ничуть не меньше, нежели у коммунистов, которые также ссыла­ лись на Маркса, утверждая, что смена капитализма воз­ можна исключительно революционным путем. На деле правота наследников Маркса, тех и других, социалдемократов и коммунистов, была при ссылках на него всегда лишь частичной. Марксом они прикрывали собст­ венную практику, рожденную в иной, изменившейся уже действительности.

При ссылках там и там на идеи Маркса, с опорой на них, развитие социал-демократического и коммунистиче­ ского движений тем не менее реально шло в различных направлениях. Там, где политический и экономический прогресс сковывался, другими словами, — там, где объек­ тивно роль рабочего класса в обществе была слаба, росла и потребность в систематизации и догматизации учения Маркса. Даже вот как: чем менее подготовленными к промышленному подъему оказывались где-то (в России, затем в Китае, например) экономические силы и общест­ венные отношения, с тем большей решительностью и