Arseniy_Kumankov_-_Sovremennye_klassiki_teorii_spravedlivoy_voyny_-_2019

М. Уолцер как основоположник современной теории справедливой войны

и несправедливых войн», ― это случай гуманитарной интервенции. Гуманитарная интервенция может быть рассмотрена как один из специфических случаев упреждающего удара. Как правило, она начинается в ответ на уже происходящие акты насилия, но в ходе гуманитарной интервенции упреждается крайняя степень реализации этого насилия. Внешние вооружённые силы могут вмешаться в конфликт внутри отдельной страны с целью защиты населения. Если речь идёт о массовом насилии, терроре по отношению к гражданскому населению, допустимо вторгаться в государство с целью прекращения произвола правительства. Как пишет Уолцер, «прежде чем оказать поддержку, нам не стоит дожидаться, пройдут ли они [люди, которых убивают] тест на самопомощь. Именно невозможность этой самопомощи и заставляет нас вступать в дело»30. Массовым убийствам население далеко не всегда может противопоставить хоть что-то, поэтому недопустимо, чтобы соседние страны и мировое сообщество держались в стороне.

Резюмируя вышесказанное, отметим, что прочтение Уолцером принципа правого дела сводится к следующему. Справедливым основанием для применения военной силы признаётся самооборона, а также ещё четыре случая:

-упреждающий удар;

-помощь в борьбе за национальное освобождение;

-контринтервенция;

-гуманитарная интервенция.

Стоит указать на ещё один принципиальный для Уолцер момент, связанный с идеей смены власти как справедливой причине войны. Тема смены режима в качестве легальной цели войны получила развитие во многих работах Уолцера. В «Справедливых и несправедливых войнах» сделан относительно мягкий вывод по этому вопросу ― Уолцер замечает, что помимо смены режима конфликт должен решать и иные задачи, более однозначные и важные в моральном отношении. Сама по себе

30 Ibid. P. 106.

110

Глава 2

смена власти не может считаться обоснованной причиной войны. Только при столкновении с режимами, подобными нацистскому, мы можем требовать безоговорочной капитуляции и смены правительства31. Основная задача войны ― оберегание права, которым, однако, обладают все государства, в том числе и агрессоры. Ущемление прав, безоговорочная капитуляция, политическое расчленение и лишение самого права на существование нации не может быть допустимым итогом конфликта, поскольку цели войны всегда должны быть ограниченными. Справедливость таких радикальных мер возможна в исключительных случаях, когда речь идёт, например, о столкновении с жестоким агрессивным режимом подобным гитлеровскому.

В статье 2006 г. «Смена режима и справедливая война»32, опубликованной в редактируемом самим Уолцером журнале «Dissent», вновь ставится вопрос о правомочности смены режима как веского основания начала войны. Уолцер рассматривает эту проблему на примере войны в Ираке. Политический режим Ирака на момент начала кампании в 2003 г. не характеризовался той степенью агрессивности, которая позволила бы говорить о необходимости нанесения упреждающего удара или начала гуманитарной интервенции. Администрация президента Дж. Буша привела немало веских причин для оправдания начавшейся войны33, но конечная цель состояла именно в желании сместить режим Баас.

Уолцер не принимает подобное расширение принципа правого дела. Преступный режим и режим, который может стать таковым в будущем, не одно и то же, и, следовательно, необходимы различные политические практики

31 Уникальность Второй мировой войны и борьбы с нацистским режимом подробно рассматривается в Walzer M. World War II: Why Was This War Different? // Philosophy and Public Affairs. 1971. No. 1. Pp. 3–21.

32Уолцер М. Смена режима и справедливая война.

33О множественности причин как справедливом основании войны см.

Fotion N. War and ethics: a new just war theory. New York: Continuum, 2007. pp. 73-74.

111

М. Уолцер как основоположник современной теории справедливой войны

для борьбы с ними. Агрессивный режим рано или поздно создаст легитимное основание для военной атаки, но в отношении государства, которое остаётся потенциальным агрессором, Уолцер предлагает проводить политику сдерживания посредством экономических и политических санкций. Такая программа сложно реализуема, но наиболее эффективна. Уолцер приходит к выводу, что свержение политического руководства противника нельзя признать справедливой причиной войны, а смена режима оправдана только как последствие ведения справедливой войны34. Вопрос о смене власти как справедливом основании начала войны крайне сложен, поскольку силы международного сообщества и местные политические силы должны будут не только сместить опасный режим, но и обеспечить функционирование послевоенной политической системы и обеспечить формирование нового правительства ― мирного и демократического.

Описанные выше нравственные правила позволяют получить представление об интерпретации Уолцером комплекса jus ad bellum. Применение этих предписаний, согласно логике теории справедливой войны, должно минимизировать распространение агрессивных войн, поскольку мировое сообщество будет решительно осуждать и наказывать нарушителей этих принципов. В этом проявляет себя пацифистская составляющая теории справедливой войны. Но Уолцер, осуждая войну, хотя и не запрещая её абсолютным образом, вынужден предложить свой вариант правил, регулирующих ведение боевых действий.

Принципы jus in bello

Согласно традиции эти принципы носят название jus in bello. Предполагается, что наряду с ограничениями в целях и причинах, легитимирующих войну, должны существовать и ограничения средств ведения войны. Для Уолцера принципиальной оказывается независимость jus

34 Уолцер М. Смена режима и справедливая война. С. 32.

112

Глава 2

in bello от принципов jus ad bellum. Это означает, что война, которая начата справедливо, может превратиться в несправедливую, если армия будет последовательно нарушать принципы in bello. С другой стороны, Уолцер считает возможной ситуацию, когда государство, развязавшее несправедливую войну, ведёт её сдержанно и гуманно. Исполнение норм jus in bello зависит от особенностей психологии солдат, их нравственного и правового воспитания. Человек на войне может действовать справедливо или несправедливо, и то, как он себя поведёт в бою, не зависит (или не всегда зависит) от справедливости войны в целом.

Если справедливой причиной войны, по мнению Уолцера, может обладать в лучшем случае только одна сторона, то вести войну справедливо способен каждый из противников. Мы уже упоминали идею морального равенства солдат: «нравственный статус солдат каждой из сторон очень близок: они участвуют в войне в силу своей преданности собственному государству и из-за подчинения закону... они не преступники, они воспринимают противника как нравственно равного себе»35. Это равенство проявляет себя в том числе и в стремлении в бою действовать, согласуясь с определёнными нормам. Ограничивая себя в соответствии с принципами jus in bello, солдат всегда сохраняет свой статус солдата, вне зависимости от того, принимает ли он участие в справедливой или несправедливой войне. Но если его действия выходят за рамки допустимого и необходимого, он превращается в убийцу и преступника: «мы называем их убийцами только тогда, когда они атакуют нонкомбатантов, невинных людей, раненных или безоружных»36.

Какими же правилами должен руководствоваться солдат на поле боя? Что считать допустимым средством ведения войны? Уолцер выделяет два принципа jus in bello. Первый устанавливает, когда и как дозволяется убивать

35Walzer M. Just and Unjust Wars. P. 127.

36Ibid. P. 128.

113

М. Уолцер как основоположник современной теории справедливой войны

противника. Традиционно этот принцип jus in bello называется принципом пропорциональности.

Идею пропорциональности Уолцер берёт у одного из основополагающих авторов британского утилитаризма Г. Сиджвика. В работе «Элементы политики» Сиджвик вводит принцип пропорциональности следующим образом: «участник конфликта может причинить своему противнику такую степень вреда, которая будет достаточной для того, чтобы оказать значительное влияние на последнего и заставить его подчиниться; но стоит также ожидать, что участник конфликта воздержится от вредоносных действий, которые не способствуют достижению поставленных задач, особенно в сравнении с объёмом причинённого зла»37. Уолцер вслед за Сиджвиком рассуждает о недопустимости чрезмерной степени причинения вреда. Для определения чрезмерного насилия Уолцер предлагает использовать два критерия. Во-первых, военная необходимость проведения каждой операции должна быть заранее оценена. Во-вторых, каждый человек должен понять степень ответственности за те разрушения и страдания, которые он причиняет. В итоге, объём материального и морального вреда, наносимый военной операцией, должен оказаться ниже, нежели полученные в ходе её проведения успехи.

Хотя значение этого принципа велико, по мнению Уолцера, есть ещё одно принципиальное положение, позволяющее сделать практику ведения войны более гуманной. Так, если мы запретим в соответствии с идеей пропорциональности разрывные пули или кассетные бомбы, это будет способствовать уменьшению страдания людей во время войны, однако не повлияет на наше восприятие природы войны и в особенности на определение её морального измерения. Как замечает Уолцер: «следует отдать должное каждому правилу, которое ограничивает интенсивность и длительность битвы или страдание сол-

37 Sidgwick H. The Elements of Politics. New York: Cosimo. 2005. P. 254.

114

Глава 2

дат, но ни одно из этих ограничений не кажется определяющим для нравственного понимания войны»38.

Принцип пропорциональности Сиджвика необходим Уолцеру для определения границы между допустимым и чрезмерным насилием, но сам по себе он не даёт полного нравственного ограничения способов ведения войны. Одним из важнейших концептов системы jus in bello Уолцера является понятие военная конвенция (the war convention) ― традиция или обычай ведения войны. Под военной конвенцией Уолцер понимает «набор чётко сформулированных норм, обычаев, профессиональных кодов, правовых предписаний, религиозных и философских принципов и взаимных договорённостей, формирующих»39 наше представление о способе ведения войны.

Военная конвенция — это «исходный материал»40, из которого конструируется дискурс войны. Планируя проведение операции, военнослужащие обязаны принимать во внимание не только возможные выгоды и потери, но и положения воинских кодексов, устоявшиеся моральные нормы и военные традиции. Утилитаризм совмещается в этом случае со своеобразным гуманизмом, с уважением к правам, которыми обладает противник. Сама невозможность действовать вне культурных кодов подсказывает военным нормы должного поведения на поле боя. Огромный разрушительный потенциал современной техники и средств уничтожения заставляет нас отказаться от применения всех доступных способов достижения поставленной боевой задачи. Тотальное истребление противника оказывается неприемлемым, в том числе, и по нравственным причинам. Помимо непосредственной выгоды и достижения политических побед война обладает и другими измерениями успешности, которые позволяют сдержать столкновение и избежать абсолютизации вражды и войны.

38Walzer M. Just and Unjust Wars. P. 42.

39Ibid. P. 44.

40Orend B. Michael Walzer on War and Justice. Cardiff: University of Wales Press. 2000. P. 86.

115

М. Уолцер как основоположник современной теории справедливой войны

М. Уолцер выступает против исключительно утилитаристского прочтения войны. Неверно понятый утилитаризм, во всяком случае, утилитаризм действия, может заставить нас поверить в возможность отказа от нравственных правил ведения борьбы во имя достижения победы. Буквальное применение утилитаризма даёт нам методику наиболее простого и наименее затратного достижения победы, но ничего не говорит о должном обращении с противником. Как замечает сам Уолцер, «он [утилитаризм] с большей долей вероятности укажет нам на то, что правила войны должны быть нарушены в том или ином случае, чем объяснит содержание этих правил»41. Именно поэтому помимо принципа, ограничивающего степень насилия, необходимого для достижения непосредственной военной цели, правила ведения войны должны содержать и принцип, запрещающий нападение на определённые категории людей, находящихся на стороне противника.

Правила, разъясняющие понятие врага и позволяющие определить приемлемые военные цели (фактически, отвечающие на вопрос, кого можно убивать, не совершая морального преступления), оказываются более значимыми, нежели принцип пропорциональности. Набор этих правил сводится в принцип различения или дискримина-

ции (discrimination principle). Участниками военного столкновения могут быть обученные и подготовленные к этому люди, но никак не мирное население, на которое недопустимо нападать или каким-то образом использовать, даже если на карту поставлена возможность достижения существенных военных выгод. Победа «любой ценой», возможно, хороша для реализма, но не имеет ничего общего с мышлением о войне в категориях морали и права. Война должна быть столкновением комбатантов, из неё исключаются нонкомбатанты, атаку на которых нельзя считать легитимной. Об этом, по мнению, Уолцера говорят любые традиции войны, принимающие во внимание

41 Walzer M. Just and Unjust Wars. P. 131.

116

Глава 2

идею прав человека. Необходимость однозначным образом определять легитимные и нелегитимные цели, и запрет на нападение на нонкомбатантов оказывается, согласно Уолцеру, наиболее принципиальным моментом всей концепции jus in bello.

Выделение среди граждан противника группы, которая получает иммунитет от военного нападения, не означает, что на убийство и, следовательно, на войну накладывается абсолютный запрет. Нападение на солдат противника не будет считаться нравственно несправедливым и никоим образом не будет нарушать иммунитет нонкомбатантов. Как замечает Уолцер, всё наше представление о традиции войны строится на том, что «на солдат можно нападать в любое время»42. Это первое основополагающее положение любой военной кнвенции. Даже если солдат был призван на военную службу против собственного желания, то есть, имеет место насильственность в его отношении со стороны собственного государства, он обучается и получает необходимое снаряжение для того, чтобы вести бой, и сам становится источником насилия. Угроза, исходящая от вооружённого солдата, приводит к тому, что человек теряет право на неприкосновенность и безопасность, в то время как гражданское население, нонкомбатанты, всегда обладают таким правом и не лишаются его даже во время войны, поскольку не делают ничего агрессивного, не занимают «угрожающую позицию». Хотя и существует ряд пограничных категорий граждан, к примеру, специалисты, выполняющие работы для нужд армии, принцип неприкосновенности нонкомбатантов кажется Уолцеру очевидным и универсальным.

Однако, как замечает М. Уолцер, несмотря на кажущуюся естественность и простоту запрета на причинение вреда мирному населению, нонкомбатанты нередко оказываются под ударом, причём целенаправленным. Подобное нападение на гражданское население следует признать военным преступлением. Но в некоторых случаях

42 Ibid. P. 138.

117

М. Уолцер как основоположник современной теории справедливой войны

нарушение принципа различения оказывается вынужденным и даже оправданным. М. Уолцер называет эту теоретическую установку «доктриной двойного эффекта», подразумевая, что нонкомбатанты подвергаются и, в принципе, могут быть подвержены непрямым атакам. По мнению американского философа, если военная операция или акция прошла верификацию на справедливость (хотя сам критерий справедливости остаётся размытым), то вследствие действия двойного эффекта убийство нонкомбатантов также может стать оправданным. Верификация на справедливость состоит в данном случае в следующем. Во-первых, необходимо быть уверенным, что военная операция обязательно победой. Только успех может обосновать косвенную атаку на мирное население. Далее, непосредственные результаты атаки должны быть справедливыми, к примеру, таким может считаться разрушение завода по производству военного снаряжения или армейского склада. В-третьих, акция должна проводиться в соответствии с принципом справедливых и добрых намерений. Такая атака может быть нацелена на разрушение системы снабжения армии. Но нельзя считать справедливой стремление перерезать путь поставок жизненно необходимых средств гражданским лицам в надежде, что это настроит их против собственного правительства или армии. И наконец, удар должен быть пропорциональным ― ущерб, нанесённый непрямым ударом по нонкомбатантам, не должен превышать выгод, которые получает атакующий43.

Однако Уолцер указывает и на то, что в такой формулировке доктрина двойного эффекта зачастую подвергается критике, поскольку может быть поднят вопрос, в чём вообще заключается разница между прямым и непрямым убийством нонкомбатантов. В этой связи Уолцер предлагает доработать доктрину двойного эффекта, дабы сделать её более приемлемой для современных либеральнодемократических обществ. Недостаточно просто стараться

43 Ibid. P. 153.

118

Глава 2

избегать нанесения вреда нонкомбатантам. Чтобы считаться справедливой и законной, акция, в ходе которой пострадает мирное население, должна не только отвечать перечисленным выше критериям, но и проводиться в соответствии с ещё одним, пятым принципом: стремлением минимизировать потери со стороны нонкомбатантов. Атакующий в равной мере должен обладать справедливыми причинами для атаки и осознанным намерением всеми возможными способами сократить количество пострадавших среди гражданского населения противника. Это может привести к повышению степени риска для военных, однако, по мнению М. Уолцера, такова цена, которую необходимо заплатить за атаку на мирное население.

Однако обеспечение неприкосновенности гражданских лиц в условиях современного конфликта, когда осложняется возможность однозначного различения комбатантов и нонкомбатантов, становится непростой или даже невыполнимой задачей. Так, партизанская война ведётся лицами, которые используют статус нонкомбатантов

вкачестве прикрытия, поэтому противникам партизан приходится прилагать дополнительные усилия для поиска среди нонкомбатантов своих истинных врагов, атака на которых будет считаться допустимой. Пожалуй, ещё более сложный случай ― война с терроризмом. Если партизаны и повстанцы иногда носят военную форму и знаки отличия, позволяющие определить их как комбатантов, террористы намеренно не делают этого, прячась среди гражданского населения.

Впринципе, отсутствие знаков различия и невозможность идентификации человека как члена воинского подразделения, Уолцер считает одним из основных препятствий на пути последовательного применения традиционных положений теории справедливой войны к конфликтам нового типа. Человек с оружием в руках, одетый

вгражданскую одежду, подрывает один из основных принципов всей военной этики, основанной на различении комбатанта и нонкомбатанта. Мы привыкли считать, что человек может быть либо солдатом, либо гражданским

119