Ivanov_N_A_Osmanskoe_zavoevanie_arabskikh_stran_1516-1574

ПР И С О Е Д И Н Е Н И Е С У Д А Н А

ИК Р А С Н О М О Р С К О Г О П О Б Е Р Е Ж Ь Я

АФ Р И К И

о

В глобальной стратегии мировых держав завоевание Йемена турками следует рассматривать как крупное поражение Португа­ лии. Обосновавшись в Южной Аравии, турки получили в свое распоряжение выгодный в военном отношении плацдарм, пред­ ставлявший серьезную угрозу для морских коммуникаций кресто­ носцев. К тому же, как показали события, это создавало вполне реальную опасность для португальских баз в Индии и на восточ­ ном побережье Африки. Чтобы восстановить равновесие, а точ­ нее — еще более укрепить свои позиции в бассейне Индийского океана, португальцы решили оживить свой давний союз с Эфио­ пией — этой таинственной страной пресвитера Иоанна, которая порождала у них столько надежд на рубеже X V —X V I вв.

Первые контакты между Эфиопией и Португалией были уста­ новлены еще в 1490 г. — за восемь лет до экспедиции Васко да Гамы, в период самой общей подготовки к «открытию» Индии. Эфиопия, находившаяся тогда под угрозой мусульманского завое­ вания, охотно приняла предложение о союзе, которое было сдела­ но ей Педру ди Ковильяу — первым португальцем, появившимся в этой стране. В 1509 г. для заключения союза в Лиссабон при­ было эфиопское посольство во главе с Матвеем (М атеосом) — армянским монахом и путешественником, который находился на службе у правительницы Эфиопии Елены (Ы лени) (см. [33, с. 2 4 8 ]).

Союз, заключенный в 1509 г., длительное время оставался на бумаге. И з-за дальности коммуникаций Португалия и Эфиопия с трудом поддерживали отношения. Лишь в 1520 г. Матвей вернул­ ся в Африку. Вместе с ним в Эфиопию прибыло ответное порту­ гальское посольство, во главе которого находился дон Родриго де

Лима. Он привез с собой партию мушкетов, надеясь увидеть сильную и воинственную армию легендарного повелителя христи­ анской Африки. Однако «первая встреча с абиссинцами, — пи­ шет Р.С.Уайтвэй, — была жестоким разочарованием для порту­ гальцев» [126, с. 191]. Она надолго погасила их пыл, развеяв в прах те радужные надежды, которые были порождены воображе­ нием и настоятельной необходимостью иметь союзника на Востоке.

Эфиопия в эти годы переживала один из самых критических периодов своей истории. В конце X V в. она лишилась выхода к морю. Некогда могущественная армия негуса с трудом сдерживала натиск мусульманских войск. Правители Эфиопии полагались уже не столько на силу своего оружия, сколько на неприступность эфиопских гор, на эту «естественную оборонную мощь своего го­ сударства» [3, с. 128]. Самое главное, правители утратили дове­ рие и привязанность народа. Трудящиеся массы Эфиопии, стра­ давшие от гнета церкви и светских феодалов, не хотели воевать за интересы опостылевшего им негуса. «Абиссинское крестьянст­ во, — пишет К.Н.Лукницкий, — в лучшем случае относилось равнодушно к приходу мусульман» [24, с. 381]. Многие эфиопы обращались в ислам, восставали против своих христианских прави­ телей и делали все возможное, чтобы ускорить победу мусульман­ ских гази.

Аналогичные настроения, судя по всему, преобладали также в христианских государствах Восточного Судана. Нубийская цер­ ковь, составлявшая одно целое с яковитской монофизитской цер­ ковью Эфиопии, находилась на грани полного развала. Еще в начале X IV в. прекратило существование христианское государст­ во Макурра (Макурия), столица которого находилась в Старой Донголе на правом берегу Нила. К 1484 г. относится последнее упоминание о христианах в Северной Нубии [56, с. 542]. В Ю ж ­ ной Нубии в это время продолжало еще существовать христиан­ ское государство Алва (Алодия), которое занимало междуречье Белого и Голубого Нила. В религиозном и политическом отноше­ ниях оно целиком зависело от поддержки Эфиопии. Раздираемое внутренними противоречиями государство Алва фактически распа­ лось на отдельные «капитанства», как их называли португальцы, и с трудом противостояло натиску мусульман, которые, как и в со­ седней Эфиопии, несомненно имели много сторонников среди ме­ стного населения.

язык и свои кастовые обычаи и довольно рано приняли ислам, во всяком случае, значительно раньше, чем основная масса кочевых беджа, исламизацию которых обычно относят к X IV в. [112,

с.64, 65, 70].

Вкачестве вассалов мамлюкских султанов эмиры Хадариба обес­ печивали с суши безопасность Суакина, являвшегося в начале X V I в. главным торговым и религиозно-политическим центром всего судан­ ского ислама. Основной опорой Хадариба были родовые вожди беджа и шейхи арабских кочевых племен, в частности джухайна и авлад кахиль [110, с. 21]. Ополчения этих племен составляли ос­ новной костяк вооруженных сил хадарибских эмиров. С их помо­ щью они осуществляли власть в бескрайних просторах Нубийской пустыни и Красноморских холмов, а также вели «священную вой­ ну» против христианских государств Северо-Восточной Африки, совершая походы в Нубию и Эфиопию. В начале X V I в. главным

объектом их экспансии стали северные районы Тигре [112,

с.135].

ВЦентральном Судане их союзниками по борьбе с христиан­ ством были арабские кочевые племена и вооруженные банды тем­ нокожих налетчиков, или «черных мавров», как их называли пор­ тугальцы. Н а рубеже X V —X V I вв. они образовали два самостоя­ тельных мусульманских государства, которые поддерживали между собой очень тесные отношения.

Одно из них было основано чистокровными бедуинами Д ж у­ хайна, находившимися на службе у хадарибских эмиров. Их вождь Абдаллах Джамма («Собиратель»), по мнению современных ис­ следователей, имел родственные связи с хадарибским «царем Вос­ тока», начал свою карьеру в районе Суакина, а затем был назна­ чен наместником Хадариба в долине Нила [110, с. 23; 56, с. 599]. Здесь он создал могущественную конфедерацию арабских кочевых племен и объединил под своей властью разрозненные бедуинские эмираты, существовавшие в излучине великой реки, «собрав» их в одно государство. В' конце X V в. оно взяло на себя основную тяжесть борьбы с Алвой, постепенно расширяя свои границы за счет Южной Нубии. В это время в районе слияния Белого и Голубого Нила уже существовали компактные группы оседлого арабского населения, находившиеся под властью Абдаллаха Джаммы, которому подчинялись также бедуины Централь­ ного Судана [89, с. 9].

Второе мусульманское государство было создано «черными маврами» — союзниками хадарибских эмиров и Абдаллаха Джаммы. Они вошли в историю под таинственным наименованием «фунг» (или «фундж»), происхождение и значение которого вы­ зывает многочисленные споры среди историков. Наиболее убеди­ тельным представляется мнение, высказанное отечественным ис­ следователем истории Судана С.Р.Смирновым. Он отмечает, что фунги были отдаленными потомками «мероитов (эфиопидных пле­ мен кушитов, смешавшихся с нубийцами)», которые в древности составляли «основное земледельческое население долины Нила», а впоследствии испытали на себе «влияние южных соседей — нило­ тов, а затем арабов» [36, с. 69]. С этим мнением полностью сов­ падает позиция английского историка Дж.Сполдинга. Он опреде­ ляет фунгов как «южнонубийский народ, родиной которого были земли по Белому Нилу ниже Великих болот» [110, с. 24]. По существу, этому не противоречит и точка зрения видных англий­ ских историков Судана У.Адамса и Дж.Траймингама. Они также полагают, что фунги были представителями автохтонного населе­ ния. Правда, они считают, что это было не этническое название, а «политический термин». Во всяком случае, утверждают У.Адамс и Дж.Траймингам, не было ни языка, ни племени «фунг» и «при отсутствии этнологических и лингвистических свидетельств все надежды на открытие их особого племенного происхождения обре­ чены на неудачу» [56, с. 600]. По их мнению, этот термин вооб­ ще лучше не связывать с какой-либо расой или культурой*. Ско­ рее всего он означал, как полагает Дж.Траймингам, «небольшое господствующее меньшинство с некочевым прошлым» [124, с. 85] или же, как пишет У .Адамс, «наследственную правящую касту, подчинившую себе группу туземных неарабских племен по верх­ нему течению Голубого Нила» [56, с. 600]. В этом качестве фунги были, как отмечает Дж.Траймингам, неразрывно связаны с туземными жителями Гезиры, которых они называли «хамадж» [124, с. 85]. В свою очередь, «хамадж», являвшиеся главными по­ следователями фунгов, были, как логично предполагает У.Адамс,

* Другие точки зрения сводятся в основном к тому, чтобы рассматривать фунгов как пришельцев-эавоевателей. Джеймс Брюс, побывавший в Судане в 1772 г., первым заявил, что фунги происходили из нилотского племени шиллуков. А .Аркелл вывел их из Дарфура; Чэйтавэй, Налдер и Кроуфут — из абиссин­ ских предгорий. Компромиссную позицию заняла Е .А .Б иргауз [6, с. 6 —8].

«бывшими нелояльными подданными Алвы» [56, с. 600]. Как бы то ни было, в начале X V I в. фунги предстали перед первыми европейскими путешественниками как мусульмане, которые гово­ рили по-арабски и даже претендовали на происхождение от Омейядов, хотя в их внешнем облике не было и следа арабской крови, а в их ближайшем окружении еще в течение длительного времени

В свете всего сказанного можно считать, что фунги, или «чер­ ные мавры», были выходцами из коренного населения Южной Нубии (древнего М ероэ), которые составляли верхушку мусуль­ манского повстанческого движения, направленного против яковитской церкви и христианских феодалов Алвы. Самостоятельно или совместно с беджа-арабскими отрядами хадарибских военачальни­ ков они совершали налеты на южнонубийские замки и города, поджигали христианские селения, разрушали церкви и опустошали берега Белого и Голубого Нила. В ходе этой борьбы среди фунгских вождей выдвинулся некто Умара Дункас, который впоследст­ вии стал первым из черных султанов Сеннара. Вне всякого сомне­ ния, он был выходцем из коренного населения. О б этом, в част­ ности, свидетельствует арабское предание, которое отмечает, что Умара Дункас сначала был христианином и лишь потом, примкнув

кповстанческому движению, принял ислам [110, с. 31]. Окончательное падение Алвы, как отмечает У.Адамс, «прочная

суданская традиция» связывает с совместными нападениями ара­ бов и фунгов [56, с. 538]. При этом руководящую роль, по край­ ней мере на первом этапе борьбы, современные историки склон­ ны отводить арабам. Именно они помогли фунгам утвердиться в Гезире и основать здесь свое государство [112, с. 77]. В дальней­ шем, по мере увеличения численности и влияния темнокожих пов­ станцев, ведущая роль перешла к фунгам. О б их отношениях с арабами на заключительном этапе борьбы повествует так называе­ мая «Фунгская хроника» — сеннарская летопись X I X в., напи­ санная на основе устных преданий и не дошедших до нас пись­ менных источников. Она начинается с рассказа о том, как после взятия столицы Алвы Собы (близ нынешнего Хартума) Умара Дункас и Абдаллах Джамма заключили между собой договор, который следующим образом определил отношения в лагере му­ сульман:

«Известно, что правление Умары Дункаса началось с того, что он собрал вокруг себя людей, численность которых непрерывно возрастала, и он находился с ними в Джебель-Мойе, расположен­ ной к западу от Сеннара. Сюда к нему пришел Абдаллах Джамма из арабов кавасма, который был отцом шейха Аджиба альКафути, прародителя Авлад Аджиб. Фунги решили начать войну против царей Собы и Керри. В соответствии с этим Умара и А б ­ даллах Джамма выступили в поход со своими войсками, вели бои с царями Собы и Керри, разгромили их и убили. После этого они договорились, что Умара должен бьггь царем вместо царя Алвы, то есть Собы, так как он был сильнее, а Абдаллах Джамма дол­ жен быть вместо царя Керри. И он в соответствии с этим пошел

иосновал у Джебель-ар-Равйана на восточном берегу город Керри

исделал его местопребыванием трона своего царства. Умара же основал город Сеннар там, где до этого жила женщина по имени

Сеннар. Здесь он сделал столицу своего царства. Это было в 910 году хиджры (1504 г.). И продолжали быть Умара и Абдал­ лах подобны братьям, но Умара занимал более высокое положение, чем Абдаллах, если оба они находились в одном месте. Но когда они были в разных местах, то к Абдаллаху относились точно так же, как к Умаре» (цит. по [124, с. 74, примеч. 3; 56, с. 538]).

Таким образом, старшим правителем мусульман Центрального Судана был признан Умара Дункас — первый фунгский султан Сеннара (1504—1534). Его власть простиралась на всю Верхнюю и Ю жную Нубию от третьих нильских порогов до абиссинских предгорий. Однако под непосредственным управлением Умары Дункаса в соответствии с договором 1504 г. находились только земли по Белому и Голубому Нилу, или то, что турки называли «Фунгистан». Его границы в основном совпадали с территорией Южной Нубии (кроме ее северных районов), и таким образом новый мусульманский султанат стал как бы государством-преем­ ником средневековой христианской Алвы. Столица государства после разрушения Собы была перенесена на юг в Сеннар — в сердце Гезиры, являвшейся основным ядром фунгских владений.

Младшим правителем, или «вице-королем» мусульман Ц ен­ трального Судана, стал Абдаллах Джамма. По договору 1504 г. под его непосредственное управление переходила Верхняя Нубия, или, точнее, все земли от третьих нильских порогов до слияния Белого и Голубого Нила. В основном это была Байюда — терри­

тория, простиравшаяся в излучине Нила от Старой Донголы до шестых порогов. Таким образом, Абдаллах Джамма стал, по сути дела, преемником средневековых повелителей Макурры и даже унаследовал, согласно арабскому преданию, «украшенную драго­ ценными камнями корону нубийских царей» [56, с. 599]. Его столицей, как уже отмечалось, был избран г. Керри, который многие историки склонны идентифицировать с современным селе­ нием того же названия примерно в 70 км к северу от Хартума. Основной опорой Абдаллаха Джаммы по-прежнему являлись бе­ дуины из созданной им конфедерации арабских кочевых племен, которые с этого времени стали известны под общим наименовани­ ем «абдаллабы» — «потомство, дети Абдаллаха»*.

Однако отсутствие каких-либо дополнительных материалов, подтверждающих сообщение «Фунгской хроники» о договоре 1504 г., породило в английской историографии многочисленные конъектуры. Все они носят чисто умозрительный характер и в лучшем случае могут быть квалифицированы как проявления са­ мой безудержной гиперкритики. Основываясь на смутных истори­ ческих преданиях, не имеющих точной привязки во времени и относящихся скорее всего к более позднему периоду, ряд англий­ ских авторов решили по-иному подойти к проблеме арабо-фунг- ских отношений. Сообщение «Фунгской хроники» было объявлено фальшивкой, созданной позднее либо в интересах «абдаллабской пропаганды», пытавшейся якобы «скрыть и замаскировать период фунгской гегемонии» [110, с. 191, примеч. 60, 76], либо, наоборот, в интересах «государственной пропаганды» фунгских султанов, стремившихся «легитимизировать свою власть» [56, с. 538 —539].

Начало этим гиперкритическим искусам было положено в 1932 г. статьей «Происхождение фунгов» А А ркелла, который, по словам Дж.Траймингама, затеял настоящее судебное дело против «Фунгской хроники», поставив под сомнение ее ценность как ис­

лийских исследователей. Полностью отбросив суданскую историче­ скую традицию, которая, как уже отмечалось, связывала падение Алвы с совместными выступлениями арабов и фунгов, они решили

* Суффикс «аб », как разъясняет проф. У .Адамс, заимствован из языка беджа и означает «потомство такого-то» (см. [56, с. 762, примеч. 13]).

перевести отношения между этими двумя народностями в плос­ кость национально-расового конфликта. Согласно их концепции, не Умара Дункас, а абдаллабы сначала завоевали Алву, а затем столкнулись здесь с фунгами. Их вождь Умара Дункас то ли с запада, то ли с юга вторгся в Гезиру и «бросил вызов» [110, с. 24] войскам Абдаллаха Джаммы. В мифическом сражении при Арбаджи, которое в этом случае датируется тем же, 1504 г., фунги якобы разгромили армию абдаллабов, вырвали у них «плоды

А.Аркелл, арабы никогда не согласились бы «служить» в качестве вице-королей у черных султанов [58, с. 208]. Затем фунги, прав­ да, по не совсем ясным для нас причинам, решили приобщить к своей собственной истории подвиги разбитых ими абдаллабов и разработали версию «Фунгской хроники» [56, с. 538].

Самым слабым пунктом этой «конфронтационной» концепции является принятие ислама фунгами. Как это объяснить, если они действительно были непримиримыми противниками абдаллабов? Было бы куда логичнее, если бы они сохранили свою старую религию как своего рода «национальный символ» и «знамя сопротивления». Фунги же поступили наоборот. Более того, они всячески рекламировали свое происхождение от Омейядов и тем самым подчеркивали свое родство с арабами. Очевидная абсурдность ситуации побудила П .М .Х олта ввести в дело третий элемент и объяснить исламизацию фунгов политическими мотивами, выходящими за пределы арабо-фунгского конфликта, а именно «страхом перед турками». Но уже Дж.Сполдинг отметил, что это наименее правдоподобно [110, с. 32]. И в са­ мом деле, о каком страхе перед турками могла идти речь, если до 1517 г. фунги вообще не соприкасались с турками и, во всяком случае, не имели с ними никаких особых отношений. К тому же их разделяла могущественная империя мамлюков, враждебно относив­ шихся к туркам-османам и ревниво оберегавших свои сюзеренные права на Судан. Любопытно также, что П .М .Х олт не смог привес­ ти ни одной исторической параллели, которая свидетельствовала бы о самой возможности такой ситуации, когда потенциальная жертва предполагаемого агрессора спешила бы принять его религиозную и социально-политическую систему без всякого давления с его стороны.

Не более убедительными выглядят также экономические и лингвистические мотивы, на которые ссылается Дж.Сполдинг. Он